– Как ты их нашел?
– По следам свиной крови, – засмеялся Корыцкий. – Я говорил, а ты не слушал. Либо слушал, но не слышал самого главного. Такое количество крови невозможно спрятать. Но они об этом и не думали. Им и в голову не пришло, что кто-то может спросить про свиней, которых тогда массово скупали в близлежащих деревнях. Великие игроки, которые сейчас делают ставки на судьбы едва ли не целых народов, поскользнулись на свиной крови. Только это не доказательство для закона, Мирек.
– Закон может себе…
– Вот и я так подумал. Что тот мой знакомый тоже бы подумал, что закон может засунуть себе куда подальше свои доказательства. – Корыцкий подсунул Кутшебе сложенный листок бумаги. – У меня для тебя работа, Мирек. Тут данные парня из Гданьска. Было бы хорошо, чтобы о нем больше никто никогда не услышал.
– Ты повысил меня до палача?
– Парень, о котором я тебе говорил, тот мститель, знаешь, кончил жизнь в петле за убийство одного из вычисленной мной шестерки. Тебе идет косынка, кстати говоря. Ты в ней напоминаешь тех парней, которые не заглядывают дамам под юбки, но оно, может, и к лучшему. Тот парень в любом случае знал, что гниду нужно давить сразу, чтобы она не слишком выросла. И этот засранец из Гданьска именно такая гнида. И тоже не заглядывает дамам под юбки. Предпочитает маленьких девочек. Но знаешь, это большая шишка в Ганзе, ему всё сойдет с рук. Хотя… может и не все.
– А такое знание нельзя как-то получше использовать? Знаешь, шантаж, например… простые, старые, проверенные методы?
– Я уже говорил, что во мне сидит старый тупой мент?
– Так ты решил остаться святым.
– Скажу иначе: не только я. Сделай полезное и ты, Мирек, и знание снизойдет на тебя.
Глава 2
Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля
– Не верю, – Кутшеба в который раз покачал головой.
Они остановились на ночь, хотя Шулер настаивал на том, чтобы ехать дальше. Он уверял, что совсем не устал, и, очевидно, не лгал.
– Я не позволю тебе загнать лошадей, – осадил его Кутшеба. – Будь благоразумным!
Они хотели сесть подальше от остальных, но им не позволили.
– Мы и так всё знаем, – сказала Сара. – Яшек нам всё рассказал.
Покрасневший парень только кивнул. Он не смотрел Кутшебе в глаза и боялся подать голос.
– А этот откуда узнал? – изумился Шулер.
– Вероятно, через каких-то мух подслушал, – Кутшеба криво усмехнулся. – Они рассказали Яшеку, Яшек – друзьям.
– У вас, господин, прекрасная гусеничка на плече сидела, – пробубнил Яшек. – Когда я услышал, что вы о госпоже Ванде говорите, я попросил, чтоб она подслушала. Не ругайте меня. Я же пошел ее спасать. А ведь тогда я не знал, что она…
Он замолчал.
Крушигор развел чахлый костерок, на нем подогревалась еда из собранных припасов. Сара добавила специй по своему вкусу, и Кутшеба вынужден был признать, что в травах она разбиралась. Все ели в полной тишине, хотя Кутшебе казалось, что Яшек переговаривался с каким-то мотылем. Он надеялся, что тот расспрашивает его о ситуации на Диких Полях, но ему не хотелось сейчас теребить парня, напоминая о его обязанностях. По правде говоря, ему вообще не хотелось ни с кем разговаривать.
Он злился на Шулера, что тот снова позволил увлечь себя какой-то утопии. Откуда у бога такие идеалистические порывы? Или в нем до сих жили отголоски от молитв верующих, которые истосковались по милосердному богу из лаборатории, где его создали? А может, желание сделать этот мир лучше было побочным эффектом его знакомства с Кутшебой? Всякое бывало с этой магией.
– Дочь бестии и легенды, кем она может стать? – ответил ему Шулер тогда, на дороге. – Каждый из нас отдал ей часть себя. Когда мы нашли ее, в ней почти не было жизни. Ошметки ребенка, Мирек. Двухлетняя девочка, вся в крови, она едва дышала. Я шел тогда с паломниками, которые хотели поклониться Светлой Госпоже, и на нас напали черные из Могилан. Я убил их столько, сколько мог, остальных прогнал. А возле одного из трупов сидела девочка. Ее, вероятно, украли, может, чтобы съесть, может, чтобы сделать такой же, как они. Это были ошметки ребенка. Она почти не дышала, в глазах была пустота. Я думал, что она не выживет, но она выжила, и я принес ее к Ванде. «В ней есть жизнь, но нет души, – сказала она мне. – Если хочешь, чтобы она выжила, мы должны отдать ей часть своего духа. Но хорошо подумай, Шулер Судьбы, так как ни один из нас не может предвидеть, что родится из такой смеси».
– Так они выкрали ее, потому что почувствовали в ней частичку Светлой Госпожи? – пытался понять Кутшеба. – И могут ее использовать против дочери Крака?
– Ты ничего не понимаешь, Мирек. Речь идет не о Светлой Госпоже, а о нашей Ванде. О том, кем она может стать.
– Ты прав, я ничего не понимаю, – рассердился Кутшеба. А когда Шулер все ему объяснил, то он сперва высмеял его, а потом только повторял, что не верит, что его покровитель оказался таким наивным.
Сейчас, возле костра, ему пришлось столкнуться лицом к лицу с искренней верой третьего сына, цыганской чародейки и великана, потому что у них не было никаких сомнений. Только Грабинский, казалось, поддерживал Кутшебу, хоть и не высказал этого напрямую. Он уселся возле костра так, чтобы держаться подальше от остальных, и потягивал из бутылки удивительно маленькими глотками чертово молоко. И молчал, что больше всего беспокоило Кутшебу. Не хватало еще, чтобы и он тоже обратился в веру!
И только тогда он понял, что если то, о чем говорил Шулер, еще не произошло, то уже немного осталось до момента, когда то, во что он верил, станет правдой. В мире, где вера ощущалась как энергия, многое было возможно.
– Ты не думаешь, что вы слишком многого от нее ожидаете? – спросил он, и по выражению лица Шулера понял, что угадал. Бог мог быть наивным идеалистом, мечтающим о покровительнице богов, настоящей ожившей богине, поддерживаемой верой не людей, а сверхъестественных существ. Но он не был идиотом.
– Посмотри, что с миром сделала вера марсиан и людей, – сказал бог. – Насколько это могущественная сила… А теперь представь, что могла бы сделать объединенная вера богов. Если бы только им было во что верить.
– Вера богов или родителей? Ты не слишком многого ждешь?
– Нет, именно богов. Обычные люди этого не замечают, а другие существа, которых коснулась сверхъестественная сила, это видят. Посмотри, как на мою дочурку смотрит Яшек, а как – Сара и Крушигор, как смотрел на нее Мочка. Они видели, что она является чем-то большим.
– Но и я видел кое-что в твоей дочери. Не то чтобы богиню богов, но…
– А ты всерьез считаешь, что ты только человек? – перебил его Шулер. – В любом случае, даже если бы ты был слеп, то она, та, что в тебе, и так молилась на мою дочь. Ты должен был почувствовать это.
– Не верю! – сопротивлялся Кутшеба. Но вдруг вспомнил, как удивило его то, что Ванде так легко удавалось примирить нечеловеческие существа. Даже маг Якубовского, казалось, попал под ее чары. И даже его мара.
И теперь он задумался, как мог бы использовать ее силу, если бы каким-то чудесным образом все это оказалось правдой. И может, именно этот инстинкт вечно бдящего стратега заставил его спросить:
– Ты же помнишь, что мессии в этом мире всегда заканчивают одинаково. Ты действительно хочешь уготовить ей эту участь – спасение мира?
Май 1968 года по старому календарю, пятьдесят третий год Предела, шестнадцатый год Мира, Вечная Революция
Они похоронили Христа в огне, который превратил оскверненную церковь в погребальный костер.
Если бы кто-нибудь спросил Кутшебу, почему он решил вытащить грустного деревянного Спасителя из того состояния унижения, на которое его обрекли комиссары, он не смог бы ответить. Они с Шулером убили клиентов борделя, в который превратили церковь, и разогнали государственных проституток, а потом все сожгли, под влиянием порыва, которого сами не понимали. Возможно, они слишком много увидели за две недели путешествий по Революции и должны были выплеснуть накопившийся ужас, чтобы не сойти с ума. Они все сделали молча, как будто их вела чужая воля. А когда все было кончено, они долго смотрели на пламя.
– Огонь привлечет патруль, – наконец заговорил Шулер.
– Пусть приходят, – буркнул Кутшеба. – Пусть они все сюда сползутся!
Только испуганная мара смогла отрезвить его. Когда обычное подергивание души ничего не дало, она появилась рядом с человеком и с размаху ударила его по лицу.
– Вы друг друга стоите, – прорычала она. – Двое сумасшедших! От бога я бы еще могла такое ожидать, но от тебя?! Тебе ведь есть зачем жить!
Кутшеба молчал, пораженный ее яростью. К нему понемногу возвращалось самообладание.
– Слишком смело сказано… про цель жизни, – он сплюнул. – Скорее, мне просто незачем умирать.
– Нашлись, блин, христиане! – буркнула она, забираясь в него обратно.
«Рыцари, прощающие девам!» – она еще долго издевалась над ними, даже когда они уже удалились от пепелища. Кутшеба не успокаивал ее – считал, что они заслужили эту выволочку. Они отупели от Вечной Революции, да и усталость сказалась. На землях, подвергающихся красному террору, им приходилось всегда быть начеку, потому что каждый мог предать и навести на их след красноармейцев. Даже когда они ночевали в населенных духами хижинах в вымерших деревнях, то боялись упырей – умерших от голода крестьян, не потому, что те могли напасть на них, а потому, что те могли донести на них. Души, которые десятилетиями поддавались идеологической обработке, подчинились настойчивым политрукам и славили Партию, которая убила их и довела до голодной смерти их семьи. Под красными флагами палачи часто оказывались вместе со своими жертвами.
Проходя по землям Вечной Революции, они с Шулером напрасно искали хотя бы след оппозиции. На самом деле существовали какие-то отряды сирот, убивающие беспечных не по приказу комиссаров, однако даже они отдавали честь Великим Вождям Революции, которые жили в пирамиде в центре Москвы. Никто не сомневался в Революции, все молились на красную звезду. Насмотревшись на все вокруг, Кутшеба понял, что фантази