– Стах?
– Кутшеба. Я познакомился с ним, когда его звали Станислав.
– Ах, в Кельце! – Чус вспомнил, что во время службы у Буртовецкого Кутшеба скрывался под именем Станислава Бора.
– А в-всё-таки вы много знаете, – просипел незнакомец. – Может, слишком много?
– Тем более я могу быть полезен. Вы говорили, что мы не знаем всего. Что вы имели в виду?
– Скажу, когда согласитесь сотрудничать.
– Не зная с кем?
– Главное, что я знаю, кто вы. Согласны?
– Согласен.
– Тогда слушайте. Якубовский нанял меня, потому что боится Сташека. Он знает, что тот, кто убил Буртовецкого, поехал с вами. Я должен указать ему на этого человека.
– Указал?
– Ещё нет.
– Почему?
– Потому что я обязан Сташеку жизнью. А не предательством.
– Тогда почему «ещё нет»?
– Потому что Сташек, представьте себе, сам попросил меня, чтобы я сдал его Якубовскому.
Всё это нужно было обдумать. В правильный момент. Лучше всего на свежую, отдохнувшую голову, а значит, утром. Но Чус знал, что времени до утра у него нет.
– Чего вы от меня ждете?
– Прикрытия, если всё посыплется. Я не знаю, во что играет Якубовский, не знаю, во что играет Стах, и не знаю, во что играете вы. Я слишком приблизился к аду и не уверен, что кто-то спасет мою уродливую тупую башку, если все начнут стрелять друг в друга. А то, что рано или поздно начнут, мне подсказывает каждая клеточка моего тела. Ты близок к марсианину. Если вы выиграете, скажешь ему, что я помог.
– Это я могу вам гарантировать. Если выживу, конечно. Пожмем друг другу руки?
Не получив ответа, Чус понял, что говорил в пустоту. Его собеседник пропал, отполз совершенно беззвучно. Служащий выругался, ему ужасно не понравилось, что его оставили одного. Он потихоньку и очень осторожно пробрался в лагерь, всё время ожидая, что стражники заметят его и застрелят прежде, чем узнают. Когда наконец он добрался до своей подстилки, его била нервная дрожь.
Выходит, Якубовский был тут из-за Кутшебы, а не из-за марсианина? И кто, черт возьми, этот парень?
«Я точно стар для таких приключений», – подумал он, прежде чем уснуть.
Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля
Пока старец рассказывал о своей молодости, полной приключений, любви и разбойничьих дел, а таково было обычное вступление к основному повествованию, Кутшеба сел возле Грабинского, который обиделся на финна из-за его страсти к алкоголю и теперь держался от него подальше.
– Ты глянь, как рассказывает свои сказочки! – неприветливо пробурчал бывший железнодорожный инспектор. – Чувствуется практика. Интересно, скольких он еще разведет на хорошую водку?
– Яшек слушает как завороженный.
– Чтобы заворожить Яшека, достаточно показать ему кафельную плитку в туалете. Мы как-то разговаривали с ним о железной дороге, ты будешь в шоке: он рассказывал, что во время пересадок больше всего любил посещать вокзальные сортиры – именно потому, что восхищался плиткой и надписями на дверях.
– Я слышал, что есть маги, которые гадают на изразцах.
– Конечно. А еще поэты, слагающие целые эпопеи по надписям на дверях. Это значит, что на них стоит тратить время?
– На этого, который здесь, стоит. Я видел разных старцев в Диких Полях. Этот другой.
– Тут всё другое, Мирек. С тех пор, как я к тебе примкнул, меня не покидает ощущение, что я оказался в самом сердце сказки. Ты не живешь обычной жизнью, ты понимаешь это?
– Вот удивил!
– Не понимаешь. Тебе кажется, что сам факт, что тобой движет месть, является чем-то необычным. А я не об этом. Видишь ли… обычная жизнь – это вставать утром с уверенностью, что не случится ничего чрезвычайного. Что человек выпьет себе утреннюю рюмку водки, потом немного поскучает по дороге на работу – такой же, как всегда, потом выполнит свою работу, поболтает с теми же людьми, а за вечерней рюмкой водки забудет о прошедшем дне, как будто его и не было. С тобой всё по-другому. Не потому, что тобой руководит одержимость, а потому, что ты живешь как в сказке. Даешь себя нанять и уже через мгновение крадешь дирижабль, едва ли не дерешься с великаном, проводишь воздушный бой, приезжаешь в сказочный город. А как только покидаешь его, какой-то чародей на летающем волке крадет дочь твоего друга, и ты бросаешься в погоню и в первый же день встречаешь в степи того, кто выглядит как очередной полоумный маг. Мирек, такие вещи не происходят в нашем сумасшедшем мире. Я слушаю бредни этого деда, и эта его баллада ничем не отличается от твоей жизни. Я об этом говорю.
Старец как раз заканчивал свой рассказ о том, как бросил руководить бандой пиратов и посвятил себя изучению магии, чтобы научиться колдовать и влюбить в себя девушку, которая когда-то его отвергла. К сожалению, получив эти знания, он понял, что и он, и его избранница уже постарели, поэтому он влюбил в себя старую, противную бабу. Сара и Крушигор рассмеялись, и даже на лице Шулера, который делал вид, что его ни капли не интересует рассказ, появилась улыбка. Только Яшек по-прежнему внимательно слушал и не видел в истории финна абсолютно ничего забавного.
– Думаешь, меня в конце ждет какая-то мораль? – Кутшеба издевательски улыбнулся, за что Грабинский одарил его взглядом исподлобья и что-то пробурчал.
– Разговоры с тобой, Мирек, это пустая трата времени. Вы, трезвые, не способны смотреть на мир с широкой перспективы, вот. Я зря язык напрягаю!
– Скажи прямо, в чем дело. Легче будет.
Грабинский, который только что осознал, что, по правде, он и сам не понимает, в чем дело, выкрутился, заявив, что в легендах мудрецы и провидцы никогда не высказываются прямо, по причине чего и Кутшеба поймет всё в свое время, то есть когда дорастет.
– А ты, провидец, как думаешь, Шулер прав? Его дочь действительно какая-то богиня богов?
– Я думаю, что им, как и нам, просто необходимо верить. В кого-то. Какой смысл имеет жизнь богов и демонов? Они живут по правилам, взятым из легенд. Время от времени кому-то помогают, кому-то мешают, но ни к чему не стремятся… Никто не может их спасти. А мы научили их верить в спасение. И не важно, кто на самом деле эта Ванда. Важно то, по кому они скучают.
– …и вот Черномор крадет княжну и самых красивых девушек, чтобы на них жениться, – заканчивал свой рассказ старец. – Потому что он ищет себе жену, и обязательно самую красивую. Ему не удалось еще ни одну удержать, потому что всегда приходил герой и спасал девушек.
– Я! Я! – невольно вырвалось у Яшека, но энтузиазм парня погас сразу же, когда из горла Шулера вырвалось рычание – такое же непроизвольное, но от этого не менее грозное.
– И вы таким героям помогаете, да? – спросил Кутшеба, пока не дошло до драки, так как Крушигор уже порывался защищать Яшека. – Вот так, по доброте душевной?
– На свою душу не жалуюсь, – ответил старец. – Она помнит, что у меня свои счеты с этим карликом. А из-за того, что свою любовь я загубил, теперь помогаю спасать чужие. Вы же пригласили меня к костру, накормили и напоили. Так что я вам отплачу. Во-первых, подскажу, что вся сила Черномора в его бороде. Если ее отрезать, он потеряет свое могущество. Во-вторых, я расскажу вам, где живет чародей.
– А что, не в тридевятом царстве? – прыснул от смеха Грабинский.
– По правде говоря, когда-то его дом был там. Но замок национализировали, когда на тех несчастных землях воцарилась Революция. Он сбежал на Дикие Поля, как многие до него и после него. Место жительства он поменял, но привычки – нет. Всего в трех днях пути отсюда в течение пяти дней выросла Одинокая гора. На ее вершине Черномор построил себе новый дворец. Если у вас есть карта, я покажу вам, где это.
– А вы не пойдете с нами? – забеспокоился Яшек.
– Я буду вам только мешать. Черномор почует меня и сбежит. Но не волнуйтесь, я буду опекать вас. По-своему.
Май 1968 года по старому календарю, пятьдесят третий год Предела, шестнадцатый год Мира, Вечная Революция
– Каждый справляется, как умеет, – охотно пояснял человек из Красной Стражи, выпив самогона с Кутшебой и Шулером. – Вы, товарищ, служите Красной Революции так, как никто другой не смог бы, но и я изо всех сил стараюсь. Только по-своему. Люди иногда знакомятся с рапортами о таких, как вы, о вашей службе, и у них аж сердце замирает. Вы, наверное, издалека прибыли, я раньше вас тут не видел.
– Я отслужил свое в Республике Наций, – пояснил Кутшеба. – Двенадцать лет с буржуями.
– Тяжкая это служба, – согласился стражник. – И как там?
– Скверно. Все, как рассказывает Партия, – надувательство, хаос, бедность.
– А я ни на миг не сомневался, что именно так. А сюда по какому делу приехали?
– Не ваше дело.
– Служба, понимаю. Но может, я мог бы вам пригодиться?
Такого человека Кутшеба встретить даже не надеялся. Каждый день, проведенный на землях Революции, убеждал его, что люди тут порабощены до такого уровня, какого человечество еще не знало. Даже мысль о бунте казалась здесь невозможной, ведь из людей высосали все эмоции, превратили их в бездумных, лишенных собственной воли рабов. Однако людской род смог выжить даже в таких условиях, жаль только, что в своем наихудшем виде. Самое мерзкое, по мнению Кутшебы, состояло в том, что единственные люди, которые еще обладали какой-то волей и свободой, были палачи и надзиратели за невольниками, но это его не удивляло. Но могла ли эта служивая вошь оказаться полезной? Мара предупреждала, что нужно остерегаться этого человека, он не был предан никому и наверняка замышлял что-то против Кутшебы, как и против начальства, мечтая об идеальном доносе, который позволил бы ему подняться наверх. Мысль, что только такие, как этот тип, могли бы откликнуться на призыв Ростова, огорчала его.
– Не все так уверенно и охотно идут на сотрудничество, как вы, товарищ, – наконец решился он. – Среди нас много товарищей, которые не так хорошо понимают идеи и потребности Революции.