Мир миров — страница 58 из 68

улыбку. – Я не знаю, кто ты, к-коротышка, но ты точно мне не товарищ. Я знал лысого кареглазого Стаха с двумя паскудными шр-рамами на морде, а этот – это заросший сероглазый тип без всякого шрама. Он даже двигается иначе. Так что засунь себе свои выводы в…

– Достаточно, – перебил его Якубовский. – У меня нет к вам претензий. Этот человек пользуется магией. Он с легкостью мог вас обмануть. Вы свободны.

– Если бы я его допросил… по-нашему, мы могли бы что-то узнать. – Кунтц смотрел вслед Евгению без гнева, но с опасным интересом во взгляде.

– Все мои люди здесь под моей защитой, – напомнил ему Якубовский. – У меня были фотографии из Кельце, и я тоже не узнал Кутшебу. Так что же вы, товарищ, меня тоже станете допрашивать… по-своему?

– Да вы что, – неискренне рассмеялся Кунтц. – Вы, товарищ, принадлежите к числу лучших сыновей Революции, из вас так и хлещет энтузиазм! Ведь принадлежите, правда?

– Принадлежим, – прыснул Якубовский.

– И хорошо. Тогда позвольте, я поговорю с теми, на телеге… Деликатно.

– Марсианин привязан к слуге, можно даже подумать, что это его родственник. Помните об этом.

– Запомню. А вы запомните, что они уже не слуга и господин, а равные друг другу личности! Пусть они пленники, но тоже подчиняются законам Революции! У нас нет господ!

Произнеся эти пафосные слова, гном встрепенулся и направился к пленникам.

– Хорошие у нас союзники, – сказал чародей.

Якубовский посмотрел на него с удивлением. До этого момента маг не разбрасывался словами, как будто экономил, по обычаю жителей Кракова, на чем только можно, даже на звуках. Якубовский обладал полной и безусловной властью над ним, хоть и помнил, что имеет дело с созданием, порожденным легендами, которого некоторые ждали как пришествия мессии. Это создание, выращенное в тайных частных лабораториях, могло начать думать самостоятельно?!

– Это моя миссия и мои союзники, – прикрикнул он на всякий случай на слугу. – Вы – тоже мои.

– Я ваш до тех пор, пока жив, – согласился маг. – Даже здесь, хотя в Революции нет господ и слуг, – улыбнулся он, как показалось Якубовскому, препаскудно. – Поэтому только по доброте душевной предупреждаю вас, мой господин, что эти союзники не похожи на тех, кто остается верен данному слову.

– Что ты знаешь? – парировал Якубовский. – Я знаком с такими людьми, которым этот коротышка и в подметки не годится.

Однако он почувствовал тревогу. Революция была жестокой и коварной бестией. Насколько она изменила человека, которому он помог скрыться там три года назад? Казалось, что этот человек действовал согласно с планом Якубовского, но не могла ли Революция овладеть им?

* * *

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Дикие Поля


Их посадили на лошадей, которые больше напоминали духов, чем животных. Они были почти материальны, в отличие от коней окружающих их солдат, но охвачены какой-то необычной магией, под действием которой находился целый отряд.

– А Мочка снова смылся. – Грабинский какое-то мгновение грустно смотрел на фляжку, а потом освободил ее от остатков алкоголя. – Его унес тот летающий волк, мать его! Если они будут действовать вдвоем, то мы до них никогда не доберемся.

Всадники налетели на войско Черномора как будто из ниоткуда. Только что они казались утренним туманом, который ластится к степи, а в следующее мгновение стали стрелой, врывающейся в отряд изумленных тварей. Они растерзали врага, а потом добили тех, кто пытался обороняться в разрозненных группках, и тех, кто пытался спастись бегством. Только Мочка и Летающий волк смогли вырваться из западни.

– День добрый, дорогие господа! – прокричал солдат, который выполнял функции командира, хотя и не был им. Пока его товарищи еще заканчивали кровавое побоище, он посчитал нужным подъехать к ошарашенной кучке уцелевших. – У вас могущественный дух, не могли же мы бросить таких рыцарей на съедение этим сукиным детям! А вас, сударь, я, кажется, знаю? – он как-то странно посмотрел на Кутшебу.

– Я ездил когда-то с вами.

– Узнаю! Вы тогда скрывались под фамилией Кутшеба, напрасно стесняясь своего родового имени! А ведь у вас прекрасный герб, как раз подходящий для нашего сказочного мира. Так приятно встретить вас, хоть и в таком бедственном положении! А о волке вы не переживайте. Его часы уже сочтены. На него уже наточены ножи, да побольше наших.

И вот Кутшеба со своими спутниками проезжал между солдатами этого разномастного взвода, которым командовали трое: низкорослый полковник панцирной хоругви, одетый в цвета князя, о котором на Украине пели тревожные песни, важный господин с лицом, как будто вытесанным из камня, и рыцарь с печальными глазами и двуручным мечом, висевшим за спиной. Они с удовольствием отправились вместе с Кутшебой вслед за группой под руководством Грабинского, которая уходила от них, замаскированная колдовством Сары. На лошадях они быстро их нагнали.

– Я их знаю! – прошептал удивленный Грабинский, когда шляхтич с бельмом на глазу, несмотря на своё увечье, рассмотрел их под иллюзией Сары. – О боже! Как это возможно?

Ванда упала в объятия отца, а Сара – великана. Кутшебе выпало приветствовать Грабинского.

– Всё возможно, – усмехнулся Мирослав. – Марсианам кажется, что их энергия оживила только богов, сказки и легенды. Они так и не поняли, что люди могут тосковать по тем, кого для них выдумали писатели. А об этих наших спасителях мечтали целые поколения.

Он подъехал к невысокому полковнику и спросил его, почему они пришли к ним на помощь.

– Мы ехали другой дорогой, – признался полковник. – Извините, сударь, но ваше дело не настолько важно, как то, которому служим мы. Тяжкие времена настали на Диких Полях, тут черно от врагов. Худшие из них – это те, кто приходит из-за восточной границы. Это воплощение тьмы. Но мы получили приказ с самого верха спасти вас. И, должен вам сказать, мы с радостью его исполнили.

– Можете сопроводить нас, пока мы не доберемся до наших людей?

– Нам не положено. Мы оставим вам лошадей и провизию, а сами отправимся нагонять отряд, который только что пересек границу Диких Полей со стороны Революции. Этим мы тоже поможем вашему делу, потому что это дьяволы, которые должны пополнить ряды ваших врагов. Мы отведем вас в хорошую безопасную станицу. Там служат верные нам люди, вы сможете немного отдохнуть. Даст бог, мы еще встретимся.

Еще до наступления вечера они остановились рядом с укрепленной станицей, где их приветствовали предупреждающими выстрелами и спросили пароль. Только когда охрана удостоверилась, с кем имеет дело, ворота широко распахнулись, а навстречу гостям выбежал сам комендант.

– Сударь, говорю вам еще раз, – тучный шляхтич, который неожиданно быстро подружился с Грабинским, вероятно благодаря их общей любви к хорошим напиткам, склонился к своему новому другу, чтобы быть уверенным, что произнесенные шепотом слова будут услышаны только его собеседником: – Эти ребята – хорошие солдаты, верные. Но ничего не пейте у них и не ешьте.

Он развернул коня, чтобы присоединиться к ожидающей его остальной части отряда. Полковник помахал Кутшебе на прощание, а грустный рыцарь с двуручным мечом на удивление радушно попрощался с Крушигором, с которым они сразу сошлись, всю дорогу обмениваясь рассказами о несчастной любви. И вдруг заиграла труба. Кони, которых не ограничивали законы физики, сразу перешли на галоп и растворились в тумане, в котором еще слышались веселые крики, эхо трубы и чей-то смех. И тотчас же все стихло, а туман рассеялся.

– Какие они необычные! – воскликнула Ванда. – И прекрасные! Что это были за солдаты?

– Ты не учил ее этому, что ли? – набросился Грабинский на Шулера. – Девчонка классики не знает!

– Какой классики? – защищался удивленный бог. – О чем ты? Ванда умеет читать! Это какие-то исторические личности?

– Боги и марсиане! – Грабинский схватился за голову. – Какие невежды! Мирек, этот мир и этот народ надо спасать не саблей, а пером! Как только вернемся, я обучу молодую госпожу всему! Потому что этот папочка… – он разочарованно покачал головой.

– Так, тихо там! – бросил Кутшеба. – Спешиться! Мы должны поздороваться.

Они спрыгнули с коней и выступили навстречу некоему воскрешенному в кунтуше.

* * *

Их разместили в небольшом, но теплом и хорошо обставленном домике. Станицу охранял отряд упырей, в котором одни говорили на польском, другие – на русском, а некоторые даже на немецком. В отличие от отряда маленького полковника, который пользовался всеми видами оружия, от древних луков до мушкетов и даже современных автоматов с революционных оружейных заводов, стражники станицы избегали подобных реликтов. В их арсенале водилось преимущественно оружие с черным порохом.

– Никакое зло сюда не проникнет, – хвастался господин Бурылович, комендант крепости. – Мощь наших сабель знают и дикие упыри из урочищ, и черные, и красные, и казаки, и другие банды. Одна Революция ничего не боится. Сюда время от времени приходят их отряды, но мы их прогоняем. Из раза в раз. И готовы так хоть до конца света!

Он представил гостей своей семье. Жена и две дочери казались красивыми и величавыми, но если присмотреться к ним, прищурив глаза, то можно было заметить, как просвечивают их разбитые окровавленные черепа. Присмотревшись к сыновьям Бурыловича, можно было рассмотреть сквозные круглые раны в их телах, а лицо одного из них было наполовину сожжено. Огонь когда-то уничтожил и стены крепости, и почти все дома, кроме того, в котором разместили гостей. Иллюзия, однако, быстро пропадала, а перед глазами появлялась другая картинка – неприступные гордые стены, храбрые мужчины с отважными лицами и прекрасные женщины.

– Вы, сударь, всё видите, – понял Бурылович. – Это правда, они добрались и до нас. Мы неделю удерживали крепость от штурма, но они всё прибывали, как будто вся Украина собралась под нашими стенами. Никто не ушел живым. Но мы вернулись. И теперь не отступим. Но хватит о грустном! Приглашаю вас на праздничное торжество! Будет и музыка в честь таких важных гостей. Кто с врагом Речи Посполитой борется, тот мне брат – будь то человек, дух или бог из древних эпох. Только прошу меня извинить: ничего нашего вы пить и есть не можете. Потому что тогда вы здесь останетесь навечно и превратитесь в таких же, как мы. Душа у меня болит, что гостей я вынужден принимать не как шляхтич, а словно какой-то немец, но такова уж наша доля.