Мир на краю бездны — страница 26 из 130

Муссолини денационализировал нерентабельные предприятия и подавил забастовочное движение. Дефицит государственного бюджета уменьшился. Чтобы закрепить успех, фашисты создали полупартийные — полугосударственные органы, которые подчиняли государство фашистской партии независимо от итогов выборов. Такими органами стал Большой фашистский совет при премьер-министре и Добровольная милиция национальной безопасности, состоявшая из «чернорубашечников».

Фашисты утверждали, что им удалось взять под контроль преступность. Это верно — часть лидеров преступных сообществ вошло в фашистскую организацию, хотя респектабельности не приобрели. «Используя известных уголовников, Муссолини был обеспокоен тем, что фашизм приобретает репутацию преступной организации, что акты насилия совершаются именно в то время, когда он самоутверждается как человек, придерживающийся политики умеренности и доброй воли. В таких случаях ему приходилось сваливать всю вину на неуправляемость подчиненных или заявлять, что в фашистскую партию просочились коммунисты специально, чтобы изнутри подрывать ее доброе имя»[178].

Первые успехи Муссолини обеспечили ему симпатии большинства населения, и он поспешил закрепить их на выборах. Муссолини добился изменения системы голосования. Теперь блок, набравший большинство, получал львиную долю голосов. На выборах 1924 г., проходивших в обстановке насилия, блок фашистов и некоторых право-либеральных партий получил большинство. Но оппозиция продолжала острую критику политики Муссолини, и при первой же серьезной неудаче он мог потерять власть. Тогда Муссолини решился на новый переворот. Фашистами был убит депутат-социалист Джакомо Маттеотти. В знак протеста депутаты — социалисты, коммунисты и часть либералов создали «Авентинский» блок и покинули парламент. Название блока было взято из эпизода древнеримской истории, когда плебеи ушли из Рима на Авентинский холм в знак протеста против угнетения, и патрициям пришлось упрашивать их вернуться. Депутаты-«авентинцы» считали, что без их участия парламент будет неправомочен, и Муссолини будет вынужден пойти на уступки. Но с диктаторами такая тактика не дает результата.

В январе 1925 г. Муссолини объявил «вторую волну фашизма». С согласия короля и оставшихся в парламенте депутатов Муссолини присвоил себе функции законодателя и чрезвычайными декретами запретил партии оппозиции и профсоюзы, которые заменялись корпорациями. «Борьба между правительством и оппозицией будет решена силой. И в этом случае правительство не нуждается в одобрении парламентом»[179], — заявил Муссолини парламентариям, провозглашая верховенство насилия над законом. Лидеры оппозиции были в 1926 г. арестованы. Все государственные чиновники отныне должны были быть фашистами. Муссолини стал не просто премьер-министром, а вождем — дуче итальянского народа.

Получив всю полноту власти, Муссолини стал строить тоталитарное государство. Так был назван фашистский политический режим в книге «Доктрина фашизма», которую Муссолини написал совместно со своим советником Джованни Джентиле — известным философом. Ссылаясь на борца за единство Италии Д. Мадзини, они стремились достичь полного сплочения нации за счет прав личности. Тоталитарное государство должно жить по принципу — «все в государстве, ничего вне государства». Все мысли, помыслы, интересы итальянцев должны были быть подчинены государству, а точнее — дуче.

Вся власть в стране находилась в его руках. Дуче возглавлял Большой фашистский совет (БФС), который разрабатывал фашистские законопроекты, а позднее и принимал законы. Парламент низводился до роли совещательного органа. Вся власть принадлежала членам партии. Но Муссолини объявил свое государство «высшей формой демократии», потому что миллионы людей были вовлечены в фашистские организации. «Если и был когда-либо в истории демократический режим, то есть государство народа, то это — наш режим»[180]. Перестав быть социалистом, Муссолини по своей риторике остался «демократом».

Массовое общество, начавшись с вовлечения людей в общественную жизнь, было превращено Муссолини в систему всеобщего контроля над массами со стороны государства. Вытесняя из руководства радикальную часть фашистского движения, он объединил фашистов с партией националистов, приблизив к себе ее респектабельных лидеров.

Но левые фашисты еще не поняли планов дуче. В апреле 1923 г. член БФС Массимо Рокка предложил передать часть законодательных функций в области экономики от парламента к «группам компетенции», формируемым профсоюзами. Это означало усилить влияние фашистского рабочего актива на руководство экономикой. Дуче не одобрил такую идею. Рабочие могут начать участвовать в управлении, только если войдут в правящую элиту, примут участие в «формировании нового правящего класса»[181]. Что же это за «новый класс», состоящий из бывших рабочих, бывших представителей средних слоев и прежней правящей элиты? Речь шла о той же бюрократии. Только она могла управлять и принимать законы. Все руководство должно было осуществляться из единого центра, сверху вниз, а не наоборот. Такова была логика бюрократической реконструкции общества, проводившейся фашистами. «Обратная связь» в этой системе («демократия») могла осуществляться только за счет перековки рабочих и крестьян в чиновников. Подобные процессы происходили и в СССР.

Все рабочие и предприниматели должны были войти в корпорации, где должны были договариваться при посредничестве государства. Идея корпораций долго не могла воплотиться в жизнь — Муссолини не хотел обидеть предпринимателей, которые опасались «слиться» с рабочими в одной организации. Пока их устраивало подавление рабочего движения. На переговорах с фашистскими профсоюзами при посредничестве государства чиновники обычно становились на сторону предпринимателей. Наконец, в 1927 г. корпоративная система была закреплена в «Хартии труда», принятой в качестве закона. Предприниматели имели в корпорациях свои отдельные организации, чтобы не смешиваться с «чернью». Полностью лояльные корпорации направляли своих представителей в парламент, причем от работников и от предпринимателей — равное количество представителей (хотя предпринимателей было значительно меньше). Разочарованный Рокка писал: «рабочие профсоюзы, подчиненные государству и задушенные жесткой дисциплиной, превратятся в придаток правительства»[182]. Имея такой придаток, правительство имело возможность обеспечить предпринимателям дешевую рабочую силу и бесперебойный труд работников.

К этому времени даже левое крыло фашистов осознало, что фашизм — полная противоположным популярным в то время идеям синдикализма. Разъясняя различия синдикально-корпоративного варианта демократии и корпоративной диктатуры Муссолини, современный исследователь пишет: «Это государство строилось не снизу, а сверху вниз. Не профсоюзы создавали государственную власть, как это предусматривалось в синдикальной идее, а наоборот. Власть осуществлялась в конечном счете верхушкой фашистской иерархии. Именно этой верхушкой, а не корпоративным принципом, формально демократическим, определялся стиль итальянской государственности»[183]

Все итальянцы должны были поддерживать идеологию фашизма, хотя бы на словах. Противники режима отправлялись в тюрьмы. В то же время Муссолини, в отличие от Гитлера и Сталина, удалось обойтись без массового террора. До Второй мировой войны было казнено лишь несколько политических заключенных.

Зарплата часто снижалась, но забастовки были запрещены, и участие в них каралось. В то же время безработица почти исчезла. Было создано общество «Дополаворо» («после работы»), которое занималось организацией досуга трудящихся. Их в организованном порядке водили в театры, для них устраивали массовые увеселения.

Успехи в укреплении диктатуры и в борьбе с рабочим движением не обеспечило итальянской экономике процветания. Муссолини стал сомневаться в правильности своего выбора в пользу либеральной экономической политики. Уже в «Хартии труда» он закрепил формальное право корпораций заниматься координацией производственной деятельности. После начала мирового экономического кризиса вмешательство государства в экономику пошло быстрее. Отчасти оно осуществлялось через придание корпорациям (точнее — их бюрократии) регулирующих функций под контролем правительства. В 1930 г. Национальный совет корпораций получил право издавать обязательные постановления по регулированию отношений между отраслями. 5 февраля 1934 г. Муссолини сделал сами корпорации структурой экономического регулирования. Только с 1936 г., уже по следам опыта США и Германии, корпоративная структура получила всю полноту прав и стала устанавливать цены, тарифы, нормы производства, зарплату. Любопытно, что автор корпоративной доктрины перешел к государственному регулированию почти одновременно с Рузвельтом и Гитлером, которые пришли к власти гораздо позднее, чем дуче.

Помимо создания огосударствленных корпораций правительство приступило к прямому руководству частью промышленности, создавая для этого, как и Рузвельт, специальные административные структуры. «Одним из первых был Институт промышленной реконструкции (ИРИ), созданный в 1933 г. Через него государство широкого финансировало машиностроительные и металлургические предприятия, что спасло многие из них от банкротства»[184]. В руки ИРИ перешло несколько крупных банков и компаний. Стала проводиться политика «автаркии» — сокращение импорта за счет внедрения заменителей импортных материалов, переориентации производства на собственное, пусть менее качественное сырье, стимулирование потребления национальных товаров и уменьшение потребления импортных.