Маленькая Юлия, которую буквально все приводило в восторг: и заснеженные поля, и деревья в серебре, — болтала не переставая и не переставая задавала вопросы. А почему так, для чего это, зачем то?.. Где живет Санта-Клаус? Как хочется сказать ему «спасибо» за чудесные рождественские подарки!
— Рождественский дед? Послушай, дочурка… Когда-то очень давно… — Он пустился было в пространные объяснения, но, взглянув в ее широко раскрытые глаза, осекся. Нет, у него не хватит сил сейчас, когда она так мала, лишить ее сказки. Он вспомнил свое детство. Как страшно он был разочарован, когда понял, что Санта-Клаус в красном шелковом халате и с белой бородой — это его отец. Так получилось и со многими другими мечтами, которые тоже разрушила жизнь. — У Санта-Клауса, Юлия, далеко в лесу, где живут олени и дикие козы, есть домик. Долго, долго нужно идти по лесу, до тех пор, пока не станешь взрослой. Только тогда ты сумеешь отыскать домик, где прячется Санта-Клаус. Постучишь в дверь, и он откроет…
Ульрика засмеялась.
— Вот куда тебя завела борьба с метафизикой…
Но именно это она и любила в нем: его беспомощность и детскость в общении с дочкой. Ульрика как педагог и еще, может быть, потому, что ежедневная забота о ребенке падала на ее плечи, была трезвее его и видела, как маленькая Юлия придумывает всякие хитрости, чтобы заставить своего добродушного отца делать только то, что ей нравится. Поиграй со мной в это, пойдем туда… Он ни в чем ей не отказывал. Нет, Ахима никак нельзя было назвать образцовым воспитателем, скорее, старшим братом, гораздым на выдумки и игры. Ульрике стоило большого труда незаметно вводить воспитание дочки в определенные рамки, не дать Ахиму окончательно избаловать ее. Это отнимало много сил, но и приносило большую радость. Тем более что ей хотелось поскорее забыть Новый год…
Праздник был совершенно испорчен. Больше того, сна чувствовала такую боль, словно ее ударили по лицу.
Франк Люттер пригласил их к себе в Лейпциг, чтобы вместе отпраздновать Новый год. Они взяли с собой и Юлию, потому что дети Люттеров очень ждали ее.
Ульрика в первый раз увидела Ильзу. В новогоднюю ночь, когда все выпили изрядное количество шампанского и крюшона, сна предложила Ульрике перейти на «ты». Нет, нельзя было сказать, что Ильза вызывает у нее антипатию. Незадолго до полуночи появилась еще одна гостья — бывшая однокурсница Франка, которая работала редактором на радио. Она позвонила Люттерам, чтобы поздравить их с Новым годом. К телефону подошла Ильза и потом, положив трубку, сказала, что сейчас прибудет пополнение.
— Кто? — спросил Франк.
— Лина, конечно, кто же еще, — ответила Ильза.
— Зачем ты ее пригласила? — рассердился Люттер.
— А что мне было делать? — оправдывалась Ильза. — Я только из вежливости спросила, не заглянет ли она, и она тотчас заявила, что придет. Она встречает Новый год с коллегами по работе и чувствует себя смертельно одинокой. Я хотела просто ее утешить, сказала, что мы празднуем в самом узком кругу, но шампанского ей хватит, чтобы с нами чокнуться…
Франк сердито поджал губы. Между ними вот-вот должна была вспыхнуть ссора, но в этот момент у Ахима выпала из рук рюмка и разбилась на ковре. Ильза тотчас побежала за тряпкой.
Ульрика не обратила бы на эту сцену никакого внимания, если бы потом не заметила, что Лина Бонк не сводит своих зеленых глаз с Ахима и потихоньку, оценивающе поглядывает и на нее. А может быть, это ей только казалось?
В полночь все спустились вниз, в огромный, вымощенные пестрой каменной мозаикой холл бывшей виллы, где жили Люттеры; к ним присоединились и хозяева других квартир со своими гостями. Когда часы пробили двенадцать, все стали чокаться, обниматься, поздравляя друг друга с Новым годом. Лика Бонк сразу бросилась к Ахиму. Он, правда, быстро высвободился из ее объятий, но все же… Эта черноволосая женщина обладала редкой, экзотической красотой, хотя тени под глазами говорили о том, что она ведет беспорядочный образ жизни. Кроме того, Ульрике показалось, что она накрашена слишком ярко.
На следующее утро их довольно рано разбудили дети, и Ильза предложила Ульрике сходить в зоопарк: Роберт и Клара просто обожают зверей, а маленькая Юлия ведь еще никогда не бывала в зоопарке.
— Оставим мужчин одних, — добавила Ильза. — Им наверняка есть о чем поговорить, у них и похмелье тем временем пройдет. Правда, Франк почти не пил, чего нельзя сказать о твоем Ахиме. Ты должна следить за ним. Он всегда так много пьет?
— А в чем дело? — переспросила Ульрика. Последняя фраза Ильзы обидела ее. — Он что, вел себя как-то не так, что-нибудь у вас испачкал, посуду побил? — Когда несправедливо обижали Ахима, она бросалась на его защиту, как тигрица.
— Нет, конечно. Хотя вот один бокал…
— Я вам его оплачу.
— Разве мы не перешли на «ты»?
— Прости.
— При чем тут бокал, совсем не в нем дело, Ульрика…
— А в чем?
Дети остановились перед вольером со львами и, широко раскрыв глаза, смотрели на царя зверей.
— Ты разве не заметила, как Лина Бонк сегодня ночью бросилась на шею твоему мужу? А ты не думала, что между ними когда-то что-то было? Я бы на твоем месте не была бы столь спокойна. И вообще, пожалуйста, не обижайся на меня, но я удивляюсь, как вы можете жить вместе.
Ульрика изо всех сил сжала ручку Юлии.
— Ну это, положим, наше дело, — ответила она. Во рту у нее вдруг сделалось сухо. — У тебя свои представления о браке, а у нас свои.
— Но послушай, Ульрика, Ахим ведь член партии. А ты до сих пор не в партии.
— Я еще не чувствую себя достаточно созревшей для этого, хотя и разделяю его убеждения. Если бы это было не так, мы бы наверняка разошлись. Но я очень благодарна ему за то, что он всегда старался меня понять.
У Ульрики перед глазами все плыло от обиды.
И тут вдруг закричал Роберт. Из любопытства он так сильно перегнулся через перила, что едва не свалился в ров с водой, отделявший их от площадки, где находились львы. Ильза в мгновение она схватила его, опустила на землю и изо всех сил ударила по щеке. Мальчик громко плакал, закрываясь от матери руками.
— Ну погоди! Вот придем домой — все расскажу отцу, он тебе покажет.
— Ильза, — сказала Ульрика, — зачем ты так? Ведь мы сами виноваты — не следили за детьми.
— Но долго вы не сможете быть вместе. — Ильза упрямо гнула свое, никак не отреагировав на замечание Ульрики. — Он марксист, а ты, если разобраться, кто?
Ульрика все крепче сжимала ручку Юлии, словно ища в дочке поддержку. Они зашли в террариум.
— Лина Бонк. Неужели ты ничего не поняла?
Ульрика не хотела больше говорить на эту тему. Каждое ее слово, чувствовала она, будет звучать как самооправдание, а разве она в нем нуждается? Ахим любит ее, только это и имеет значение. И все-таки она хотела пресечь эту глупую болтовню и потому решительно сказала:
— Мне нравится жить с человеком, который не только является отцом моего ребенка, но и духовно развивает меня, всегда внимательно выслушивает, когда у меня есть в этом потребность. Ахим не легковесный человек, он не кричит о своей партийности и идейности на всех углах. И он никогда не будет по отношению ко мне нечестным и бессовестным.
— Откуда в тебе такая уверенность…
— Эту уверенность дает мне наша любовь.
— Прости, это звучит безвкусно.
— Но тем не менее это так и есть. В семье любовь и взаимопонимание важнее всего.
Нет, они с Ильзой так ни до чего и не договорились. Да и дети устали и начали капризничать. Домой они вернулись на трамвае.
Дома Ильза тотчас рассказала Франку о якобы плохом поведении Роберта. Он вел себя, говорила она, просто возмутительно. Кричал, не слушался, хотя она чудом спасла его от падения в ров с водой.
Франк отвел мальчика в соседнюю комнату и выпорол. Ульрике, слышавшей крики Роберта, казалось, что каждый удар достается ей.
Возле дома отдыха стояла уже давно заброшенная водяная мельница. Чуть подальше — два старинных замка. И все, не было даже деревни. О том, чтобы поехать куда-нибудь на экскурсию, и речи быть не могло: автобусы из-за заносов не ходили, а железную дорогу сюда не довели. Тем больше удивилась Ульрика, когда однажды вечером Ахим сказал:
— Вот что, мои дорогие, завтра утром одевайтесь потеплее. Мы отправляемся в путешествие.
Несмотря на их просьбы и приставания, Ахим не раскрыл тайны — куда и на чем они поедут. Первым сюрпризом было то, что во дворе их ждали санки с лошадкой в красной сбруе. Из ноздрей у нее шел пар, она нетерпеливо била копытом и ржала. Возница щелкнул бичом, и бубенцы на сбруе зазвенели. Оказалось, что такое путешествие можно было организовать с помощью дирекции дома отдыха. Сначала они отправились в Балленштадт, где, как Ульрика вдруг вспомнила из школьного курса истории, жил с 1100 по 1170 год Альбрехт по прозвищу Медведь. Удивительно, как на всю жизнь запомнились зазубренные когда-то в детстве ненужные даты. Закутанная в шубу, с Юлией на руках она сидела на заднем сиденье, а Ахим устроился рядом с возницей.
Лошадка бежала не слишком резво, и сани плавно скользили по мягкому снегу, а там, где дорога была покрыта тонкой коркой льда, подковы стучали звонче, и на всю округу раздавался мелодичный звон колокольчиков. Все казалось тихим, безжизненным, даже эхо молчало — темневшие по обе стороны дороги леса, казалось, тотчас проглатывали все звуки. У Юлии щеки и нос покраснели от мороза. Ульрика беспокоилась, что малышка замерзнет, но та в ответ на все вопросы только отрицательно мотала головой и смотрела вокруг широко раскрытыми от удивления глазами. Должно быть, ей казалось, что она едет в сказку, и потом еще много месяцев спустя Юлия вспоминала, как каталась в санях.
Только когда в Балленштадте они пересели на поезд и еще полчаса ехали до Кведлинбурга, Ульрика наконец догадалась о цели путешествия. Едва они сошли с поезда, Ахим не мешкая повел их в центр города. Фахверковые дома, узкие улочки, церковь и неподалеку от ратуши на маленькой площади небольшая гостиница «У розы».