уметровой длины, тогда он стащил у кого-то в столовой вилку.
– Его интересуют только столовые приборы? – в меру вежливо спросил я. Грамер тяжело вздохнул, застегнул пижаму и сел в кресло рядом с кроватью.
– Нет, не только... – проговорил он на удивление тихо. – Плохо дело, Джонатан.
– Как кому, Аделейд. Я, во всяком случае, не намерен ничего глотать.
– Нет, действительно, дело дрянь, – повторил Грамер. Он скрестил руки на животе и принялся крутить большими пальцами. – Боюсь за тебя, Джонатан.
– Будь спок, – ответил я, поправляя себе подушку и подкладывая под спину думку. – Я под надежной защитой. Может, слышал о некроцитах?
Это его так поразило, что он замер, полуоткрыв рот, а его лицо без особых усилий приняло то глуповатое выражение, с которым он ходил, изображая из себя миллионера с неутоленными мечтами.
– Вижу: слышал. И о селеносфере небось тоже? А? Или ты не удостоен такой степени посвящения? А о жалкой судьбе так называемого коллаптического оружия из последних разведок, может, что-нибудь знаешь? И о тучах на Море Зноя? Нет, об этом тебе уж наверняка не сказали...
Он сидел и, посапывая, глядел на меня своими рыбьими глазами.
– Будь ласков, подай вон ту коробочку со стола, Аделейд, – с улыбкой попросил я. – Люблю перед завтраком полакомиться сладеньким...
Поскольку он не шелохнулся, я слез с кровати за помадкой и, вернувшись под одеяло, подсунул ему коробку, прикрыв уголок большим пальцем.
– Угощайся.
– Откуда ты знаешь? – наконец хрипло проговорил он. – Кто... ведь...
– Напрасно нервничаешь, – сказал я не очень внятно, потому что марципан прилип у меня к нёбу. – Что знаю, то знаю. И не только о моих приключениях на Луне, но и о неприятностях коллег.
Он опять онемел. Оглянулся, словно был впервые в моей комнате.
– Радиостанции, передатчики, тайные провода, антенны и модуляторы, да? – спросил я. – Нет тут ничего, только вот вода немного капает из душа. Видно, уплотнение сдало. Чему ты удивляешься? Или действительно не знаешь, что они находятся во мнe?
Он растерянно молчал. Потер вспотевший нос. Взялся за мочку уха. За этими признаками отчаяния я наблюдал с явным сочувствием.
– Может, споем что-нибудь на два голоса? – предложил я. Помадки действительно были вкусные, но приходилось следить, чтобы их не осталось слишком мало. Облизнув губы, я взглянул на Грамера.
– Ну, шевелись, скажи что-нибудь, ты меня пугаешь. Ты боялся за меня, теперь я боюсь за тебя. Думаешь, у тебя будут неприятности? Если станешь вести себя правильно, попротежирую, сам знаешь где.
Я блефовал. Но, собственно, почему бы мне и не блефовать? Уже то, что несколько моих слов так подействовали на него, свидетельствовало о беспомощности его патронов, кем бы они ни были.
– Обещаю, что не стану называть имен и организаций, не хочу доставлять тебе дополнительных хлопот.
– Тихий... – простонал он наконец, – бога ради... нет. Этого не может быть. Они вовсе не так действуют.
– А разве я сказал, как? Видел я сон, ведь, по сути дела, я ясновидец.
Грамер вдруг решился. Приложил палец к губам и быстро вышел. Убежденный, что он вернется, я спрятал коробку под сорочками в шкафу и успел принять душ. Даже побрился, прежде чем раздался тихий стук. Он сменил халат на белый костюм, а в руке держал что-то большое, завернутое в банное полотенце. Он задернул гардины и принялся вытаскивать из узла аппаратики, установил их черными раструбами к стенам. Свисающий из черной коробочки проводок включил в розетку и принялся что-то делать, страшно сопя при этом. Огромный живот ему ужасно мешал, да и лет ему, пожалуй, было под шестьдесят. Он долго ползал на коленях, воюя со своей электроникой, наконец, не вставая с колен, выпрямился и, поморщившись, вздохнул.
– Ну давай поговорим. Коль уж так получилось...
– О чем? – удивился я, натягивая через голову самую красивую сорочку с необыкновенно практичным темно-голубым воротничком. – Выкладывай, если тебе невтерпеж. Давай, поплачься мне в жилетку, какие страхи испытываешь из-за меня. О том типе, который уверял тебя, будто я заперт здесь крепче, чем муха в бутылке. Впрочем, говори, что хочешь, исповедуйся, облегчи душу. Увидишь, как полегчает.
И неожиданно, ни с того ни с сего, словно игрок в покер, который перебивает пульку, не имея ничего на руках, бросил:
– Ты из которого отделения, из четверки?
– Нет, из пер... – Он осекся. – Что ты обо мне знаешь?
– Ну довольно, – я сел верхом на стул. – Надеюсь, ты не думаешь, будто я скажу что-нибудь за так?
– Что ты хочешь услышать?
– Можешь начать с Шапиро, – сказал я безмятежно.
– Он из ЛА. Это факт.
– Но он не только невролог?
– Нет. То есть да, но у него есть и другая профессия.
– Продолжай.
– Что ты знаешь о некросфере?
– А ты?
Положение становилось неясным. Быть может, я переборщил. Если он был агентом разведки, все равно какой, он не мог знать слишком много. Крупным экспертам таких ролей в принципе не поручают. Но положение было исключительное, так что я мог и ошибаться.
– Довольно играть в прятки, – сказал Грамер. Он был в отчаянии. Белый пиджак пропотел у него под мышками насквозь.
– Сядь лучше рядом, – буркнул он, опускаясь на коврик.
Мы сели внутри круга, образованного его аппаратиками и проводками, как будто собирались выкурить трубку мира.
XI. Da capo[63]
Не успел он заговорить, как послышался шум мотора и по саду за окнами проплыла большая тень. Грамер широко раскрыл глаза. Гул ослаб и спустя минуту вернулся. Над самыми деревьями, перемалывая ротором воздух, повис вертолет. Дважды хлопнуло, словно кто-то откупорил бутылки гигантских размеров. Вертолет висел так низко, что я видел людей в кабине. Один приоткрыл дверцу и еще раз выстрелил из направленной вниз ракетницы. Грамер вскочил. Я не думал, что он может так резво двигаться. На всех парах он выскочил из комнаты, задрав голову. Из вертолета выпало что-то блестящее и скрылось в траве. Машина взревела, взвилась вверх и исчезла. Ползая на коленях, Грамер копался в траве, нашел контейнер размером с футбольный мяч и, не поднимаясь с колен, разорвал большой конверт. Известие, видимо, было очень серьезным, потому что конверт задрожал у него в руках. Потом он взглянул на меня, побледневший и изменившийся в лице. Еще раз взглянул на бумагу и встал. Смял ее в кулаке, спрятал за пазуху и, не спеша, не давая себе труда выйти на тропинку, пошел напрямую, через газоны. Вошел в комнату, молча пнул самый большой из аппаратов противоподслушивания, раздался треск, и из щелей металлической кассеты повалил синеватый дымок от короткого замыкания. Я продолжал сидеть на полу, а Грамер топтал бесценные приборы, рвал провода, словно и в самом деле спятил. Наконец, рассопевшись, уселся в кресло, сняв предварительно пиджак и повесив его на моем стуле. Потом, словно только теперь заметил меня, взглянул мне в глаза и громко охнул.
– Это я от злости, – объяснил не совсем понятно. – Наверно, пойду на пенсию. Твоя карьера тоже кончилась. Забудь о Луне. Шапиро можешь послать цветную открытку. Предположительно на адрес Агентства. Они еще какое-то время будут командовать по инерции.
Я молчал, подозревая какой-нибудь новый подвох. Грамер вынул из кармана большой клетчатый платок, отер вспотевший лоб и взглянул на меня то ли с сочувствием, то ли с обидой.
– Началось два часа назад и прет на всех парах сразу повсюду. Человече, ты можешь себе это представить? Мы пацифицированы вконец! Тут и за океаном, от полюса до полюса и обратно! Глобальные потери около девятисот биллионов! Включая космос, потому что первыми отказали спутники. Что ты глазеешь? – добавил он обиженно. – Не догадываешься? Я получил письмо от Дядюшки Сэма...
– Слабоват я по части догадок...
– Думаешь, мы продолжаем игру? А? Нет, братец. Игра окончена. Опиши свои приключения, Агентство, миссию, что хочешь. За несколько недель заработаешь на остаток жизни. Гарантированный бестселлер. И никто у тебя волоса на голове не тронет. Только поспеши, а то типы из Агентства опередят. Может, уже сидят над воспоминаниями о минувшей эпохе... – Что случилось?
– Все! Ты когда-нибудь слышал о softwars[64]?
– Нет.
– А о corewars?
– Какие-то компьютерные игры?
– Ну вот видишь – знаешь, однако! Да. Программы, которые уничтожают все другие программы. Их изобрели еще в восьмидесятых годах. Тогда они были совсем простенькими. Так, баловство программистов. Это называлось инфекцией интегральных схем, забава. Дуарф, Крипер, Райдер, Рипер, Дарвин и куча других. Не знаю, какого дьявола я сижу здесь и излагаю тебе патологию цифроники? – удивился он. – Сколько это мне стоило здоровья! Я должен был подцепить тебя на крючок, а теперь вот стал таким добрым, что просвещаю, вместо того чтобы искать новую работу.
– Дядюшка Сэм прислал тебе письмо на вертолете? Что, почты уже нет? – спросил я, все еще пытаясь учуять очередной подкоп. Грамер вынул чековую книжку, накорябал что-то поперек бланка, сложил его бумажной стрелой и запустил мне на колени.
«Миссионеру на память от верного Аделейда», – прочел я.
– Во что сейчас играем? – поднял я на него глаза.
– Ничего иного не осталось. Дядюшка поздравляет тебя тоже, а как же. Почты уже нет. Нет вообще ничего. Ничего, – он нарисовал руками круг. – Ничегошеньки! Я же говорю: началось два часа назад. И незачем искать виновных. Твой профессор тоже стал безработным. Тот добрый старикашка! Хорошо хоть, я вовремя успел купить себе дом. Буду выращивать розы, возможно, ягоды, в качестве товара в обмен на товар. Банкам тоже крышка! Душно мне...
Он начал обмахиваться чековой книжкой, потом взглянул на нее с отвращением и кинул в корзину для бумаг.
– Pax vobiscum, – сказал он, – et cum spiritu tuo.