ли только мигающие со стен интерфейсы, содержимое которых было слишком сложным для людопса.
Эврибиад остановился рядом с Фотидой и разволновался от ее близости. Она же, казалось, вовсе не обращала на него внимания, и лицо ее хранило все то же непреклонное выражение.
– Вас снедает жажда власти, – продолжил Отон, словно и не прерывался. – Но вы должны сознавать: чем больше ее у вас будет, тем больше будет и ответственности за всех нас, и тем беззащитнее вы будете перед жестокостями мира, который простирается далеко за пределы вашей планеты. Вы понимаете, что из этого следует, Фотида, Эврибиад? Я знаю, что Фемистокл понимает. Он-то предпочел бы, чтобы вы остались дома, а не неслись навстречу опасностям. А вы?
– Мы готовы, – пробормотала она.
– Возможно. Ваш супруг наверняка готов. Я об этом позаботился, – добавил он после задумчивой паузы, подперев кулаком свой огромный, как у каменной статуи, подбородок. – А вы?
От удивления и гнева глаза Фотиды превратились в две узкие щелки. Но она ничего более не сказала. В любом случае сомнения Эврибиада подтвердились. Проконсул всего лишь ослабил поводок, чтобы он сам создал для Отона подходящее орудие. Эврибиад уже начал смиряться с этой мыслью. В конце концов, это никак не умаляло достоинств его стаи.
– Этот Корабль, – продолжал Отон, – не обычное судно, не нечто инертное. Это сообщество ноэмов, объединенное между собой древним договором, который недоступен вашему пониманию. И власть у вас будет только в том случае, если вы заплатите ее цену.
– Мы готовы заплатить жизнью, – с досадой сказала Фотида. – Я вам уже говорила.
– Я обращаюсь не к вам, Фотида, – сказал он, поворачиваясь к Эврибиаду.
Тот не мог выдавить из себя ни слова, смутившись от того неловкого положения, в которое его поставили. Он повернулся к супруге, но та оставалась все такой же непреклонной и безучастной, и не собиралась ему помогать. Ладно, пусть, – подумал он, пожимая плечами. Обойдется и без нее.
– Я не понимаю вас, о Отон. Мы уже заключили договор. Чего вы еще желаете, кроме того, что уже потребовали?
– Я хочу, чтобы вы поняли свою роль в этом деле и в полной степени ее осознали. Когда придет время сражаться, вы послужите этому Кораблю. И не только лапами. Вы тоже займете свое место в составном сознании. Это будет… новый для вас опыт, но в то же время – необходимый, поскольку Фотида лишила меня моих слуг.
Эврибиад снова подумал об онейротронах и о долговременных последствиях их использования, и по спине у него побежали мурашки.
– Вы хотите, чтобы мои моряки управляли оружием Корабля.
Он хотел бы, чтобы его голос звучал более уверенно, но не вышло. Теперь его охватил смутный страх.
Он угадал. Отон улыбнулся и кивнул. Но ответить не успел – Фотида перебила его, шагнув вперед:
– Но почему? Мои слуги…
– Ваши текхникокуоны, Фотида, – не воины, – оборвал ее Рутилий.
– Вы научитесь разделять ответственность, – добавил Аттик. – У нас с Рутилием это хорошо получается, правда?
После чего трое ноэмов покатились от смеха, оставив людопсов в недоумении: им показалось, будто над ними славно подшутили. Оба повернулись к Фемистоклу, но тот весь ушел в свои мысли, и выражение его морды было почти печальным. У кибернета возникло впечатление, что Отон с самого начала играл с Фотидой, побудив ее высказать свою просьбу, и что все происходящее здесь развивалось по его плану. Эврибиад не мог этого доказать, и все же сейчас он был в этом уверен.
– Ладно, – сказал колосс, – шутки в сторону. Эврибиад, вы должны осмотреть вашу собственную каюту перед отлетом. Рутилий прекрасно может сам заняться организационной работой. Вы сможете оценить истинный масштаб вашей миссии. Вы вольны организовывать свое войско по вашему усмотрению, как и все на этом Корабле. Но на вашем месте я бы разделил его на три одинаковых отряда.
– Зачем?
– Один будет служить в оружейном отсеке Корабля. Другой будет в постоянной готовности, чтобы вмешаться немедленно, если понадобятся войска.
– А третий?
– А третий, – с усмешкой проговорила Фотида, – будет отдыхать.
Эврибиад почувствовал, как нос и уши у него запылали от стыда из-за того, что он сам об этом не подумал. Но Отон уже снова заговорил – серьезно и ясно:
– Вашей главной трудностью – и я говорю о вас обоих – будет научиться сотрудничать с другими. Хотелось бы сразу кое-что прояснить, Фотида. Рутилий по-прежнему главный по внутренней безопасности, он отвечает за поддерживание окружающей среды и за манипуляторы силы тяжести. Аттик будет координировать системы обнаружения и анализа.
– А вы?
– Я? Я пока что остаюсь хозяином на этом корабле – до особого распоряжения. А теперь идите. Пора.
Они отступили одновременно. Общее настроение изменилось. Спокойное благодушие автоматов сменилось напряженностью, которая передалась и остальным.
И когда они уже шли к выходу, с потолка прямо над троном, на котором восседал Отон, свесилась толстая цепь. Она заканчивалась тяжелой круглой петлей из полированного серебра тонкой работы. На секунду петля задрожала в воздухе – как змея или щупальце какого-то морского чудовища, – а потом начала спускаться, как будто была наделена своей собственной волей. Бог взял этот металлический обруч в свои огромные руки, взвесил его на ладони, а потом привычным жестом надел себе на шею. Это же онейротрон! Во имя всех морских рыб! Если и сам Отон его использует… И тут – будто распрямившаяся пружина, будто он сам себя не контролировал – Отон поднялся. Его глаза были закрыты, кулаки сжаты, казалось, он в каком-то трансе. Его черты исказились, и напряженные члены совершали беспорядочные движения, будто бы ведомые какой-то таинственной внутренней силой, будто бы его огромное тело, все из обвитых мускулами камней, было всего лишь подергивающейся марионеткой. Смотреть на него было страшно, и Эврибиада охватил почти религиозный трепет. Он был не один. Фотида от удивления застыла на месте. Ни одному людопсу еще не доводилось видеть такого зрелища.
Огромная грудь бога раздулась, и внезапно…
– Рррррррррррааааааааааааааааааххххх!
Из массивного рта вырвался такой мощный, такой оглушительный крик, что от него задрожало все в зале совещаний: и предметы, и живые существа. А потом, уже без шума, в тяжелом молчании оцепеневшей публики, тело расслабилось и опустилось обратно на трон. Но казалось, что души в нем больше не осталось и оно снова стало статуей-колоссом, созерцающим вечность каменными глазами.
Спустя все эти века, что он пренебрегал своим собственным Кораблем, бог снова был привязан к своему древнему субстрату; дух его стал един с гигантским механизмом из металла, углеволокна и ноэмов.
Через долю секунды после появления незваных гостей Плавтина решила стать невидимой. Это не было так уж просто. Корабль походил на экосистему: невозможно изменить одну переменную так, чтобы это не повлекло непредсказуемых последствий. Часто, если замедляли работу одного из аппаратов, тонкое взаимодействие колебаний и помех приводило к тому, что шуметь начинал другой. Чтобы стать невидимой, требовалось думать нелинейно. А это искусство Плавтина отлично освоила.
На всем Корабле понизилась температура. Все активные системы изменили порядок работы так, чтобы ограничить риск потери тепла или несвоевременного излучения. В жизни ноэмов, вовсю кипевшей еще несколько часов назад, настало неурожайное время, суровая зима. Энергия, передававшаяся от ускорителя частиц, стала убывать, и длинная сверкающая лента, освещающая, подобно звездам, центральный отсек, лишилась своего бледного сияния. Ветер стих, тростник и кипарисы, росшие у воды, казалось, заснули.
Это была рискованная стратегия. Внезапно лишившись энергии, некоторые функции забуксовали. Вся структура, предназначенная для того, чтобы обеспечивать условия для работы монадического модулятора, прекратила работать. Если бы Плавтине понадобилось сдвинуться с места, ей пришлось бы сперва дождаться, пока не закончится цикл дезинтеграции антиматерии.
Теперь она смешалась с изначальной тенью космоса. Если только не подойти на миллион километров, понадобится чудо, чтобы ее найти. А расстояние, отделяющее ее от чужаков, было в пятьдесят раз больше. В космическом масштабе они почти приблизились к цели – если искали именно Плавтину. Но на этом отрезке космоса… Судно длиной в пятьдесят километров – сущий пустяк.
Она могла позволить себе минуту самоанализа. От неожиданности ее внутреннее единство нарушилось. Экклесия не успела закончиться. Ее четыре аспекта все еще существовали как четыре отдельные личности, пусть и ослабленные. Она смирила свой гнев. Сейчас она ничего не могла с этим поделать.
Так что четыре сестры перехватили инициативу. Прежде всего – Блепсис, от которой сейчас многое зависело. Она мобилизовала немного энергии, вдохнула жизнь – ровно столько, сколько было необходимо – в мириады приборов обнаружения, и начала осторожно сканировать окрестности.
Об активной работе сенсоров и о зондировании в таких обстоятельствах, конечно, и речи не шло, но пока ей это было и не нужно. Простое пассивное наблюдение могло, наподобие рыбацкой сети, забрасываемой в открытое море, принести хороший улов.
У нее было неплохое тактическое преимущество. Ее противники появились со вспышкой, характерной для мгновенного перемещения, порождающей короткий выброс экзотических частиц, продолжительность жизни которых была чрезвычайно мала. Однако, налетая на редкие атомы водорода, что обретались в пустынном пространстве, эти частицы создавали цепные реакции, которые легко было проанализировать. Так что Блепсис точно знала, откуда они пришли и где теперь находятся, и смогла вычислить их входной вектор. И ее миллионы глаз принялись следить за ними из темноты.
Трое чужаков плыли на небольшом расстоянии друг от друга. Шли треугольником – это было боевое построение, классическое, но эффективное. От их монадических модуляторов еще шло излучение, а генераторы антиматерии постепенно остывали. Потом заработали дополнительные силовые установки, и в темноте расцвели длинные газовые струи, будто кометы под действием звездного ветра. Необычное зрелище для этой зоны – пустынной, если не считать горстки астероидов, забредших далеко от своей изначальной орбиты.