едленно – их шаттл сделал полный разворот, и по металлическому пощелкиванию стало ясно, что оружейные установки выдвинулись из своих гондол.
Второй шаттл вступил в игру. Точным маневром Феоместор переместился влево, одновременно выпустив справа облако-приманку, чтобы дроны с их ограниченным разумом сосредоточились на несуществующей цели. Смертоносные машины купились на эту уловку, выстрелили залпом грубой энергии, затопившей судно ярким белым светом, и с самоубийственной быстротой рванулись вперед. Прорей внезапно ускорился и налетел на них с фланга.
– Мы слишком далеко, – прорычал Эврибиад. – Дайте по ним лазерный залп!
Они держались в стороне от битвы, на идеальной позиции для удара – если не смертоносного, то, как он надеялся, такого, что заставит нападающих осторожничать и усложнит им задачу. Феоместор выстрелил практически одновременно с ним. Рой, застигнутый перекрестным огнем, замер на секунду, решая, отступать ему или броситься в самоубийственную атаку. Короткая вспышка – и булавочные головки уничтожены.
Капсула поравнялась с ними, полетела дальше и, не останавливаясь, опередила шаттл, к которому была прицеплена. Трос на секунду ослаб. Эврибиад был к этому готов.
– Ускоряемся!
Главные двигатели взревели, корпус застонал от напряжения, и всех их инерцией бросило назад. За ними, освещая поле боя, росло раскаленное облако космического – все, что осталось от троих злополучных противников. Шаттл догнал капсулу. Вот теперь-то все устройство и разрушится – а может, и нет, предсказать невозможно. От нового удара шаттл неприятно затрясло.
– Корабль выдержал, кибернет. Мы ведем объект.
Эврибиад на секунду закрыл глаза. Благодаря этому дерзкому маневру они выиграли около десяти минут. Осталось пересечь зону боев, пройдя между двумя армиями дронов.
Отон чувствовал, как битва пульсирует в его венах и костях. Он молча наблюдал за рискованным маневром, который предпринял Эврибиад, чтобы заполучить таинственную капсулу. Он долго ждал такой минуты. Возбуждение от опасности. Возможность победы.
Мысли его обратились к лейтенантам, на долю секунды задержались на Фотиде. Она, сосредоточившись на битве, ничего не видела, кроме двух хрупких суденышек, которые готовились пройти через смертельную бурю, вызванную двумя армиями истребителей. Людопсы хорошо послужили сегодня. Он оказался прав во всем. Он стал настоящим визионером. Сам, совсем один. Он выдержал, не моргнув и глазом, унижение и остракизм, когда по велению Гальбы ему вынесли приговор после смерти Нерона. Он молчал; он позволил своим союзникам разлететься, как семена одуванчика. Он поставил на долгосрочное биологическое развитие против сиюминутности Разумов, которые думали слишком быстро, чтобы судить о вещах трезво. Никто не раскусил его игру. Никто не знал, какое мощное оружие он для себя готовит. И теперь он победит. И возвратится в Урбс в ореоле славы.
Теперь оставалось только нанести финальный удар. Часть его разума – самая древняя, самая фундаментальная – восставала против этой мысли. Узы, его старинный недруг, начинали рычать, будто разъярившийся медведь, который у себя в берлоге чувствует приближение чужака. Как и все остальные Интеллекты, Отон не умел убивать.
Однако в противоположность своим собратьям Отон был приучен воевать. Воин сражается не с врагом, а с собственным страхом. Сперва нужно одержать победу над самим собой. Он не будет убивать своими руками – ни сейчас, ни когда-либо впредь. Он на это не способен. Но то, что он готовился совершить, отличалось от убийства только крошечной гранью реальности, такой тонкой, что в случае успеха он собирался все поставить на карту. А ему было что терять. Он так долго прожил с момента своего скромного рождения в ледяной лунной пещере. Он узрел невиданные чудеса, да и сам немало их сотворил. Мог ли он рисковать собой по прихоти фортуны, подбросившей кости? С тех пор, как погибло Человечество, Интеллекты приучились рассматривать собственные сиюминутные достижения как самоцель. Но не Отон. Получить господство над Урбсом, собственной расой и Вселенной или погибнуть – для него игра стоила свеч, если в конце пути его поджидала слава.
В реальном мире миновала доля секунды, еще несколько дронов развеяло в дым. Для Отона – вечность, отведенная под размышления. Он снова принялся изучать запутанное дерево возможностей, без труда следя за миллионами перекрещивающихся нитей, из которых плелась История, взвесил взаимодействия и явления обратной связи. Линии, каждая из которых означала альтернативную судьбу, выделились подсветкой, показывающей, что вероятность всех этих вариантов – выше нуля. Отон разглядывал эти линии, на короткое время поддавшись удовольствию размять свои аналитические способности, как кот, потягивающийся после долгого дневного сна.
Он повернулся к своим помощникам. Фотида, дайте истребителям приказ пожертвовать собой ради Эврибиада. Пусть он побыстрее вернется. Рутилий, подготовьте корабль к циклу мгновенного перемещения. Он объяснялся без экивоков. Он был властью. Он был провидцем. Он знал, что в этот момент больше всего напоминает старого бога войны, которого почитали солдаты Лация, – сурового Марса, кровавого Митру. Клянусь Числом! Выполняйте приказ! Но остальные застыли в нерешительности, не в силах отыскать логику в его действиях. Если мы сейчас побежим, заметил Аттик, то станем легкой добычей для нашего врага. Отон направил на них всю свою ментальную силу, так, чтобы они ощутили его решимость. Он не мог заставить их действовать и не мог посвятить их в свои планы. Но мог открыть им бездну своего разума, дать им понять, что никогда, даже если они проживут еще три тысячи лет, не смогут они тягаться с ним в искусстве выигрывать битвы.
И экипаж подчинился. Будто две падающие звезды, Фотида и Рутилий, умчались выполнять приказ. Людопсица, будто загипнотизированная, поделилась решимостью с остальными, и скоро они уже носились во все концы, меняя план битвы. Аттик остался рядом с Отоном. Он был заинтригован, но бог не собирался ничего ему рассказывать.
Если бы они знали, что Отон собирается сделать, они бы все от него отвернулись – и людопсы, и автоматы. Однако перед лицом двух противников, способных зажать «Транзиторию» в тиски, выбирать оставалось между этим планом и побегом. А бежать он не хотел.
Снаружи их окружила армия истребителей. Беспорядочная схватка понемногу превращалась в фейерверк, готовый к финальному залпу: дроны, объединяясь в группы по десять, жгли топливо, забыв о всякой осторожности и уже не надеясь вернуться, и бросались на противника, обстреливая его тысячами лазерных лучей и даже тараня, если имели возможность. И уже совсем недалеко были все приближавшиеся массивные силуэты варварских кораблей – огромные, яйцевидные, сделанные из потрескавшегося льда и побитого камня, с чревом, в котором кипело глухое, почти осязаемое желание нести смерть.
Однако взрывы продолжались – целыми очередями, становясь все интенсивнее, – и понемногу выводили из строя датчики Корабля, затапливая сенсоры беспрерывными разрушительными вспышками – белыми и желтыми.
Как там Эврибиад? – спросил Отон, не обращаясь ни к кому в особенности.
Никто не сумел ему ответить.
Эврибиад сжимал зубы. Перед ним шаттл Феоместора начал смертельный танец, пользуясь тем, что полностью сохранил весь свой скоростной и двигательный потенциал. Порой он отклонялся от курса, чтобы выстрелить из лазера, но всякий раз возвращался в исходную позицию, чуть выше корабля Эврибиада, прикрывая его. Тому затруднял путь груз, ведомый на тросе.
Вражеские истребители, преследуемые дронами Отона, сбились в единую стаю, которая, пытаясь ускользнуть от смерти, летела по траектории, с первого взгляда казавшейся беспорядочной, то резко уходя в сторону, то хитря и разворачиваясь так быстро, как могут только существа, лишенные плоти.
На секунду небо вокруг Эврибиада очистилось. Шаттл объяла тишина, которую изредка прерывали перезвоны бортового оборудования. Все замерло в ожидании, словно туча, готовая разразиться грозой – и дроны ускорились. Оголодавший рой устремился к добыче, безразличный к судьбе каждого в отдельности, оставив опоздавших под разрушительным огнем, который вели машины Фотиды.
Они поняли, кто важен, а кто нет. На два шаттла на полной скорости обрушились тысячи жал. Феоместор резко замедлился, попытался развернуться на носовом платке, чтобы выиграть время для более медленного собрата, и выстрелил пучком смертельных лучей. Ослепительный взрыв поглотил десяток соперников, и связь со вторым шаттлом прервалась. Эврибиад поднялся, вытянул шею, вглядываясь вдаль. Что же случилось с его товарищем? Невозможно сказать. Врагов становилось все больше, истребители Отона слетались к ним, окружали их плотной группой, бросались на них, презрев смерть, взрываясь, чтобы дать шаттлам несколько лишних секунд. Атака закончилась так же быстро, как началась. Их союзники погнались за последними оставшимися дронами.
– Доложите о повреждениях, – нервно приказал Эврибиад.
– Мы ущерба не понесли, – ответил эпибат бесцветным голосом. – Второй шаттл получил удар в борт. Сообщают о нескольких раненых, среди них Феоместор. Говорят, что в состоянии добраться до Корабля.
Эврибиад сел, стиснув челюсти. Сейчас он ничего не мог сделать для друга – разве что молиться.
Они вернулись! По войску, погруженному в составное сознание, прошел вздох облегчения. А теперь полный вперед! Пора! Неподалеку две кометы занимали позицию. Еще несколько секунд – и варвары будут на расстоянии удара. Тянуть больше нельзя. Корабль ускорился на пределах своих возможностей. Отон не собирался обгонять врагов, однако ему нужна была определенная скорость, чтобы реализовать свой план. Один из двух монадических модуляторов на корме, доверху наполненный энергией, заурчал, передавая всей «Транзитории» экзотическую аритмию своей вибрации, искажая вселенную вокруг себя.