— Что вы хотите сказать? Ведь те города, что внизу, не оказывают влияния на самый поздний, насколько мне известно.
— Идеальных сравнений не существует. Кроме того, я не уверена, что они не оказывают никакого влияния. Есть такая вещь, как психическое воздействие.
— И вы, человек науки, в это верите?
— Вопрос не в том, верю я или не верю. Это возможно, хотя и не доказано. А в вашем случае… Допустим, под последнюю Трою, вашу Трою, подложена мина. Шаткое основание, на котором она стоит, сразу обрушится, и весь город уйдет под землю, в туннели и подвалы. Все было бы иначе, если бы город стоял на твердой почве.
— Значит, я пережил что-то вроде землетрясения, когда явилась эта новая личность? Заметьте, я сказал «явилась». Я чувствую всем существом, хотя и не могу этого доказать, что не создавал Бейкера Но Уили. Мне его навязали.
— Кто навязал? Как бы там ни было, вы все-таки создали новое «я». Но это слишком сильно отразилось на вас… на ваших прежних «я». И что-то разладилось. Не знаю пока что. А может, и никогда не узнаю.
Арлен подалась вперед и взяла Кэрда за руку. Ее рука была прохладной и мягкой, но чересчур легкой. Кэрд видел, как она парит в воздухе. Она улетела бы, если бы не была приделана к туловищу.
— Вы слишком долго и слишком жестоко играли с реальностью, со своим основным «я». Теперь вы расплатились за это и остались без гроша. Ваша психика не хочет больше иметь дела с реальностью. Точнее, вы не хотите.
— Может быть, я вижу реальность не в нашем обычном представлении. Есть разные уровни реальности. Я вот вижу ее на атомном уровне. Мой взгляд проникает сквозь реальность, которую я видел от рождения, и видит иную ее разновидность. Одну из иных.
— Но ведь вы же не видите нас по-настоящему, как танец атомов? Это только образ, не так ли?
— В общем, да. Но иногда я вижу… точно мои глаза перемещаются в иное измерение. Вижу сарабанду молекул внутри электромагнитного поля. И это расстраивает меня… или расстраивало. Ведь ко всему привыкаешь… почти ко всему.
— Мне кажется, вы говорите правду. Зачем бы вы стали лгать?
— Действительно, зачем?
Она убрала руку и села прямо.
— Возможно, вам хочется попасть в разряд хронически душевнобольных.
— Зачем?
— Затем, что вы не можете жить в реальном мире. Или, если воспользоваться другим штампом, не хотите иметь дела с людьми. Вот когда вы смотрите в окно на оленей, видятся они вам как группы атомов или нет?
— Нет, — медленно ответил он.
— А когда вы видите себя в зеркале или на экране, представляетесь вы себе комбинацией атомов?
— Пока нет.
— Возможно, подсознательно вы чувствуете, что это вы — комбинация атомов, а не люди, которых вы видите. Но вы подавляете это глубинное ощущение, потому что оно вам по какой-то причине невыносимо. И проецируете собственное зеркальное отражение на других. Не они, а вы представляете собой атомы, замкнутые в магнитном поле.
— Возможно, — пожал плечами Кэрд.
— Подумайте над этим. И над тем, почему вы относитесь к этой возможности так спокойно. Многих пациентов она бы огорчила.
— Мне свойственно — этому моему «я» свойственно — рассматривать спорный вопрос с обеих сторон. Хотя правда может быть только одна. Все эти рассуждения насчет того, что правд много, — ерунда. Правда не клонируется.
— Ага! — встрепенулась Арлен. — Что это значит?
— О чем вы?
— Вы сказали, что правда не клонируется.
— Честное слово, не знаю. Так, вырвалось. Но мысль правильная. — Он засмеялся. — Если только сказанное мной — не клон правды, и я, следовательно, не прав. Глупо, да?
— Глупо?
Кэрд почувствовал себя не совсем ловко. Он знал: если пациент находит свое замечание глупым, значит, он подошел слишком близко к тому, чего хочет избежать. Так, по крайней мере, говорила ему Брускино, и то же самое он вычитал в одной из психитических кассет, которые запрашивал в библиотеке.
— Если это и означает что-то, я понятия не имею что, — сказал он.
Арлен быстро сменила тему. Возможно, эта тема была как-то связана с предыдущей и Арлен это сознавала, а он нет?
Она прижала к груди стиснутые руки, словно поймала в ладони правду или намек на правду — редкую птицу, которую хотела отогреть на груди.
— Как вам известно, я изучила записи, сделанные доктором Арсенти во время вашего лечения в Манхэттене. А еще…
— Избранные записи Арсенти. Сомневаюсь, что вам дали их полностью. Правительство…
— Пожалуйста, не перебивайте меня. Еще я ознакомилась с записями психика, лечившего вас в возрасте от трех до шести лет. Вы были очень робким, застенчивым ребенком — это доходило до патологии, судя по отчетам врача, хотя лично я считаю это суждение слишком категоричным. А потом вдруг, чуть ли не за одну ночь, вы сделались очень общительным, агрессивным и бойким мальчиком. Это случилось накануне вашего пятилетия…
— Вы давали мне смотреть эти кассеты. Но они не пробудили во мне никаких воспоминаний. Я точно смотрел на чужого мальчишку.
— Что-то в вас все-таки пробудилось. Детекторы это выявили. Но вы подавили свою реакцию. Во всяком случае, вашего детского психика крайне озадачила происшедшая с вами перемена. Следующий психотический отчет относится к вашему двадцатидвухлетнему возрасту, вскоре после смерти ваших родителей. Врач сообщает, что показатель отваги и агрессивности у вас выше среднего. Но психику, который обследовал вас перед поступлением в органическую академию, это понравилось. — Арлен перевела взгляд с экрана за спиной у Кэрда на его лицо. — Заметной реакции не произошло. Но думаю, там, глубоко внутри, какой-то отклик есть. — Она посмотрела на стенные электронные часы. — Мы с вами задержались на пять минут.
Они поднялись, и он сказал:
— Трудно, наверное, иметь дело с пациентом, у которого не было детства. Еще труднее, если он ничего не помнит из своих зрелых лет, хоть и не страдает амнезией по-настоящему.
— Более трудного у меня еще не было. И я благодарна за вас судьбе. Скучных больных не бывает, в этом я убеждена. Но бывают несколько утомительные, и большинство случаев укладывается в обычные рамки. Вы же уникальны. Я не знаю даже…
— Почему вы замолчали, Арлен?
— Может быть, вы — психический мутант.
— То есть прецедентов, которые вы могли бы использовать в моем лечении, не существует?
— Возможно. Да, вы правы. Их нет. Это и делает мою задачу такой увлекательной, и…
— Я еще вас прославлю.
— Не скрою, я думала об этом, — засмеялась она. — Но это не вскружило мне голову. Главное в том, что вы уникум и никогда не знаешь, чего от вас ожидать. Вас нельзя классифицировать как шизофреника. Честно говоря, я вообще пока не знаю, к какой рубрике вас отнести.
— Может, к окончательно трахнутым?
Она еще смеялась, когда он выходил из кабинета.
Ему самому было не до смеха. Когда за ним закрывалась дверь, он покидал область света, ее смеха, ее сияния и погружался во тьму. Его поглощал левиафан. И Кэрд, замкнутый в лишенном света тесном желудке, подвергался действию кислот.
Глава 27
В словаре указано, что политическая революция заключается в свержении правительства, формы правления или социальной системы с заменой их чем-то другим.
Правительство Земного Сообщества не было свергнуто, и форма его правления не изменилась.
Кэрд пересмотрел все, что было ему доступно, на предмет «революции». Хотя в новостях и документальных фильмах показывалась только ничтожная часть «волнений», становилось ясно, что если не большинство, то значительная часть населения активно протестовала и протестует против действий правительства. Из тысячи митингов, демонстраций, уличных беспорядков и случаев поливания мониторов краской телевидение показывало какой-нибудь десяток. Однако власти предержащие, похоже, благополучно выдержали шторм, хотя и не вошли еще в безопасную гавань. На горизонте зарождались новые бури.
Из телекадров он узнал и о судьбе тех, кто был замешан в его преступную деятельность. Самого Кэрда не стали судить из-за внезапного психического расстройства, как выражались дикторы. С остальными заговорщиками разделались быстро, хотя и не так быстро, как ожидалось. Когда выяснилось, что подсудимым ввели анти-ТП, судебную процедуру пришлось изменить. Однако под давлением многочисленных доказательств вины оказалось нетрудно вынести им приговор. Всех их, как и Кэрда, направили в лечебницы, и им грозила смертная казнь или каменирование в том случае, если их найдут неизлечимыми.
Все они были Кэрду чужими и не вызывали в нем ни тени воспоминания. Лишь одна женщина, его ближайшая сообщница, как ему говорили, пробудила в его груди и чреслах самый горячий отклик, который Кэрд на своей памяти испытал. Ее звали Пантея Пао Сник, она была маленького роста, всего пять футов восемь дюймов, стройная, но полногрудая, темнокожая, кареглазая, с волосами темными и гладкими, как мех котика. Стрижка под голландского мальчика очень шла ей, и строение ее лица было необычайно изящным.
Глядя на нее, Кэрд верил, что уж она-то — не модель человека, не пляска атомов.
Он сообщил об этом Брускино, и она сказала:
— Возможно, она была вашей любовницей. А если даже не была, вы, похоже, были в нее влюблены.
— Мне хотелось бы, чтобы ее перевели сюда. Я чувствую, что ее присутствие могло бы мне помочь.
— Ну, ей это вряд ли поможет. И ее в любом случае не переведут — хорошо известно, какую взрывчатую смесь вы составляли вдвоем, — сказала Арлен и добавила: — Вы впервые проявили разочарование. Реакция слабая, но она налицо.
Несколько субдней спустя Кэрд обнаружил, что способен испытывать и гнев. Это чувство проявилось у него не столь бурно, как у других пациентов, но было достаточно сильным, чтобы Кэрд испытал удовольствие оттого, что способен ощущать неудовольствие. Он сидел в столовой рядом с Донной Клойд и ел свой салат. Донна повернулась к нему:
— Знаешь, Джефф, я была очень зла на тебя и очень в тебе разочаровалась. Я считала тебя предателем и до сих пор считаю. Я просто не могла…