Что-то коснулось ее макушки. Марселин заерзала, решив, что Салем вновь играет ее волосами, и, судя по всему, успешно спугнула драу, после чего вновь сжалась, обхватив себя за плечи. Она то проваливалась в глубокий сон, то находилась в состоянии дремы, и предпочла бы, чтобы это длилось вечно.
Но тут снова что-то коснулось ее головы. Даже не разлепляя глаз, Марселин перевернулась на другой бок и вяло махнула ладонью над головой. Что странно, мягкой шерсти Салем она не почувствовала. Зато лицо уткнулось во что-то теплое.
– Хватит ерзать. Знаю, ты не восторге, но это моя кровать, так что имей совесть и дай мне выспаться, – прозвучало над ухом.
В уголках глаз защипало, сердце вдруг забилось с удвоенной силой. Игнорируя дрожь, охватившую руки, и головную боль, Марселин резко села и щелкнула пальцами. Во всей спальне мгновенно вспыхнул свет.
– Боги… – простонал Стефан, накрывая лицо рукой. – За что?
Марселин вскрикнула, прижав ладони ко рту. Стефан напрягся, открыл лицо и непонимающе посмотрел на нее.
Боги всемогущие, он смотрел на нее. Он проснулся.
Марселин громко всхлипнула и едва не упала на Стефана, крепко обняв его. Он резко выдохнул, но опустил широкую ладонь ей на голову и плавно погладил ее по спутанным волосам.
– Я не понимаю, сколько ты выпила, что так радуешься? – сонно пробормотал он.
Марселин резко выпрямилась и прохрипела, глотая слезы:
– Что?
– Сколько ты выпила? – медленнее повторил Стефан, недоверчиво щурясь. – Не уверен, что ты бы полезла обниматься трезвой.
Марселин моргнула, думая, что ослышалась. Но через мгновение поняла, что Стефан не помнит о нападении на особняк и своей смерти.
После всей боли, что она причинила ему, Марселин не имела права даже касаться его, но устоять перед соблазном проверить, что он действительно проснулся, двигается, моргает, говорит, смотрит и дышит, было так трудно. Она вновь крепко обняла Стефана, ощущая его дыхание над своим ухом, и дала волю слезам.
Боги всемогущие, Марселин почти двести лет только и делала, что с переменным успехом портила ему жизнь и пыталась убить. Она была просто сумасшедшей – эгоистичной, недальновидной и ослепленной бессмысленной местью. Она хотела, чтобы Стефан исчез из ее жизни, но теперь эти мысли казались дикими. Все, чего она хотела сейчас – это касаться его, чтобы быть уверенной, что он жив, и видеть жизнь в его глазах.
Стефан подозрительно смотрел на нее не мигая и будто ждал продолжения. Марселин выпрямилась и аккуратно слезла с него. Вновь полились слезы, и девушка даже не попыталась их утереть. Стефан поднял руку, будто хотел сам это сделать, но остановился.
Марселин всхлипнула, протянула ладони к его лицу и прильнула к его губам.
Стефан не ответил. Она медленно отстранилась, чувствуя, как холодеют пальцы, и посмотрела ему в глаза.
«Дура», – упрекнула она себя, с замиранием сердца следя, как Стефан напряженно изучает ее лицо. Это же надо было додуматься – лезть к нему и целовать, когда он только-только проснулся после сомнуса…
– Не то чтобы я против, – наконец произнес Стефан, озадаченно посмотрев на нее, – но, может, ты действительно выпила слишком много?
Марселин замотала головой, утирая слезы.
– Ты не помнишь.
– Не помню чего?
– Что было после празднества.
– А, после. Честно говоря, нет. И я все еще не понимаю, почему ты здесь. Опять же, – торопливо произнес он, и на секунду Марселин увидела, как он смутился, – не то чтобы я против.
Марселин опустила плечи, вдруг ощутив тяжесть событий последних месяцев. Стефан имел право знать обо всем, что произошло, но рассказать об этом прямо сейчас – непосильная задача для нее. Внезапно в ее опустевшей голове щелкнуло, и девушка выпалила:
– Третий сальватор вернулся.
Стефан удивленно уставился на нее.
– Что?
– Он вернулся, – повторила Марселин, начав теребить кончики длинных волос. – Не знаю как, но Пайпер его нашла и…
Она остановилась, когда рыдания вновь сдавили горло, и закрыла лицо руками. Стефан ведь проснулся, так почему ей так плохо и больно?
– Прошло пять месяцев, – наконец пробормотала она. – Ты убил себя с помощью Брадаманты, когда тебя прокляли.
Стефан открыл рот и поднял указательный палец, но, замявшись и мигом растеряв всю уверенность, замер. Марселин не могла представить, какой хаос творился в его мыслях и как он с ним справлялся. Стефан смотрел на нее как на сумасшедшую, изредка отводил взгляд и пытался зацепиться за что-нибудь другое. Но, наконец перестав блуждать по спальне рассеянным взглядом, он вновь посмотрел на нее и повторил:
– Что?
Марселин сморгнула слезы и тряхнула ладонью, в которой тут же появилось квадратное зеркало из ее лаборатории. Стефан напрягся, когда она коснулась низа его футболки, и, кажется, даже нервно сглотнул. Марселин осторожно подняла ткань и наклонила зеркало так, чтобы Стефан смог в мельчайших деталях рассмотреть шрам на своей груди.
– Я не смогла его убрать, – тихо произнесла она, крепко вцепившись в зеркало. – Все остальные раны, нанесенные демонами и их проклятиями, я устранила, но этот… Не знаю, в чем дело. Может, в самой Брадаманте. Может, моей магии было недостаточно.
– Твоей магии? – медленно и недоверчиво повторил Стефан, ведя пальцем по кривому шраму – точно от ключицы до солнечного сплетения. – Хочешь сказать, этот шрам остался после того, как ты… Что? Залечила дыру у меня в груди?
– Ага, – изо всех сил сдерживая слезы, ответила Марселин. – Я пыталась его убрать, но…
Марселин была уверена, что является лучшей целительницей во всей коалиции. Иногда ей казалось, что сам Гаап направлял ее и позволял совершать невозможное. Шрамы от любого оружия всегда исчезали под воздействием ее магии, но только не этот. Этот оставался неизменным с тех пор, как она соединила разорванные мышцы и жилы, срастила кости и восстановила все внутренности.
– На спине такой же, – тише добавила Марселин. – Ее копье… прошло насквозь, а потом она его вытащила и…
Слова застряли в горле. Марселин еще сильнее вцепилась в зеркало. Мелькнула мысль, что она вот-вот просто сломает его.
– Это должно было убить меня, – на выдохе произнес Стефан, наконец опустив футболку и посмотрев ей в глаза: – Почему я не умер?
– Сомнус. Я приготовила отвар из крови Пайпер и Гилберта и думала, что успею…
– Ты погрузила меня в сомнус? – неверяще уточнил Стефан.
Марселин сдавленно кивнула.
– И пять месяцев поддерживала во мне жизнь?
– Да, – едва не пискнула она.
Боги, как же ей было страшно.
Стефан резко выдохнул, прижав ладонь к груди, и сжал ткань футболки. Марселин едва не подскочила на месте, решив, что ему стало хуже. Но Стефан, не двигаясь, смотрел на нее, пока его магия едва шевелилась, растекаясь в воздухе.
– Это же… невозможно, – пробормотал он, опустив плечи. – Ты успела найти и коснуться нити жизни и магии?
– Ага.
– Но это же… невозможно, – озадаченно повторил Стефан. – Боги, нет… Это возможно. Ты это сделала.
В его голосе прозвучало столько восхищения, будто Марселин была единственным магом, использовавшим сомнус за все время существования миров. Словно он сам когда-то не поддерживал жизнь в искалеченном теле целых тридцать лет.
Поймав ее озадаченный взгляд, Стефан с улыбкой повторил:
– Ты это сделала. Боги, Марселин, ты невероятна.
Марселин нахмурилась. Может, Стефану и повезло, что после пробуждения он мог понимать ее и даже говорить, но, кажется, с формулированием мыслей у него явные проблемы. Как он может говорить, что она невероятна, если единственное, что она сумела сделать – это погрузить его в сомнус?
– Расскажи мне, – произнес Стефан, мягко взяв ее ладонь и опустив зеркало. – Все, что произошло за эти месяцы.
Марселин недоверчиво покосилась на их руки и, подумав всего мгновение, переплела свои пальцы с пальцами Стефана. Оказалось, что это очень приятно – держать его руку в своей. Знать, что он жив, и видеть, что он не злится на нее, а терпеливо ждет объяснений.
Собравшись с мыслями, Марселин нежно провела большим пальцем по широкой ладони Стефана и начала рассказывать.
Глава 23Но открой глаза
Сегодняшний ужин Гилберт назвал приветственным, но Эйс точно знал, что на самом деле это было предлогом, чтобы собрать Третьего и его союзников в одном месте и понаблюдать за ними. На ужине также присутствовали Николас, Пайпер, дядя Джон и Шерая.
С Пайпер они так и не поговорили по-нормальному. С той самой минуты, как ее забрали из темниц и она в порыве гнева сказала Гилберту, что ее много раз пытались убить, Эйс только об этом и думал. Ему было страшно от одной мысли, где была Пайпер и что с ней произошло. При этом она делала вид, что Третий сальватор в этом не виноват, и постоянно говорила об этом всем и каждому.
Она и за ужином напомнила об этом пару раз, чем мгновенно обрубила все попытки Фортинбраса завести более-менее непринужденный разговор. Напряженная тишина тянулась уже несколько минут.
– Так мило… – наконец протянул Николас, постучав вилкой по тарелке. – Так дружелюбно…
Пайпер нервно захихикала. Фортинбрас и Гилберт, однако, от своего дела не оторвались: все так же молча изучали друг друга, игнорируя присутствие всех остальных.
Гилберт, должно быть, специально предложил Пайпер сесть по правую руку от него – точно там, где всегда сидела Шерая, а Эйсу отвел место по левую руку от себя. Рядом, бледный и весь нервный, сидел Эйкен, выглядевший так, будто вместо еды перед ним поставили блюдо с головой ноктиса. Он то и дело косился на Николаса, оказавшегося между ним и Клаудией, девушкой с черными губами и ледяным взглядом. То ли ей просто не нравилось мероприятие, то ли она пыталась мысленно убить Пайпер и дядю Джона, между которыми оказалась Стелла. Она единственная проявляла хоть какой-то интерес к еде, все время поглядывала на нее и даже протягивала руку, но в самый последний момент останавливала себя.