Марселин опустила пустую чашу на стол и, нахмурившись, уставилась на линию горизонта. Сегодня терраса, где они расположились, выходила в сторону пляжа. Воздух пах морской солью, цветущим садом, сомнениями и страхами, которые Стефан различал слишком хорошо. С каждым днем его чувства восстанавливались, становились острее, и он все сильнее ощущал присутствие каждого в особняке. Прямо сейчас он хорошо ощущал Гилберта и Стеллу, которые гуляли где-то в саду, и Фортинбраса – хотя от него, разумеется, исходило ощущение магии. Фортинбрас слишком хорошо прятал свои чувства, чтобы кто-нибудь сумел их понять.
– Ты не замерзла? – спросил Стефан, пытаясь отвлечься от ощущения чужой магии.
– А ты? – Марселин взволнованно наклонилась вперед. Казалось, что она без проблем перегнется через стол между ними, скинув все на пол, лишь бы дотянуться до Стефана. – Тебе плохо? Что-то не так? Голова кружится?
– Я прекрасно себя чувствую. Не нужно спрашивать об этом каждую минуту.
– Ты был почти мертв! – зло выпалила девушка, хлопнув ладонью по столу.
– Ты тоже, и последствия оказались куда серьезнее.
– Но ведь все обошлось! Твоя магия была совершенна, а вот моя…
– Твоя магия прекрасна, Марселин. Невероятна. Она… – Стефан замялся, неуверенно коснулся ладонью груди – точно там, где под свитером и рубашкой был шрам, который останется с ним навсегда. У него не находилось слов, чтобы описать, насколько сильной оказалась магия Марселин, и потому он смиренно повторил: – Твоя магия прекрасна. Твоя мать гордилась бы тобой.
Марселин нахмурилась и приоткрыла рот, будто хотела что-то ответить. Стефану показалось, что время замедлилось и ускорилось одновременно.
– Боги, – выдохнул он, прикрыв рот ладонью. – Я… Я сказал это вслух?
– Ага, – растерянно кивнула Марселин.
– Боги, – повторил Стефан ошарашенно. – Я сказал это… Я сказал это вслух. Боги, Марси, я сказал это вслух!
Последние слова он едва не выкрикнул, радостно рассмеявшись.
– Твоя мать гордилась бы тобой, – торопливо повторил Стефан, боясь, что язык вновь перестанет слушаться. – Елена бы гордилась тобой. Боги, – судорожно выдохнул мужчина, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. – Я сказал это…
Стефан даже не представлял, что это когда-нибудь случится. Он пытался миллионы раз, и каждый оканчивался провалом, который разбивал его сердце снова и снова. Он испробовал тысячи способов, чтобы обмануть магию и хаос, но даже его знаний и умений, накопленных за семьсот лет, оказалось недостаточно.
А теперь он оказался свободен. Он умер, и проклятие, сковывавшее его все это время, спало.
Марселин мягко коснулась его рук, и Стефан резко вскинул голову. Она выглядела растерянной и даже напуганной, но стояла рядом и, кажется, не собиралась сбегать. Она смотрела на него с чувством, которое Стефан не мог описать, и ждала, пока он заговорит. Это оказалось очень сложно: горло сдавило страхом, болью и рыданиями, которые раньше Стефан позволял себе только в полном одиночестве.
– Прости, – пробормотал он и, поддавшись порыву, прильнул щекой к ее руке. – Прости меня. Я пытался побороть это, но ничего не получалось, но теперь, когда я умер и вновь ожил из-за сомнуса, я…
– Что? – взволнованно выпалила Марселин, когда он на секунду запнулся.
– Я могу говорить. Я могу все тебе рассказать. Марси, прости меня. Прости… Я не мог из-за проклятия, которое Елена… Марси, твоя мать прокляла меня.
Глава 25Когда все заканчивается
Казалось бы, Пайпер должна радоваться. Она вновь в своем мире, в безопасности, рядом с людьми, которыми дорожила, но чувствовала, что это неправильно. Мир казался серым и искаженным, будто Пайпер до сих пор была в Башне. Воспоминания о пустых коридорах, слепящих белизной, и тьме, ждущей за огромными окнами, вызывали табун мурашек и поднимали страх. Даже спустя две недели Пайпер спала урывками и боролась с кошмарами.
Но она хотя бы ела. Одной странной выходки Фортинбраса оказалось достаточно, чтобы дядя Джон и Эйс без остановки спрашивали ее, почему он так поступил, и убеждали ее понемногу начинать есть. Изредка к ним присоединялась Марселин, но большую часть времени она наблюдала за состоянием Стефана и помогала Николасу, который любил срываться неизвестно куда и возвращаться побитым.
Это тоже казалось Пайпер неправильным.
Николас был шумным, активным, прилипчивым, но уж точно не глупым, чтобы так просто срываться с места и подставляться под удар. Но, возможно, Пайпер просто не знала его: они общались, пытались как-то узнать друг друга, но Николас прикладывал значительно больше усилий, чем она. Не то чтобы Николас ей не нравился, наоборот, она была рада, что есть еще один человек, понимающий ее, но… Ему же было всего пятнадцать. И он, если верить Рейне, которая периодически являлась во плоти, был сальватором дольше Пайпер. Но при этом отзывался на Четвертого, оставляя за ней право быть Первой. Будто она могла быть настоящей Первой.
– Поразительный результат за столь короткий срок, – пробормотал Фортинбрас. Не обратив внимания на настороженный взгляд дяди Джона, он уточнил: – Ты уверена, что раньше не замечала за ним подобного?
Пайпер встрепенулась, вынырнув из своих мыслей, и посмотрела на Эйса, в самый последний момент ушедшего от выпада Еноха. Тонкое янтарное лезвие блеснуло, столкнувшись с тренировочным мечом, который использовал рыцарь, и Пайпер ощутила, как глубоко внутри зашевелилась Сила, отзываясь на чужую магию.
– Что-то такое я бы точно заметила. Трудно пропустить момент, когда твой двенадцатилетний брат начинает бегать с магическим мечом.
– Ему же пятнадцать, – озадаченно напомнил Фортинбрас.
– А раньше было двенадцать.
– О, ты об этом… Да, теперь я понимаю.
Эйс сказал, что хочет показать Пайпер кое-что очень интересное. Магия стала открытием, которое поразило ее настолько, что она никак не могла собраться с мыслями и сказать хоть что-нибудь. Хотелось услышать, что это просто шутка. Магия была слишком опасной, непредсказуемой, буйной. Она еще теснее приближала Эйса к сигридскому миру, который мог сломать его сильнее, чем уже сломал Пайпер. Еще и вечность, которую дарует Геирисандра… Кто знает, когда тело Эйса перестанет расти и в каком возрасте он застрянет до тех пор, пока не лишится магии или, что хуже, не погибнет.
Но Эйс радовался, показывая, сколь многому научился, как хорошо обращается с мечом (куда лучше Пайпер) и как долго может противостоять Еноху (целых семь минут, о чем сообщил Фортинбрас). Он радовался, и Пайпер не могла заставить себя сказать, что он завладел крайне опасной вещью.
– Знаешь, что в этом самое странное?
Пайпер едва не физически ощутила, как насторожился дядя Джон, который едва ли не больше всех следил за Третьим.
– Насколько мне известно, – продолжил Фортинбрас, не дождавшись ответа, – это первое проявление божественной воли с момента Вторжения.
– Прямо-таки первое?
– Боги молчали все это время. Никому не отвечали. Даже элементали не знали почему.
– Элементали? – с легким удивлением переспросил дядя Джон, недоверчиво покосившись на него.
– Да, я несколько раз разговаривал с ними. Отыскать их было сложно, заслужить внимание и хотя бы минуту разговора – еще сложнее.
– Разве элементали не оставили миры?
– Кто знает? Может, я говорил с другими элементалями. Может, я лжец. Как вы думаете, господин Сандерсон?
В этом была его особенность, которую многие принимали за надменность: к каждому, даже к слугам, он обращался с почтением. Николас кое-как переучил Третьего обращаться к нему только по имени, а вот Эйс сильно испугался, когда Фортинбрас назвал его «господином Сандерсоном». Хотя дяде Джону вообще было плевать.
– Думаю, если бы ты наконец рассказал, где скрывался все это время, нам всем было бы намного легче.
– Правда? – невинно уточнил Фортинбрас. – Что ж, возможно, это действительно хорошая идея. Но вы уверены, что выдержите это? Я могу не просто рассказать, я могу показать. Каждое место, где только был. Каждую мертвую землю, которую видел. Каждый…
– Ну все, – вмешалась Пайпер, едва не подпрыгнув на месте, чтобы привлечь к себе внимание, – угомонитесь! Ты, – она посмотрела на дядю Джона, мгновенно нахмурившегося, – хватит его допрашивать. Ты отстранился от дел главы Ордена, так что покажи мне разрешение на допрос, подписанное Августом.
– Это не так работает…
– А ты, – она обернулась к Фортинбрасу, слегка наклонившемуся к ней, – прекращай говорить загадками.
– Никаких загадок. Королева фей знает всю правду. Она может подтвердить каждое мое слово, каждый образ, который я ей показал. Не моя вина, что она до сих пор…
– Все, цыц. Просто… делай то, что делал до этого. Что, кстати говоря, ты вообще тут делал?
– Я почувствовал, как проснулась твоя магия, и ощутил волнение. Подумал, что могло что-то случиться. К счастью, господин Зальцман подсказал, как пройти сюда. Пространственная магия меня почему-то не любит.
Пайпер была ничуть не удивлена: повлиять на мнение Гилберта еще никому не удалось, с каждым днем он искал все больше поводов придраться к Фортинбрасу. Дошло до того, что спустя две недели он до сих пор не увиделся с Твайлой. Особняк просто мешал им, постоянно перестраивался, выводил в тупики и запертые помещения. Фортинбрас воспринимал это совершенно спокойно, хотя шестое чувство подсказывало Пайпер, что он сможет понять, как работает пространственная магия, и научиться управлять ею в своих интересах.
Он, казалось, вообще был способен на все, но ничего не делал. Только бесцельно шатался везде, куда мог попасть, и пытался со всеми познакомиться.
Пайпер никогда бы не подумала, что это так сложно: чувствовать, будто она оказалась меж двух огней. Она отчаянно хотела вцепиться в дядю Джона и Эйса, не отпускать их, чтобы быть уверенной, что они не исчезнут. И в то же время хотела постоянно быть рядом с Фортинбрасом, Эйкеном и Стеллой, чтобы помочь им освоиться в чужом для них мире.