– Смотри, – тихо, но яростно произнес Фортинбрас, повернувшись к Гилберту спиной и раскинув руки в стороны.
Джонатан никогда не встречал более ужасных ран. Хватило нескольких взглядов, чтобы многочисленные шрамы, кривые, рваные, глубокие, и ожоги с пятнами всех оттенков синего и черного запечатлелись в его памяти. Странные символы, будто начерченные поверх увечий, навсегда врезались в сознание.
– Хочешь сказать, что об этом ты ничего не знаешь? – натянуто улыбнувшись Стелле, спросил Гилберт.
– Может быть, вы поругаетесь потом? – выпалила Пайпер. – Когда он не будет умирать?
– Я не умираю, – неожиданно бодро возразил Фортинбрас. – Я…
– Цыц! Ляг на диван и дай мне нарисовать сигилы!
Лишь после того, как Фортинбрас вновь качнулся, а Пайпер, подхватив, помогла ему расположиться на диване, Джонатан понял, насколько великаны сильны по-настоящему. Лицо Фортинбраса блестело от пота и слез, подбородок, шею и грудь покрывала кровь, все еще текшая изо рта и носа. Тело дрожало, рука, свесившаяся с дивана, то и дело отбивала неровный ритм по паркету. Спина стала напоминать месиво: старые раны раскрывались, будто их только-только нанесли, кровоточили, пропитывая обивку дивана, обнажали мышцы.
– Эйс, – взволнованно позвала Пайпер, аккуратно убирая со лба Фортинбраса темные локоны.
– Готово!
Николас мгновенно выхватил склянку из рук Эйса и в один прыжок оказался возле Пайпер. Его глаза ни на секунду не переставали сиять фиолетовым, и Движение, казалось, пропитывало весь воздух.
– Пей, – строго произнесла Пайпер, поднося склянку с отваром к губам Фортинбраса.
Как бы сильно Джонатана ни охватывали сомнения, как бы он ни хотел сказать племяннице, что лечением следует заняться кому-нибудь другому, он понимал, что Пайпер не станет слушать.
– Нож, – скомандовала Пайпер, протянув руку.
Николас тут же передал ей крохотный нож.
– Надеюсь, это для того, о чем я подумал, – пробормотал Гилберт.
– Надейся, – пренебрежительно влез Арне после продолжительного молчания. – Итак, Первая, ты готова? Я поделюсь тем, что он помнит. Позволь мне заглянуть в твой разум, и я направлю тебя.
Пайпер сглотнула, но, будто не давая себе даже секунды на сомнения, кивнула и сделала надрез на ладони. Джонатан тут же метнулся вперед и вырвал нож из ее рук, но было поздно: Арне, оказавшийся рядом, накрыл ее ладони своими.
– Следуй за магией и удерживай его в сознании. Малыш, – бросил сакри через плечо, посмотрев на Эйса, – нужен еще настой эрвы. Сделаешь? Стелла, милая, принеси полотенца. Эйкен, усмири тени, мне и так трудно с этим раксовым хаосом.
Джонатан озадаченно огляделся, решив, что Арне шутит. Но нет, это было правдой: возле стен стали скапливаться тени, и часть из тех, что жила на левой половине тела Эйкена, уже присоединилась к ним. На бледном лице мальчишки отражался страх, несколько теней беспокойно ползали по его щеке.
– Чувствуешь? – уточнил Арне, бросив косой взгляд на Пайпер.
Она молча кивнула и начала аккуратно чертить сигилы на спине Фортинбраса. Никто, казалось бы, не знал, что делать, все были ошарашены произошедшим, и только Пайпер смогла взять себя в руки и стала действовать. И не просто действовать – она сумела привлечь внимание Арне, и он помог ей. В какой-то момент, должно быть, на десятом сигиле, сакри исчез, но Пайпер будто не заметила этого. Ее движения стали более уверенными и быстрыми, тогда как дрожь в теле Фортинбраса постепенно сходила на нет. Джонатан внимательно наблюдал за руками Пайпер, готовый в любой момент броситься на помощь, но даже не уловил момента, когда последний сигил был закончен.
Пайпер устало выдохнула, села на пол и посмотрела на Фортинбраса. Его затуманенный взгляд сфокусировался на девушке.
– Эйс, у тебя готово? Ты не мог бы… – Пайпер кивнула на Фортинбраса и подняла окровавленные ладони. – Я чуть-чуть не в форме.
Сглотнув, Эйс неуверенно приблизился к Фортинбрасу. Рядом тут же оказалась Стелла, доставшая полотенца.
– Пусть сначала выпьет, – вяло скомандовала Пайпер.
Эйс кое-как сумел влить отвар в приоткрытый рот Третьего и отскочил будто ошпаренный. Стелла принялась утирать лицо сальватора от крови.
– Николас, – обратился Джонатан, – ты не мог бы вылечить порез Пайпер?
– Я в порядке, – возразила она, но покорно приняла помощь.
Не сказав ни слова и ни на кого не посмотрев, Гилберт оторвался от стены, прошел через всю комнату, переступив через окровавленную груду тряпья на полу, и собирался выйти в коридор, когда на пороге показалась Твайла. Не удостоив взглядом даже ее, великан обогнул демоницу и ушел.
– Почему твой тупой особняк вечно мешает мне?! – яростно крикнула Твайла ему в спину. Но, не дождавшись ответа, тут же вбежала в комнату и приблизилась к Фортинбрасу.
Клаудия сидела напротив Марселин и Стефана за столом, на котором лежало несколько магических книг, найденных Шераей, и, кажется, не обращала на них никакого внимания.
– Я никогда не встречала людей, которые подчинили бы проклятия себе. Обычно они… усложняют жизнь, – на мгновение запнувшись, сказала Шерая. – Стефан, как ты можешь вспомнить, практически умер из-за этого. Но твое проклятие… Это что-то совершенно новое. Это никоим образом не похоже на хотя бы одну часть ритуала призыва ирау.
Ритуалу разговора с умершими Шераю обучили в ребнезарском обществе магов. Обычно для его проведения требовалась вещь, которая принадлежала умершему человеку, но проклятие Клаудии и само присутствие Марселин компенсировали у них отсутствие этой вещи.
Если ритуал пройдет успешно, Марселин поймет, что Стефан не лгал, что Елена действительно прокляла его. И тогда все ее воспоминания о матери разобьются, как стекло, и уже никогда не склеятся обратно.
Елену, чей голос слышался за спиной Стефана, должна была расспрашивать Клаудия. Однако она молчала, то и дело медленно переводя взгляд с одного книжного шкафа за спиной Стефана на другой, и не замечала ни Марселин, ни Шераи, ни Энцелада, стоявшего у нее за спиной.
Марселин ждала, чувствуя, как медленно умирает внутри.
Она волновалась так сильно, что не заметила, как начала плакать. Зато это заметил Стефан – он нашел ее руку под столом и переплел с ней пальцы. Даже сейчас, когда Марселин все еще злилась на него, он был рядом и знал, как ее успокоить.
Он всегда был рядом и всегда знал, как ее успокоить.
Марселин с трудом верила, что даже спустя двести лет Стефан до сих пор любит ее – после всего кошмара, который они пережили, после ее попыток вычеркнуть его из своей жизни и даже всеми возможными способами отравить жизнь ему. Стефан был слишком идеален для нее, и Марселин это знала. Ей следует сказать об этом сразу же, как они закончат с Еленой. Девушка сомневалась, что Стефан отступится и просто забудет о ней – она двести лет говорила, что он чудовище, но Стефан не сдался. Вряд ли сдастся и сейчас.
Будто прочитав мысли, Стефан провел на ее ладони короткую линию, словно успокаивая. Марселин едва не всхлипнула еще громче.
– Никогда не думал, что ты дойдешь до этого, – вопреки его действиям, голос у Стефана был ледяным, злым. – Как так вышло, Елена?
Марселин вздрогнула. Шерая, только что укрепившая сигил за спиной Клаудии, остановилась, посмотрев на них. Несколько секунд стояла тишина, но вдруг Клаудия качнула головой, и ее темные глаза стали зелеными. Марселин никогда не видела, чтобы магия отражалась в глазах того, кто не был одарен Геирисандрой.
– Ты многого не знаешь, – со смехом произнесла Клаудия. Марселин удивленно вскинула брови, но Стефан остался невозмутимым. – Здравствуй, Стефан.
– Немедленно отпусти девушку.
– Почему я должна говорить с вами, будучи лишь бесплотным голосом? Мне это не подходит. Неужели ты думал, что я не смогу найти себе подходящий сосуд? Магия и хаос, которые вы призвали, позволили мне ненадолго почувствовать себя живой.
– Ты мертва, Елена, так что не оскверняй ни в чем не повинную душу.
– Да, помню, что мертва. Досадно, – черные губы Клаудии скривились. – Зато моя магия жила в тебе и твоем проклятии, и все ради того дня, когда ты наконец найдешь способ связаться со мной. Разве это не гениально?
– Твое проклятие – безумство, – произнес Стефан. Марселин ощутила злость в его голосе, взгляде и напряженной позе, в том, как он сильнее сжал ее руку.
– Вовсе нет! Я считаю, что это было отличной идеей!
– Это было эгоистичной идеей, – исправил Стефан. – Ты использовала меня, и ты это знаешь. Ты бросила сальваторов и свою семью. Ты бросила Марселин.
Девушка встрепенулась, услышав свое имя, и посмотрела на Клаудию. Марселин, право, запуталась: неужели ритуал прошел не так, как они планировали? Неужели Елена была настолько сильна, что еще при жизни смогла создать манипуляцию, которая позволила бы ей взять под контроль тело того, кто станет связующим звеном в ритуале разговора с умершим?
Это просто немыслимо. Подобная манипуляция сложная и опасная. Практически невозможная, как говорила Шерая, но Елена доказала обратное.
– Не говори того, чего не понимаешь, Стефан, – сказала Елена, и Клаудия, облокотившись о край стола, расположила подбородок на переплетенных пальцах. – И не надо делать вид, будто я плохая мать. Я знала, что делала, так что не нужно осуждать меня.
Из Марселин вырвался истеричный смешок.
– Я не понимаю. Как это… Как это возможно? Ты действительно…
– Да, милая, – ответила Елена, улыбнувшись черными губами Клаудии. – А ты, я смотрю, совсем не изменилась.
Марселин рассмеялась еще громче. О, она изменилась – она столько раз ломалась на кусочки и собирала себя заново, что уже давно сбилась со счета.
– Скажи мне правду, – кое-как выдавила Марселин, чувствуя, как ее сердце вновь разбивается. – Кто ты такая?
– Елена. Твоя мать, мать Карлоса и Рафаэля, жена Виктора из семьи Гарсиа… Нет, просто Виктора Гарсиа. Во Втором мире ведь так говорят?
Марселин вновь рассмеялась. Энцелад кинул на нее настороженный взгляд. Боги, даже рыцарь понял, что она не в порядке.