изойти и без участия человека, как в естественных условиях.
Ученые высказывают мнение: в следующем столетии значительная часть мировых потребностей в древесине будет удовлетворяться за счет искусственных насаждений. Что касается естественных лесов, то они станут выполнять главным образом экологические, защитные, рекреационные и эстетические функции.
Лесоводы работают на 21-й век. Будем надеяться, что наши потомки не останутся без деревьев и древесины. Но что рубить сегодня? Вопрос отнюдь не риторический.
Главный инженер Уфалейского леспромхоза Борис Владимирович Попов со вздохом признался, что хозяйство «живет сложно». Что так?
— Мощности простаивают. Лимит обеспечивает лишь 60 процентов годового плана. В этом году свой лимит мы освоили за первый квартал. Собственно, только в первом квартале и работаем в полную силу. А потом ищем работу. Беремся пробивать любые просеки и трассы. Подсобным хозяйством занимаемся. Шефам помогаем. Летом распускаем людей в отпуска.
Леспромхоз считается одним из лучших в области. База создается не враз. И лес исчезает не в одночасье. Тем не менее база есть, а леса нет.
Территория, отведенная леспромхозу для заготовок, расположена по преимуществу в бассейне реки Уфы, точнее, ее истоков. На самолете мы пролетали как раз над ней. Здесь мало населенных пунктов. На первый взгляд, сплошная тайга. Но, приглядевшись, замечаешь широкие полосы бывших лесосек. Они зелены, но бледноваты. У хвойного леса зелень темнее. Вместо сосен и елей здесь зеленеют молодые березы и осины. И лесные культуры попадаются редко.
Когда созреет этот лес, хотя бы и лиственный, а не хвойный?
В Иткуле мастер Борис Алексеевич Елисеев показывал нам свое хозяйство — нижний склад, лучший в области. Не то мы видели, например, в Арасланово. Там лесопильный цех сами хозяева называют сараем. Иначе, признаться, и не назовешь. То вчерашний день. А здесь современное производство.
Идем по технологической линии. Кран снимает хлысты с лесовоза. И тут же два гидроманипулятора (полуавтоматика) подают их на транспортер. Из окна своей кабины оператор видит, как хлыст продвигается по транспортеру и упирается в шторку. Рабочий поворачивает рычаг, и дисковая пила (полтора метра в диаметре) опускается, легко перепиливая бревно. Вершина (дровяная часть) сбрасывается вниз, а кряж (деловая часть) уносится дальше.
Вдоль длинной галереи с транспортером расположены «карманы», отсеки для кряжей. Тарный, фанерный кряжи, пиловочник, стройлес, техсырье, дрова — все рассортировано по «карманам». Тут горы леса, и над ними снует мостовой кран. Что-то сразу грузится в вагоны, что-то подается на переработку в лесопильно-тарный цех, торцом примыкающий к галерее.
Цех построен несколько лет назад. Его белый корпус выглядит внушительно. На двух этажах гудят механизмы. Тут бревна проходят сквозь пилораму, распадаясь на доски. Там доски распиливают на тарные дощечки. Механизмов много. Монтируются новые. Но две особенности в технологии нас интересуют прежде всего. Первая: опил из-под всех механизмов падает на транспортер, который уносит его в бункер, стоящий за стеной корпуса над вагоном. И вторая: обрезь, отходы, куски досок на специальной установке перемалываются в щепу, которая тоже грузится в вагоны и отправляется в Саратов, на химпереработку. Такого нигде более у нас в области нет.
Привычная картина: рядом с лесопильным цехом горы опилок. Здесь, в Иткуле, чисто, никаких отходов. Цех дает 140 тысяч кубометров заготовок. Он способен перерабатывать всю древесину, поступающую сюда. Пока его мощности загружены на 80 процентов.
Теперь время и место сказать о проблеме так называемой глубокой переработки древесины, об использовании всей фитомассы древесной растительности. Для наглядности проследим «судьбу» одного дерева после того, как его срубили. На лесосеке останутся его листья или хвоя, ветки. На нижнем складе выбросят вершину ствола. После пилорамы в отходы уйдет «горбыль». Наконец, доски распилят на тарные дощечки, из которых сколотят ящик. Ящик прослужит недолго, вскоре он сгорит в костре. Может быть, чуть больше половины древесной массы пригодится. Да и дело ли это — использовать лес в качестве упаковки и обертки? Мы рубим лес под Юрюзанью, чтобы вывезти отсюда холодильник «Юрюзань». Если в начале века считалось, что из древесины можно изготовить две тысячи видов продукции, то теперь говорят о двадцати тысячах. У нас в области обработка древесины, собственно, остановилась «на пиле». Пока мы умеем только рубить, пилить, строгать, крошить, гноить лес, то есть только его «разбирать». Между тем можно его и «собирать». Уже создан великий спаситель и хранитель леса. Это — клей. С его помощью можно из «отходов» изготавливать плиты такой ширины и длины, какие не выпилить из самого толстого кряжа. Мебель в наших домах из таких плит.
Однако ДСП (древесно-стружечные плиты, о них речь) у нас в области почти не производят. Создан всего один цех, который принадлежит Главюжуралстрою. Он дает две тысячи кубометров плит. Правда, мощность его в десять раз больше, но и того, разумеется, мало. Как ни странно, для мебельной промышленности мы завозим плиты из других мест.
Уже не один год ведутся несмелые разговоры о строительстве цеха по производству ДСП в одном из городов области.
Глубокая переработка древесины, то есть создание безотходного производства в лесном хозяйстве, — наш главный резерв. Он позволил бы увеличить производство товарной продукции при сокращении рубок.
Однако резерв этот по достоинству не оценен. Все еще растут «отвалы» опилок и древесных «отходов». Даже и те цехи, которые построены, используются плохо. Можно ли мириться с тем, например, что паркетный цех в Нязепетровске работает лишь на пятую часть своей мощности?
Нет сомнения, что капиталовложения в производство древесно-стружечных плит, фанеры, паркета, других видов продукции целесообразны во всех отношениях. Они экономичны и экологичны.
В мире неуклонно растут цены и спрос на лес. Создание различных синтетических заменителей не отвергает древесного сырья. Наоборот, достижения химии позволяют полнее и лучше использовать древесину, создавать новые виды изделий. Дефицит лесных ресурсов требует от нас настойчивее осваивать новые, интенсивные технологии переработки древесного сырья.
Вишневогорск. Горы вокруг него действительно заросли дикой вишней.
Широкая долина до краев заполнена густыми волнами леса. На широко раскинувшемся зеленом поле отчетливо выделяются геометрически правильные лоскуты искусственного леса — сомкнувшиеся кроны сосновых посадок. Пейзаж оставляет ощущение покоя и благополучия.
Хозяева подтверждают наши впечатления. Здесь велика доля лесов первой группы. Поэтому в Каслях никогда не было леспромхоза. Основную древесину дают санитарные рубки.
Первая остановка — в сосновом лесу, который сопровождающие нас специалисты определили как бор-брусничник. Сосны здесь, как на подбор, — высокие, стройные, без сучков. По рекомендации ученых из Уральского научного центра Академии наук СССР этот массив площадью около 400 гектаров выделен в генетический резерват. В случае нужды сюда приедут лесоводы за семенами, гарантирующими добрый урожай. Поэтому бор растет в свое удовольствие.
Лесоводы любят показывать лесные культуры. Вполне понятное стремление: это результат их нелегкого труда, реальный вклад в копилку природы, из которой люди чаще только берут. Но смотреть лесные культуры не очень интересно — ровные ряды одинаковых деревьев, взгляд не на чем остановить. Другое дело — естественный лес с его разнообразием пород, изменчивыми картинами.
В Каслях, однако, есть лесные культуры, мимо которых равнодушно пройти невозможно.
Даже в неплохо сохранившихся каслинских лесах один массив резко выделяется мощью, какой-то особой статью. У границы — табличка: «Памятник природы «100-летние культуры». Надпись устарела, сто лет этим соснам исполнилось еще в 1975 году. В нашей области это, наверное, самый старый культурный лес. Во всяком случае, более ранних сведений о других посадках нет.
В этот лес входишь, как в музей.
Садили саженцы, взятые из леса, судя по всему, под лопату, заняв для этой цели пашню. Площадь массива 20 гектаров. Много крапивы, которая обычно редко встречается под пологом леса. Это верный показатель высокого плодородия почвы, на бедных землях крапива не селится. Тут же купена, вейник, майник, копытень, кипрей. Есть осока, любящая влагу. В подлеске рябина, черемуха, малина. А вот бузина, обвешенная красными кистями. Это еще один признак щедрости здешней земли.
В этих благоприятных условиях посаженные людьми сосны поднялись намного выше «коренного населения» каслинских лесов. Средняя высота их — 36 метров, средний диаметр — 44 сантиметра. Подсчитано, что запас древесины здесь 736 кубометров на гектаре (для сравнения: в естественном сосновом лесу нормальным считается запас в 200 кубометров). Наши спутники, много повидавшие за десятилетия лесной службы, ничего такого на Южном Урале не встречали. Они резонно считают каслинские столетние культуры эталонными насаждениями.
9 мая руководители Каслинского лесокомбината привезли сюда лесников-участников Великой Отечественной войны. Сейчас они признают, что не ожидали такого эффекта от поездки: в глазах фронтовиков стояли слезы. Их чувства понятны. Лесоводу обычно не хватает жизни для того, чтобы увидеть результаты своего труда во всей красе, но если знаешь, что они будут такими, как этот лес, можно с полным основанием считать, что жил и трудился не зря.
Нам такого испытать не дано, однако тоже уходим из векового бора с каким-то новым чувством. Сразу и не скажешь, чем оно вызвано. Скорее всего, явственным ощущением неразрывной связи с теми, кто жил здесь до нас. Кто больше сотни лет назад посадил эти деревья. Кто сохранил их, несмотря на войны, смерчи и пожары.
В Каслях есть интересный промысел. Там в одном из цехов лесокомбината делают из дерева сувениры — расписные ложки, чашки, половники, кружки. Есть продукция и практического назначения: деревянные хлебницы, например, выполненные так же искусно, как самые красивые сувениры. Нашлись в городе художники по металлу и деревянных дел мастера, произведения которых пользуются большим спросом. Чтобы лучше выразить уральскую, каслинскую тему, они думают о том, как органично сочетать дерево и чугунное литье, разрабатывают новые образцы.