– Да, настоящие.
Подумав, он покачал головой.
– Нет у нас такой комнаты.
– Как раз есть, – подала неожиданно голос Кристия, и все обернулись к ней, – Один закут в подвале. Могу показать.
Она взяла фонарь и выкрутила колесико до отказа, чтобы горел в полную силу. Найл тоже прихватил фонарь, а остальные – масляные светильники из стенных ниш.
Пока шли за Крестией через верхнюю анфиладу во дворец, Найл недоумевал по поводу ее затеи. Уж что-что, а здание дворца он знал досконально, от подвалов до чердака. Да и вообще, как такое может быть, чтобы в комнате – деревья?
По коридору Крестия вывела процессию на лестницу в подвал. Просторное, выложенное камнем хранилище источало приятный запах съестного: яблок, окороков, специй, зреющих медов и сидра. С крюков на стропилах свисала дичь. Крестия направилась к небольшой угловой двери, той, что выводит в просторный чулан с нагромождением старой мебели и медленно истлевающих гобеленов. Найл сюда, случалось, захаживал, но так как комната, судя по всему, была тупиковая, то особо не вглядывался. Тем временем Крестия лавировала между хромых комодов, треснувших зеркал, продавленных кресел. вздымая клубы пыли так, что неудержимо тянуло чихнуть. И вот в самом углу неожиданно обнаружилась укромная, на два засова запертая дверца. Крестия не мешкая взялась выдвигать засовы (пришлось прибегнуть к помощи Симеона), а когда та наконец с протяжным скрипом отворилась, в лицо вдруг дохнуло свежим воздухом.
Поднятый фонарь выхватил из темени довольно обширное помещение. Когда-то в стародавние времена здесь была, должно быть, конюшня; сохранились даже стойла. На дощатых стенах сиротливо висела растрескавшаяся кожаная сбруя. Земляной пол, зияющий проем окна. Очевидно, это была пристройка к внешней стене здания. А из пола, в паре метров друг от друга, тянулись два древесных ствола, уходя вверх через дыры в потолке.
Сколоченная из неструганых досок дверь с деревянной задвижкой вела, как выяснилось, в небольшой внутренний дворик, о существовании которого Найл даже не подозревал.
– Это аболии, – сказала Леда, ласково поглаживая шершавую кору. – Древесина у них твердая, как у дуба или красного дерева. Они растут в Дельте. Я бы советовала перенести кровать твоего брата сюда и поставить между ними.
Ее совету последовали без промедления. Сидония была отряжена в больницу, откуда тотчас прибыли двое скороходов с носилками, на которые переложили Вайга. Двое мебельщиков из дворца разобрали скрепленную деревянными колышками кровать, собрав ее снова в помещении бывшей конюшни. Вайг спал так крепко, что его не побеспокоил даже стук молотков, когда крепили колышки.
Весь этот переполох разбудил мать, Сирис, и она с волнением наблюдала, как Вайга перекладывают на обновленную постель между деревьями. Склонясь над сыном, она прикоснулась ладонями к его лбу. Как и Найл, Сирис обладала определенными телепатическими способностями, особенно в отношении своих детей.
– Жар почти унялся, – сказала она, лучась улыбкой облегчения.
Найл, сидевший по другую сторону кровати, проделал то же самое и тут же понял, что мать во многом выдает желаемое за действительное. Кровь у Вайга по-прежнему горела подобной яду лихорадкой. Но, по крайней мере, теперь состояние у него стабилизировалось. Сфокусировавшись на более глубинном уровне, Найл ощутил, что стоящие по бокам деревья действуют успокаивающе, словно прохладный ветерок, веющий в душную комнату через окно. Ветерок этот был своего рода жизненной силой, определенной вибрацией богини. Паук ощущал бы ее как медленный, капля за каплей, приток жизненной энергии, который в конце концов неминуемо бы его исцелил. Однако более сложному организму вроде человеческого такого уровня энергии для перезарядки недостаточно – хотя и она действует благотворно, подобно тихой музыке. А с наступлением рассвета, когда прилив энергии возрастет, этот эффект сделается еще сильнее.
По крайней мере, отрадно сознавать, что Вайг в надежных руках. Можно отправляться в путь без гнетущего бремени тревоги и беспокойства.
Он взыскательно оглядел Сидонию с Крестией, бок о бок стоящих у стены.
– Вверяю вам брата. Заботьтесь о нем изо всех сил. А если чересчур утомитесь, найдите себе подходящих помощниц.
Они понимали, что Найл имеет в виду: необходимо подыскать как минимум с полдесятка молодых женщин, соответствующих вкусам Вайга.
– Мой господин намеревается… – спросила было Крестия, но осеклась, заметив, как Найл чутко вскинул к губам палец. Не хватало еще, чтобы о его предполагаемой отлучке проведал кто-то из посторонних. Крестия вспыхнула, поняв, что по неосторожности чуть не выдала своего господина: в комнате все еще находились носильщики и дворцовые слуги. Что интересно: при этом зарделась и Сидония. Получается, между женщинами установилась некая общность ощущений, которая больному пойдет лишь на пользу.
– Благодарю за помощь, – обратился Найл к слугам. – Все свободны.
Люди, непривычные к такой обходительности, неуклюже зашаркали к выходу. За ними подался и Симеон, но Найл жестом его удержал.
– Мне нужен твой совет.
– Рад стараться.
Выждав, когда прислуга удалится за пределы слышимости, Найл произнес:
– Видишь ли, в чем проблема. Едва я выйду из города, как весть об этом неизбежно долетит до лазутчиков Мага. Так вот, что же нам предпринять?
Симеон пожал плечами.
– Если считаешь, что это настолько опасно, не отправляйся в одиночку.
– Это мы уже обсудили! – воскликнул Найл с плохо скрытым нетерпением (Симеон с недавних пор буквально житья ему не давал, настаивая, чтобы в путь они отправились вместе). – Пойти мне нужно одному. Но как, по-твоему, убедить всех, что я по-прежнему в городе?
– Ну, допустим, объявить, что ты вынужден временно пребывать у себя в покоях: а вдруг ты в Дельте подхватил какую-нибудь лихорадку?
– Что ж, может, оно и вправду так, – рассудил Найл, однако, подумав, покачал головой: – Но ведь мне временами надо будет и на людях показываться. Что, если найти кого-нибудь с похожей внешностью, обрядить в мою одежду…
В этот момент они поравнялись с дверями в покои Найла. Створка отворилась: шаги заслышала Джарита, его личная служанка.
– Велено же идти спать, – неодобрительно заметил Найл.
– Я подумала, а вдруг вам что-нибудь понадобится.
– Спасибо, Джарита, ничего не надо.
Дверь из гостиной в спальню была открыта, и там на кровати виднелась серая заплечная сума.
– А это что? – спросил Найл.
– Это вам принесла мать. В путь-дорогу.
Найл с Симеоном переглянулись.
– Откуда знаешь, что я собираюсь в дорогу?
– Ваша мать сказала.
Симеон, обхватив подбородок девушки большим и указательным пальцами, впился ей взглядом в глаза.
– Об этом не должен знать никто. Тайна! Поняла?
Девушка поспешно кивнула. Хорошо, что эти слова исходили от самого Симеона: здесь к нему относились с благоговейным трепетом, едва ли не со страхом. С той поры как изобретенная им сыворотка вернула к жизни людей, парализованных паучьим ядом, по городу пошла молва, что он чуть ли не волшебник.
Найл изучил содержимое лежащей на кровати сумы из толстого, на редкость прочного материала, с наплечными лямками и затягивающейся кожаной тесьмой. В ней обнаружился запас еды, завернутый в водостойкую ткань с подкладкой из паучьего шелка. Здесь же находилась фляжка с питьем, а также складной нож и спички. В боковом кармане нашлась та деревянная коробочка с пищевыми таблетками, которая, помнится, досталась ему во время первого визита в Белую башню, в те дни, когда он вынужден был скрываться. В суме обнаружилась и знакомая серебристая трубка размером с флейту, со свернутым в рулон тончайшим и легчайшим одеянием, созданным людьми прошлого для исследователей космоса. Очевидно, памятные реликвии мать все это время бережно хранила у себя. В затянутом ремешком водонепроницаемом подсумке прятался хронометр, изготовленный в городе жуков-бомбардиров, а в мешочке поменьше – компас.
На спинку стула возле кровати был наброшен серый плащ из шелковистой водоотталкивающей материи, подбитый мягкой шерстью карликовых горных овец.
– Получается, мать знала, что ты собираешься в путь? – спросил стоявший рядом Симеон.
Найл кивнул.
– Она может читать наши мысли: мои и Вайга. Если мы хотим связаться издали, то думаем о ней на закате или на рассвете, и она нас видит.
– Прямо-таки видит? В буквальном смысле?
– Ну, не совсем. Да разве в этом дело? Достаточно того, что мы чувствуем ее присутствие.
Симеон первым прошел в столовую. Еду и питье Джарита предусмотрительно оставила на столе. Симеон наполнил бокал золотистым медом, искрящимся в свете масляных ламп.
– Кстати, дочь, когда находится в отдалении, способна передо мной являться.
– Каким образом?
– Тебе доводилось слышать о перемещении духовной сущности человека?
– Что-то не припомню.
– Я имею в виду способность представать перед людьми, будучи при этом на расстоянии.
– Ах вон оно что, – сообразил Найл. – Мне однажды тоже удалось…
– Вот как? – Симеон взглянул на друга с интересом.
– Это случилось, когда я впервые попал в Белую башню.
Симеон был одним из немногих, кому Найл рассказывал о том, что происходило с ним в капсуле времени.
– Я тогда бежал из дворца Каззака. Старец велел закрыть глаза, и я вдруг снова очутился во дворце перед Каззаком и моей матерью.
– И что дальше?
– Попытался заговорить, но вместо этого опять оказался в Белой башне.
– А проделать такое повторно кишка тонка?
Найл лишь пожал плечами.
– Да я, собственно, ничего и не проделывал. Все совершил Старец. Только вот как, я не знаю.
– Зато знает моя дочь, – твердо сказал Симеон.
– А как ей такое удается, не рассказывала?
– Нет. Но вполне может разъяснить это тебе. Я как раз послал за ней Джариту.
Найл плеснул себе меда, но пить передумал: не ровен час, разморит.