На второй вопрос ответить было гораздо проще, чем на первый. Шагая по гребню, Найл был различим на фоне неба за мили вокруг. Так что преследовать можно было вот уже час с лишним.
Может, потому и ворон кружил сверху – предупреждал, что за Найлом крадутся?
Но зачем капитану это понадобилось? Если он намеревался убить из мести за изгнание, то в течение этого часа имел уйму возможностей осуществить свой замысел. Несколько гигантских шагов (шире человеческого примерно вчетверо), удар ядовитого жала, и обидчик распрощался бы с жизнью за считаные секунды.
Может, он собирался напасть во время сна? Маловероятно, ведь можно было запросто накинуться, когда Найл, ни о чем не подозревая, шел себе по дороге.
Будь это Скорбо или кто-то из его плотоядных подчиненных, не пришлось бы ломать голову. Умом они не блистали, а потому просто шли бы на поводу у инстинкта, заставляющего голодного паука выслеживать добычу. Но капитан у Найла на глазах осмелился тогда возражать самому Смертоносцу-Повелителю, строптиво оспаривая свой унизительный приговор; он, судя по всему, обладал недюжинной сметкой и самодисциплиной, если все это время шел за Найлом. И шел явно с какой-то целью.
Был и еще один вариант. Скорбо однажды совершил вынужденную посадку во владениях Мага и, возможно, стал не только его пленником, но и союзником. А значит, таким же союзником мог быть и капитан. Что, если у него задача схватить Найла и передать в руки Мага?
Но зачем суетиться, когда Найл уже сам идет в нужном направлении? Можно просто держаться следом и присматривать, чтобы он исправно прибыл к месту назначения.
Возможно, это и есть самое вероятное объяснение.
В таком случае попытка укрыться ничего не даст. Коли уж, по удачному совпадению, недруг лишился своего главного преимущества – внезапности, нет и смысла от него прятаться. Надев сандалии и прихватив суму, Найл начал по покатому берегу взбираться на дорогу.
Не дойдя еще до верха, он уже ясно видел дорогу по всей ее протяженности от красного камня; почти на четверть мили. Как ни странно, она была пуста. У паука не было времени скрыться вдали, разве что нестись во всю мочь до верхушки следующего холма. Получается, он спрятался где-то здесь, сравнительно неподалеку.
Как поступить, Найл понял, когда его взгляд упал на ворона, по-прежнему сидящего на камне. Расслабясь до уровня, позволяющего слиться с сознанием птицы, он уже спустя секунду озирал ее глазами пойму и равнину, уходящую на восток, к морю. В двадцати метрах справа на откосе можно было видеть капитана. Паук чутко застыл у кромки, возле самой дороги.
Так и есть. Смертоносец, разумеется, убедился, что дорога впереди безлюдна, а значит, двуногий где-то невдалеке. И вот он караулил, не пройдет ли мимо Найл, разумеется, наблюдателя при этом не заметив.
Найл, собравшись с духом, повернул нужной стороной медальон и несколько секунд сосредоточенно ждал прилива энергии, после чего обогнул камень и в открытую взглянул на паука.
Инстинктивную реакцию смертоносца, собственно, можно было предугадать: на центральную нервную систему обрушился мгновенный удар воли, словно вморозив в глыбу льда и полностью обездвижив. Но страха у Найла это не вызвало, он догадывался, что именно так и случится, и намеренно не напрягался в хватке чужой воли, крепкой, как щупальца спрута. Паук же при этом испытывал некоторую растерянность: а что же дальше? Инстинкт побуждал его наброситься на недвижную добычу и вонзить клыки, разумная же его часть этому противилась.
Воспользовавшись мгновением нерешительности, Найл ударил всей своей силой концентрации, чтобы вырваться. Паук, явно не ожидавший такой воли от человека, немало удивился. От приложенного усилия медальон на груди у Найла нагрелся, но не так сильно, не до ожога, как при прошлом противоборстве с пауком. Теперь паук и Найл стояли, изучая друг друга: Найл с непринужденным спокойствием, капитан – очевидно неуверенный в том, как вести себя дальше.
Делая следующий ход в шахматной партии, Найл обратился к капитану с таким видом, будто уже не ожидал дальнейшей атаки:
«Куда ты идешь?»
Тон у Найла был такой уверенный, будто он имел полное право на расспросы. Чувствовалось удивление капитана от того, что к нему так четко обращаются на телепатическом языке пауков.
«Мне все равно, куда идти. У меня нет дома», – отозвался он, помедлив.
Будь он человеком, фразу можно было бы сопроводить пожиманием плеч.
Теперь Найл понял, что одержал верх: паук принял его право задавать вопросы, словно бы человек был старший по рангу.
«В таком случае почему бы нам не продолжить путь вместе?»
Опять же, при разговоре с человеком уместно было бы сопроводить это приглашающим жестом. Телепатия же делала такую куртуазность излишней. Крутой уклон к дороге капитан одолел с завидной легкостью.
Найлу он в свое время почему-то казался крупнее; разница в росте у них составляла всего-то с локоть (вообще у смертоносцев рост от двух с небольшим до двух с половиной метров). И цвета паук был темно-коричневого, а не черного, как большинство его сородичей. Глянцевитостью капитан напоминал Греля, сына Асмака, что, в свою очередь, указывало на сравнительно молодой возраст и в то же время на вполне взрослые силу и ловкость.
Дорога на север для двоих была, пожалуй, узковата, и четырьмя правыми лапами пауку приходилось, при его размахе, ступать по травянистой обочине.
«Ты говоришь, у тебя нет дома, – завязал разговор Найл. – А разве твой дом не в Восточном Кореше?»
«Это если добираться морем, потребуются две недели. А по суше больше года».
«Отчего ж тебе не возвратиться морем?»
«О том и речи нет. Смертоносец-Повелитель издал указ, чтобы ни один корабль меня не брал».
Найл и сам вспомнил слова Смертоносца-Повелителя: «Ни один корабль не понесет на себе изменника, который смерти предпочел бесчестье».
Паук уловил его мысль и, скорее всего, счел ее за унизительную.
«Так ты желаешь вернуться морем?» — спросил Найл повторно.
У людей такой вопрос отдавал бы двусмысленностью, но паук понял все досконально.
«Ты мог бы приказать, чтобы корабль меня принял?»
«Да».
Найл почувствовал его удивление.
«И отклонить решение самого Смертоносца-Повелителя?»
«Я хозяин города пауков, – ответил он, – а потому мое слово выше даже слова Смертоносца-Повелителя».
Глаза паука – и на голове и в боку – воззрились на Найла с изумлением. Поскольку изъяснялись человек и паук телепатически, у восьмилапого не было сомнений, что двуногий говорит правду.
Чувствуя, что спутник затаил какой-то вопрос, Найл добавил:
«Высказывай, что у тебя на уме».
«Как ты – двуногое существо – сумел стать хозяином города пауков?»
«Властью богини».
«Ты разговаривал с самой богиней?!»
«Да».
Точно так же, как капитан мог всматриваться в ум собеседника, делая любую утайку невозможной, так и контакт Найла с умом паука означал прямой доступ к его мыслям. Чувствовалось, что сказанное вызывает у паука священный ужас; ему в это даже верится с трудом.
Невольно вспомнилась еще одна черта, которую Найл нередко подмечал в своих контактах с пауками. Они порой выказывали недюжинный интеллект, но все равно он был не таким утонченным, как у людей. Дело здесь, очевидно, в эволюции. Человек миллион с лишним лет эволюционировал в постоянных конфликтах с себе подобными, а потому достиг высокой степени проникновения в тонкую субстанцию мыслей своих соплеменников, изрядно поднаторев во всякого рода интригах и блефе (взять самого Найла в его недавнем поединке с пауком). Восьмилапые же, в противоположность, никогда не боролись за выживание с другими пауками. Жизнь у них проходила по большей части в терпеливом ожидании, когда в тенета угодит какое-нибудь насекомое и даст о себе знать нервозным подергиванием.
У капитана отношение к людям было простецким. Для него они побежденные особи, годные в пищу. Вот почему и он, и Скорбо были так уязвлены, когда вышло распоряжение их любимую еду больше не трогать, а довольствоваться скотом и каким-нибудь случайным разговением вроде птиц. Когда до них было доведено, что такова воля Великой Богини, они просто не смогли в это поверить – ведь ни Скорбо, ни капитан не присутствовали при явлении через Найла их божества. Теперь же, услышав обо всем из уст самого посланца, капитану не оставалось ничего иного, как поверить. Кроме того, разве Найл не доказал, что он не какой-нибудь там презренный двуногий? Ведь он вырвался из его, капитана, собственной хватки.
Вскоре теснина, по которой они шли, расширилась настолько, что вполне можно было идти бок о бок, не задевая друг друга. Капитан хотя и передвигался вдвое медленней обычного, все равно намного превосходил Найла по темпу ходьбы. Что ж, по крайней мере, расстояние наматывается быстрее.
Вокруг потянулись лесистые отроги. На западе маячила горная цепь – кажется, та, что отделяет прибрежную низменность и развалины Сибиллы, летней резиденции Хеба Могучего, покорителя людского племени.
Найл спросил у капитана: «Ты когда-нибудь ходил в эти места?»
«По земле только раз. А с воздушным дозором – многократно».
«Отсюда далеко до Долины Мертвых?»
«С полдня пути».
Найл вначале приободрился, но затем сообразил: что для паука полдня, для человека день с гаком, миль, пожалуй, сорок.
Конечно, со спутником, знающим дорогу, идти было сподручней. В путешествии с пауком был, пожалуй, один лишь минус. Приходилось все время держать медальон повернутым к груди. Если его отвернуть, неизбежно станет заметным отток воли. А потому, хочется или нет, надо жить на неослабном уровне напряжения и целенаправленности.
К середине дня у Найла разыгралась типичная головная боль, но он подавил ее в надежде, что хуже не станет. Кстати, не укрылось и то, что контакт с жизненной силой паука прибавлял энергии и ему самому. А ведь действительно: энергия удерживается на высоком уровне, если не обременять себя мыслью об усталости, если гнать ее прочь.