Обсуждая вторжение в комитете
«Звездным войнам» не дает покоя вопрос разделения власти. Они рассказывают о республиках и империях, однако на самом деле имеются в виду демократические системы и противостоящие им фашистские. В приквелах это центральная тема, но она возникает и в первой трилогии. Каковы ограничения исполнительной ветви и канцлеров (также известных как президенты)? Разве не законодательная власть – самая демократическая ветвь? И не потому ли она первой сдает позиции? Когда это происходит?
Император Палпатин получает возможность стать правителем только благодаря тому, что парламентарии в Республике бесконечно, бессмысленно препираются. Захват власти Палпатином – прямое следствие этих распрей. (Для некоторых американцев в XXI веке, вынужденных наблюдать за подобными препирательствами, переход власти в одни руки начинает казаться привлекательным.) Падме понимает эту проблему: «Я не хочу, чтобы мои подданные погибали, пока вы обсуждаете вторжение на бесконечных заседаниях». Энакин тоже осознает ее: «Нужна система, при которой политики могли бы спокойно обсудить любую проблему, найти благоприятный для народа выход и действовать». Падме задумывается: «Но люди не всегда сходятся во мнениях». Энакин: «Значит, нужно их заставить».
Указ о роспуске парламента
За такими переменами стоит политика. В «Звездных войнах» много внимания уделяется проблеме концентрации власти в руках у одного человека. Все фильмы саги спорят с таким устройством государства. Вот замечание, прозвучавшее в критический момент восхождения Императора к наивысшей власти в новелизации «Мести ситхов»: «Сенат отдал ему так много власти; трудно понять, где заканчиваются его полномочия». В «Новой надежде» генерал Таркин сообщает: «Имперский сенат больше не доставит нам хлопот, господа. Только что пришло известие, что Император все же распустил этот неуправляемый орган».
Когда Лукас приступил к сюжету приквелов, он стал изучать переход от демократий к диктатуре, чтобы понять, «почему… сенат после убийства Цезаря отдал управление его сыну? Почему Франция, избавившись от короля и всей той системы, отдала власть Наполеону?» Вот что он писал:
«То же самое с Германией и Гитлером… В истории эта тема то и дело повторяется, когда демократия превращается в диктатуру, и всегда это происходит почти одинаково, с одними и теми же проблемами, внешними угрозами, необходимостью усиления контроля, с тем, что демократический орган, такой как сенат, не способен функционировать нормально из-за того, что все спорят и всех поразила коррупция».
Очевидно, в этом Палпатин был срисован с Гитлера. В Германии восхождение фюрера к вершинам власти было закреплено, когда он заполучил право принимать законы без оглядки на мнение законодательного органа. Это право Гитлер потребовал себе во время кризиса, ознаменовавшегося поджогом рейхстага. От газетной статьи за 2 февраля 1933 года стынет кровь в жилах. Неужели это реальность, а не сцена из «Звездных войн»?
«Как сообщает близкая к правительственным кругам газета Deutsche Allgemeine Zeitung, сегодня президент фон Гинденбург передал Адольфу Гитлеру, новому канцлеру Германии, право распускать парламент по своему усмотрению и править Германией без парламента с помощью указов. Президент фон Гинденбург подписал указ о роспуске парламента, который вступит в силу до момента нового созыва парламента, назначенного на следующий вторник».
В «Атаке клонов» Мас Амедда говорит: «Следует вручить канцлеру особые полномочия». Принимая эти полномочия, Палпатин уверяет парламент: «Должен признать, я с крайней неохотой соглашаюсь на подобные меры. Я люблю демократию. Я люблю Республику. Я сложу с себя вверенные мне полномочия, когда кризис минует». Да, держите карман шире.
Делегирование власти
Многие правовые системы, в том числе в США и Германии, устанавливают действенные ограничения власти, которые не позволяют кому бы то ни было править при помощи указов. Американское законодательство включает «доктрину запрета делегировать законодательную власть», которая, если говорить кратко, не позволяет конгрессу передавать президенту власть делать что ему захочется. Конгресс не может санкционировать такое правление президента. Не позволяется принимать закон, в котором говорилось бы: «Отныне президент имеет право принимать такие законы, какие он только пожелает».
Но порой не система, а граждане возражают против того, чтобы президент так себя вел. Например, при президенте Джордже Буше многие считали, что объявление войны против терроризма привело к тому, что исполнительная ветвь власти стала похожа на Империю, поскольку ради национальной безопасности нарушалось право на неприкосновенность частной жизни. По их мнению, президент Буш фактически правил при помощи указов. На самом деле Темную сторону (в некотором смысле) принял вице-президент Дик Чейни:
«Мы теперь вынуждены работать, если хотите, на темной стороне. В мире разведки приходится быть в тени. Если мы собираемся добиться успеха, то многое из того, что необходимо сделать, придется делать молча, без лишнего шума, без какого-либо обсуждения, используя источники и методы, которые доступны для наших спецслужб. Таков мир, в котором они действуют, и потому для нас жизненно важно использовать буквально все имеющиеся в нашем распоряжении средства для достижения цели».
Обратите внимание на ключевые слова: «использовать буквально все имеющиеся в нашем распоряжении средства для достижения цели». И действительно, некоторые из защитников администрации Буша доказывали, что перед лицом серьезной угрозы для государства президенту необходимо позволить делать все, что он сочтет нужным, для отражения такой угрозы. Это и есть правление при помощи указов? Во всяком случае нечто очень близкое к этому.
При президенте Бараке Обаме некоторые критики утверждали, будто из-за сбоев в работе конгресса исполнительная власть повела себя как Палпатин, причем оправданием для императорских полномочий также стали распри среди законодателей. Глобальное потепление, иммиграционная реформа, контроль за оружием, экономическая политика – в этих и других областях президент Обама действовал всякий раз, когда конгресс не мог ничего сделать. Вот его слова: «Я хочу работать с конгрессом, чтобы создавать рабочие места и возможности для все большего числа американцев. Но в случаях, когда конгресс бездействует, я буду действовать без него». И так и поступал.
Что это – заслуживающее восхищения упорство в использовании исполнительной власти ради помощи людям? Или признак императорской власти? Я проработал в администрации Обамы почти четыре года и уверен, что первое, но не все со мной соглашаются.
В начале XXI века в конгрессе не утихали споры. Влиятельный сенатор-демократ Дик Дурбин понимал позицию президента: «Мне кажется, конгресс просто упрямится. Он противостоит всему, что предлагает президент, и тому приходится самому принимать решения в интересах страны…» Не значит ли это, что сенатор Дурбин капитулирует перед Императором?
Лично я так не думаю, но в «Звездных войнах» нет однозначного ответа на этот вопрос. Конечно, в них предлагается несколько проверенных временем истин: свобода – это хорошо, подавление – плохо, представители государства не должны пытать или душить людей. Но будем надеяться, что мы это понимаем и без «Звездных войн».
В саге затронут еще один, более тонкий момент, связанный с природой и судьбой восстаний. Многие повстанцы на первых порах полны высоких идеалов, но, когда они приходят к власти, их идеализм угасает, уступая место чему-то другому. Прагматизму? Стремлению к власти ради власти? Желанию удержаться на самом верху? Французская революция, пролившая реки крови, наглядный тому пример. Некоторые из героев «арабской весны», как выяснилось, не очень-то дружат с демократией. Вот и Падме спрашивает: «Что, если той демократии, которой мы служим, уже нет? И Республика стала средоточием зла, с которым мы сражались?»
Так давайте же поговорим о восстаниях.
Консервативные повстанцы
Что общего у Мартина Лютера Кинга и Люка Скайуокера?
Они оба участники восстания, причем повстанцы консервативные. Если вы хотите революцию, можете последовать за ними, по крайней мере в том, что касается восстаний. Консервативные повстанцы бывают весьма эффективны, потому что их призывы затрагивают глубинные чувства: они связывают людей с их прошлым и с тем, что для них дороже всего.
Некоторые, подобно Лее Органе, мятежники по натуре. Они считают восстание отличной идеей во всех случаях, когда страной правят ситхи или любые иные коррумпированные и злые силы. Ради правого дела они будут готовы пожертвовать собственным будущим. Но в целом даже повстанцы не любят «перезагружаться», особенно если эта перезагрузка полная. Это верно и когда мы говорим о наших жизнях, и когда речь идет об обществе.
Конечно, есть и такие, кто хочет все взорвать и начать с чистого листа. Возможно, таков их темперамент или этого требуют их моральные убеждения. Но обычно люди предпочитают продолжать существующие линии повествования. Им свойственно считать написанное не принципиально другой историей, а новой главой. Да, осуществляется реформа, но при этом сохраняется связь с тем, что было раньше, или с лучшим из того, что было раньше. Нам еще комфортнее, когда кажется, что реформа подготовлена или предопределена прошлым. Сказанное относится к авторам эпизодов всевозможных видов, а не только к Лукасам и Скайуокерам.
Вспомним слова Эдмунда Берка, великого мыслителя-консерватора (предположительно не имевшего склонности к восстаниям), который опасался последствий «преходящих увлечений и поветрий», в результате которых «сама цепь и преемственность государства будет разорвана». Для Берка это трагедия, отречение от одной из глубочайших потребностей человека и отвержение незаменимого источника социальной стабильности. Берк с чувством говорил о том, что может случиться, если такой разрыв произойдет: «Ни одно поколение не сможет связать себя с другим. Люди станут ничуть не лучше летних мушек».