1. Люди предпринимают затратные политические действия, чтобы выразить неудовлетворенность текущим режимом.
2. Общество считывает информационные сигналы по изменению объема протестных действий с течением времени.
3. Режим теряет общественную поддержку и падает, если протестная деятельность доказывает его порочность или пагубность.
Это не худшее из возможных воображаемых описаний того, как и почему в оригинальной трилогии распадается Империя. (Конечно же, нельзя это описание назвать и лучшим из возможных, но прошу немного терпения.)
Лохманн развивает свою модель: общества можно рассортировать по группам по величине порога перехода от недовольства к действию. Одни люди будут бунтовать несмотря ни на что. Они ненавидят существующее положение дел, они смелы и рвутся изменить порядок вещей, даже если больше никто этого не хочет. Назовем таких людей принцессами Леями. Друг Люка Биггс тоже из таких: «Люк, я не собираюсь ждать, пока Империя призовет меня в свою армию. Что бы ты ни слышал из официальных средств информации, восстание растет, ширится. И я хочу быть на правой стороне – на той стороне, в которую я верю».
Другим существующее положение дел тоже не нравится, но они восстанут, только когда достигнут определенного уровня разочарования и гнева. Их можно назвать Люками. («Я отправлюсь с вами на Альдераан».) Еще одна группа ненавидит статус-кво, но готова на мятеж только в том случае, если есть уверенность в победе. Представители этой группы будут делать вид, будто им все равно или что их интересы сугубо коммерческие, но в глубине души они сочувствуют повстанцам. Будем называть их Ханами. Затем есть те, кто апатичен, и их решение о том, поддержать восстание или правящий режим, зависит от того, куда дует ветер. Назовем их набуанцами. Наконец, последняя группа поддерживает режим и будет поддерживать его, даже когда восстание охватит все общество. Эта группа заслуженно получает имя ситхов.
В этой схеме успех мятежа в значительной степени определяется социальной динамикой и силой сигналов, поступающих от повстанцев. Если будет казаться, что принцесс Лей много, что Империя достаточно плоха, тогда Люки и Ханы встанут на сторону Лей. Если таких Люков и Ханов станет достаточно много, набуанцы перекинутся к ним. Ситхи, само собой, останутся на стороне режима – бывает, что они сами и есть режим, но как только они окажутся в изоляции, они обречены потерять власть.
Что на самом деле думают люди?
В репрессивном государстве – в таком, где восстание наиболее оправдано, – бывает очень трудно узнать о реальном уровне неудовлетворенности людей, поскольку они не говорят, что на самом деле думают. Возможно, они, как и Люк, ненавидят правителей и надеются на перемены, но знают, что говорить об этом рискованно. Никто не сможет выяснить, каково мнение общества. В нем будет преобладать молчаливое большинство.
Кстати, это одна из причин, по которым нельзя доверять опросам общественного мнения в авторитарных государствах. Люди вполне могут заявить, что одобряют правительство, хотя на самом деле недовольны им.
Поделюсь с вами короткой историей. В конце 1980-х меня пригласили в Пекин прочитать небольшой курс по американскому законодательству. («Звездные войны» мы не обсуждали, насколько я помню. Учтите, что в Китае прокат саги разрешили только к 2015 году.) В качестве финального контрольного задания я попросил тридцать своих студентов написать эссе о том, чему могли бы научиться Соединенные Штаты у правовой системы Китая, или о том, чему мог бы научиться у американской правовой системы Китай. Студенты могли выбрать любую из двух тем. Мне не терпелось увидеть, что они напишут.
Каково было мое изумление, когда почти все в группе отказались выполнять задание! Один из них, смущаясь, объяснил: «Мы опасаемся, что написанное нами попадет не в те руки». Этим они пытались сказать, что государство может покарать их. Разумеется, они были верны своему государству. Но, оставаясь наедине со своими мыслями, они не могли не задаваться вопросами о том, что делает правительство (а также и о том, что делают США), – однако страх перед возможным наказанием мешал им изложить это на бумаге.
Мой вывод совпадает с тем, к которому приходит в своей потрясающей книге «Частная правда, публичная ложь» (Private Truths, Public Lies) экономист Тимур Куран: если люди фальсифицируют свои предпочтения и убеждения, восстания трудно или невозможно предсказать. Кто-то может быть удовлетворен работой правительства; кто-то не одобряет ее в большей или меньшей степени; а кому-то она категорически не нравится. Поскольку то, что говорят люди, не соответствует тому, что они думают, граждане оказываются в ситуации плюралистического неведения: они понятия не имеют о том, каковы убеждения их соотечественников. Но если какие-то люди (и Леи в их числе) начнут выражать недовольство и проявлять готовность к восстанию, тогда другие (Люки) могут решить, что восстание имеет шансы на успех, поскольку к нему готовы присоединиться многие. И тогда мир может перевернуться с ног на голову.
Непредсказуемость восстаний во многом определяется социальной динамикой, которая в свою очередь зависит от эффектов каскада, но свою роль тут играет и незнание того, что думают окружающие о текущем положении дел.
Групповая поляризация
Пока мы не касались внутренних предпосылок восстания. Что может возмутить людей до такой степени, что они идут бунтовать?
Прежде всего на мятежи способны те, кто не удовлетворен или несчастен из-за того, что делают или чего не делают их лидеры. Подобно Лее и Биггсу, они остро ощущают обиду или несправедливость. (Это в полной мере применимо к Американской и Французской революциям, к борьбе с апартеидом в Южной Африке и к «арабской весне».) Возможно, некая империя ответственна за гибель их тети и дяди.
Это неоспоримый факт, что общее недовольство (экономическим спадом или ощущением унижения, используемым лидерами повстанцев) может вызвать мятеж. Столь же очевидно, что люди могут быть радикализированы конкретными провоцирующими событиями – особенно когда тирания задевает их личную жизнь. Я уже упоминал эвристику доступного, которая означает, что люди оценивают вероятности на основе того, легко ли вспоминается релевантное событие. Если недавно в вашей округе было совершено преступление или если у кого-то в вашей семье диагностировали рак, то вам будет казаться, что риск такого преступления или заболевания раком соответственно высок. Часто восстания начинаются, когда некое событие легко приходит на ум сразу множеству людей: убийство невинного мирного жителя, тюремный срок оппозиционеру, злоупотребление налоговиков. Другой весомой причиной для начала восстания является групповая поляризация. Этот социально-психологический феномен помогает объяснить не только подъем республик и возвращение джедаев, но также и создание империй и месть ситхов.
Групповая поляризация возникает, когда единомышленники, общаясь между собой, в конце концов принимают более экстремальную версию своего изначального мнения. Предположим, что друзья на Facebook обсуждают, хорош или плох президент Обама. Или они пытаются понять, насколько серьезна проблема глобального потепления. Или выясняют, превзошел ли себя Джей Джей Абрамс или же все испортил. Если большинство из них в начале обсуждения думали, что Обама – хороший президент, или что глобальное потепление – серьезная проблема, или что Абрамс все испортил, то в результате обсуждения они станут более сплоченными в своем мнении и более уверенными в нем. Теперь их гораздо труднее переубедить.
Множество социологических исследований в самых разных странах показали, что это явление встречается регулярно. Если вы поместите в комнату группу повстанцев и попросите их обсудить восстание, к концу беседы они станут придерживаться более экстремальных взглядов. Именно таким образом была подстегнута Американская революция, консервативная революция Рейгана и выборы Барака Обамы в 2008 году. А если любая группа – будь то джедаи или ситхи – задастся важным вопросом «Почему они нас ненавидят?», то ответ, вероятнее всего, надо искать в групповой поляризации.
Из этого следует, например, что группа людей, склонных одобрять проводимые военные действия, после совместного обсуждения, будут еще активнее их поддерживать. Точно так же зрители, разочарованные эпизодом «Пробуждение Силы», будут разочаровываться в нем тем сильнее, чем дольше будут об этом говорить с другими недовольными. А люди, которые считают, что контроль за оборотом оружия необходим и что в Соединенных Штатах он явно недостаточен, утвердятся в своем убеждении еще более, если будут беседовать об этом между собой. Ну а те, кто относится к Америке неодобрительно и с подозрением воспринимает все ее инициативы, поговорив друг с другом, окончательно укрепятся в своем антиамериканизме.
Кстати, рост терроризма также связан с групповой поляризацией. Террористы в массе своей отнюдь не являются бедными, малообразованными или душевнобольными. Существует привлекательное, но ошибочное представление, что терроризм исчезнет, как только мы победим бедность и неграмотность. Многие террористы – обеспеченные люди с прекрасным образованием. (Вопреки упомянутой ранее изощренной трактовке оригинальной трилогии, Люка едва ли можно отнести к террористам, но люди такого типа – молодые мужчины, сообразительные, агрессивные, общающиеся с другими юношами – действительно склонны обращаться к этой разновидности Темной стороны.) Терроризм распространяется вследствие эффектов социальных сетей (в частности, эхо-камеры), когда люди разговаривают по большей части друг с другом. Теории заговоров тоже возникают сходным образом. Однако и повстанцы Светлой стороны подвержены влиянию групповой поляризации.
Почему группы поляризуются
Что же объясняет смещение взглядов к экстремизму? На это есть два основных ответа.
Первый основан на