Кстати, многие писатели говорят буквально то же самое, утверждая, что их герои «перехватывают инициативу» и «рассказывают историю» сами, под влиянием собственного характера и момента, действуя независимо от намерений автора. По мере развития персонажи выбирают пути, которые писатель не мог предвидеть, и возникает ощущение, будто он всего лишь «посредник». Уильям Блейк, сказавший о своих работах: «И хотя я называю их Моими, знаю, что они не Мои»[5], сравнивал процесс писательства с разновидностью письма под диктовку, «без Обдумывания и даже помимо моей Воли». Некоторые музыканты также описывают подобные ощущения.
Мурашки по коже
Как работает вдохновение? Как хорошая история внезапно обретает глубину или изменяется? Многим творческим людям знаком этот момент, когда вдруг что-то щелкнет или даже раздастся гром, после чего повествование делает неожиданный поворот. Ты понятия не имеешь, что вдохновение вот-вот придет, но, когда это случается, ты знаешь: вот оно. С помощью Криса Тейлора, автора отличной книги «Как „Звездные войны“ покорили Вселенную»[6], я предположу, как обстояло дело в случае с Лукасом.
Снимая кульминационную сцену в эпизоде «Империя наносит ответный удар», Лукас в порыве вдохновения решил, что Вейдер должен сказать Люку: «Мы будем править галактикой как отец и сын». Возможно, эти слова воспламенили воображение Лукаса. Возможно, он сказал себе «Ага!», и у него побежали мурашки по коже. Что, если Вейдер вкладывал в эти слова буквальный смысл? Как пишет Тейлор, это объяснило бы, почему «все разом, от дяди Оуэна до Оби-Вана и Йоды, забеспокоились о развитии Люка и о том, не вырастет ли он похожим на отца». Вдруг все обретает некое новое значение. Если это объяснение надуманно – если их обеспокоенность не имеет никакого отношения к Вейдеру, что ж, пусть будет так. Настоящее часто заставляет нас пересмотреть прошлое, превращая его в нечто отличное от того, каким мы его себе представляли. Не в первый раз такое случается.
В любом случае это всего лишь догадки. Лукас мог и раньше придумать, что Вейдер должен быть отцом Люка, и это могло случиться совсем по-другому. Важно то, что в «Звездных войнах», как во множестве литературных произведениях, сцены «Я твой отец» и последующие мурашки являются определяющими. С ними связаны ключевые переходы и развороты сюжета, который становится более интересным, при этом (почти) не теряя связности с предыдущими событиями.
Помимо прочего, отцовство Вейдера стало серьезным вызовом для Лукаса, поскольку из-за новых вводных зрителям пришлось переоценивать прошлые сцены, порой – основательно. Если бы эта переоценка заставила их недоверчиво воскликнуть «Что за чушь?», а не «Боже мой!», то момент «Я твой отец» не сработал бы. Хуже того, он задним числом уничтожил бы всю сагу.
Давайте представим, к примеру, что Вейдер сказал бы: «Я твой сын», или «Я твой кот», или «Я Авраам Линкольн», или даже «Я – R2-D2». И всему пришел бы конец. Люди подумали бы: «Что за чушь?» А нужно было, чтобы в зрительном зале ахнули от искреннего удивления, возможно – замерли в недоумении, а потом выдохнули: «Вот теперь все стало ясно». В таком зрительском «ах» было бы признание, восторг от того, что все-таки существует некий высший замысел, пусть и совершенно непредвиденный.
Лучшие из сцен такого рода приносят ощущение того, что все в жизни предопределено и в конце концов складывается так, как надо. Именно так построены хорошие детективные романы, например «Исчезнувшая» Гиллиан Флинн[7], а замечательный писатель Харлан Кобен достиг в искусстве подобных сцен небывалых высот. Волшебный роман А. Байетт «Обладать»[8] дарит нам несколько таких моментов, и Уильям Шекспир в этом смысле был мастером-джедаем.
Если зрители могут переоценить прошлые события сюжета так, что момент «Я твой отец» покажется естественным и даже, оглядываясь назад, неизбежным, тогда сохраняется сущностно важное свойство повествования – его связность. Разумеется, повествование, в том числе в «Звездных войнах», может пойти самыми разными путями без ущерба связности. Но только в лучших историях люди не могут заранее предсказать поворотные моменты – и впоследствии не могут себе представить, что все могло пойти как-то иначе.
«В определенном смысле»
Надо сказать, что из-за слов «Я твой отец», прозвучавших в эпизоде «Империя наносит ответный удар», Лукас оказался перед сложной дилеммой: в «Новой надежде» Оби-Ван Кеноби сказал Люку, что Дарт Вейдер «убил твоего отца». Неужели он солгал? Если так, то Оби-Вану предстояло дать серьезные объяснения. Какие причины заставили безупречного джедая обмануть юного Люка?
Лукас предпочитает создавать картинку, а не разрабатывать сюжеты, но для этой проблемы ему удалось найти гениальное решение. В «Возвращении джедая» он вложил в уста Оби-Вана такие слова: «Твой отец прельстился Темной стороной Силы, и с тех пор он не Энакин Скайуокер. Он стал Дартом Вейдером. Тогда хороший человек, которым был твой отец, погиб. Так что я сказал правду… в определенном смысле».
В некоторых кругах это объяснение считают постыдным жульничеством. «В определенном смысле» – это ли не признание в нечестности? Нет ли в этом чего-то от ситхов? Если лидер вашей страны, или ваш супруг, или супруга скажут так, не возникнут ли у вас подозрения? Да, да, и все-таки это умно. Разумеется, в первом случае Оби-Ван говорил об убийстве настоящем, не метафорическом. Но и метафорическое убийство обеспечивает достаточную связность сюжета. В своем роде оно бесподобно. И даже если Оби-Ван не сказал всей правды – что ж, Люк был слишком мал, может, правда оказалась бы ему не по силам.
Заметим, что верховный канцлер Палпатин отразил слова Оби-Вана в темном зеркале, когда убеждал молодого Энакина: «Добро – это лишь точка зрения». Ситхи придерживаются морального релятивизма.
Влюбленные близнецы
Поговорим теперь о том, как Люк и Лея оказались близнецами. В каком-то смысле этот момент из разряда «Я твой отец» доставил Лукасу больше проблем со связностью повествования. Марк Хэмилл[9] заявил: «То была жалкая попытка превзойти фокус с Вейдером». На мой взгляд, это слишком несправедливо. Не превзойдя фокус с Вейдером, момент все же сработал и позволил решить сразу несколько проблем.
Когда Лукас писал сценарии эпизодов «Новая надежда» и «Империя наносит ответный удар», он не думал о Люке и Лее как о близнецах. Напротив – и это подтверждает несомненное сексуальное напряжение между ними – в его представлении они не были братом и сестрой. В интервью, данном примерно в 1976 году, после выхода на экраны «Новой надежды», Лукас говорил: «И с кем останется [Лея], можно только догадываться. Я бы сказал, что Люк предан ей более, чем Хан Соло».
Показательно, что и в первых сценариях, и на взгляд режиссера по подбору актеров Люк старше Леи (то есть они не могут быть близнецами). В прекрасной и местами эротичной новелизации «Новой надежды», принадлежащей перу Алана Дина Фостера, Люк смотрит на голограмму Леи, «не отрывая взгляда от чувственных губ, складывающих фразу». При первой личной встрече Люк решает, что «в жизни она еще красивее, чем ее изображение». И вот как заканчивается эта книга:
«Люк стоял посреди аплодисментов и поздравлений и вдруг понял, что не думает ни о возможном будущем с Альянсом, ни о новых путешествиях с Ханом Соло и Чубаккой. Как ни удивительно (а ведь Соло предупреждал), все его внимание поглотила сияющая Лея Органа».
Вот это да! А после того, как Лукас закончил «Новую надежду», он планировал писать продолжение – еще одну-две книги, и вот что сам говорил о тех планах: «Хочу, чтобы во второй книге Люк поцеловал принцессу. Вторая книга станет „Унесенными ветром“ в космосе. Лее нравится Люк, но Хан – Кларк Гейбл. Ну, возможно, она получит-таки Люка, потому что с Ханом я собираюсь расстаться».
Ну, и наконец, мы все помним ту сцену в эпизоде «Империя наносит ответный удар», где Люк и Лея целуются – и совсем не так, как обычно целуются брат с сестрой. Несколько странно, да?
Правда, были указания на то, что у Люка есть брат или сестра – но определенно это не Лея. Начиная работу над эпизодом «Империя наносит ответный удар», Джордж Лукас писал, что у Люка есть «сестра-близнец, которую отослали на другой конец Вселенной – ради безопасности, и ее тоже обучают мастерству джедая». Тут можно окончательно попрощаться с предположением, будто Люк и Лея с самого начала задумывались близнецами.
«Жалкая попытка», как выразился Хэмилл, была в большой степени вынужденной, поскольку в фильме «Империя наносит ответный удар» Лукас устами Йоды возражает Оби-Вану, когда тот называет Люка их «единственной надеждой»: «Нет. Еще одна есть». Кстати, позднее Лукас говорил, что «до начала „Звездных войн“ было шесть часов разнообразных событий, и за эти шесть часов „еще одна надежда“ становится довольно заметной, а после третьего эпизода – весьма заметной». Очень может быть, что он думал о сестре – но не о Лее, которая вряд ли становится «заметной» в те шесть часов саги, что предшествовали «Новой надежде».
Лукас говорил, что загадочное и интригующее возражение Йоды он придумал отчасти для того, чтобы «обострить у зрителей ощущение хрупкости положения Люка» и заставить их задаться вопросом: неужели сюжет в нем не нуждается? Вполне вероятно, но был в этом и практический смысл. Марк Хэмилл мог отказаться от роли в сиквелах, и тогда его место пришлось бы занять «кому-то другому». А еще эти слова открывали перспективу для эпизодов VII, VIII и IX, посвященных сестре-близнецу. (Между прочим, роль Лэндо Калриссиана в исполнении Билли Ди Уильямса ввели отчасти из-за опасений, что Харрисон Форд не захочет вернуться. В этом случае Калриссиан занял бы место космического пирата вместо Хана. Уильямс ужасно огорчился, когда Форд вернулся в фильм.)