[99]. Причина проста: в Китае как раз была запущена индустриализация. Эпидемия, появившаяся в Европе и Америке в конце XIX в., до Китая еще не добралась.
В России, где индустриализация началась одновременно с Европой, эпидемия неврастении зародилась в 1880-х гг.[100]
Но на русскую медицину и психологию XIX в. огромное влияние оказал нейрофизиолог Иван Сеченов, который подчеркивал важность внешних стимулов и факторов окружающей среды на работу тела и разума. Благодаря влиянию Сеченова и его ученика Ивана Павлова русские отвергли фрейдовское определение неврастении как тревожного невроза, и в XX в. русские врачи нашли ряд факторов окружающей среды, влияющих на развитие неврастении; важное место среди них занимают различные формы электричества и электромагнитного излучения. Еще в 1930-х гг., поскольку они эту болезнь искали, а мы нет, в СССР открыли новое клиническое состояние – «радиоволновую болезнь», которая (в современном изложении) описывается в медицинских учебниках бывшего Советского Союза, но даже по сей день игнорируется в странах Запада. К ней я еще вернусь в следующих главах. На ранних стадиях симптомы радиоволновой болезни совпадают с неврастенией.
Когда начинается жизнь, мы обладаем не только разумом и телом, но и нервами, которые объединяют одно с другим. Наши нервы – это не просто проводники электрических флюидов из вселенной, как когда-то считалось; не являются они и «просто» сложной сигнальной системой, которая доставляет химические вещества в мышцы, как считается сейчас. На самом деле, как мы увидим, нервы – это и то и другое. Как сигнальная структура, нервная система может быть отравлена токсичными химикатами. Как сеть тончайших передаточных проводов – может быть легко повреждена или выведена из равновесия слишком сильной или незнакомой электрической нагрузкой. Это оказывает воздействие и на разум, и на тело, и это воздействие сегодня известно нам как тревожное расстройство.
6. Поведение растений
Когда я впервые ознакомился с работами сэра Джагадиша Чандры Боса, я был поражен. Бос, сын государственного служащего из Восточной Бенгалии, учился в Кембридже и получил там научную степень по естествознанию, с которой вернулся на родину. Гениальный физик и ботаник, он был невероятно внимателен к деталям и обладал уникальным талантом конструктора прецизионной измерительной аппаратуры. Интуитивно понимая, что у всех живых существ одинаковые фундаментальные функции, Бос построил элегантные механизмы, которые могли ускорять движения обычных растений в сто миллионов раз, автоматически записывая эти движения, и с их помощью начал изучать поведение растений – точно так же, как зоологи изучают поведение животных. Благодаря этому он сумел найти нервы растений – не только у необычно активных растений вроде мимозы стыдливой или венериной мухоловки, но и у самых «обычных», – после чего, разрезав их, доказал, что они вырабатывают потенциал действия, такой же, как и у любых нервов животных. Он провел эксперименты с проводимостью нервов папоротника, похожие на те, что проводили физиологи с седалищными нервами лягушек.
Сэр Джагадиш Чандр Бос (1858–1937)
Кроме того, Бос нашел пульсирующие клетки в стеблях растений, которые, как он показал, управляют перекачиванием сока и имеют особые электрические свойства, и построил так называемый магнетический сфигмограф, который усиливал пульсации в десять миллионов раз, чтобы измерить изменения в давлении сока.
Я был изумлен. В современных учебниках ботаники вы не найдете и намека на то, что у растений есть что-то похожее на сердце и нервную систему. Книги Боса, в том числе Plant Response («Реакция растений», 1902), The Nervous Mechanism of Plants («Нервный механизм растений», 1926), Physiology of the Ascent of Sap («Физиология подъема сока растений», 1923) и Plant Autographs and Their Revelations («Автографы растений и их откровения», 1927), прозябают в архивах исследовательских библиотек.
Но Бос не просто нашел нервы у растений. Он продемонстрировал воздействие на них электричества и радиоволн, а потом получил похожие результаты с седалищными нервами лягушек, доказав исключительную чувствительность всех живых существ к электромагнитным стимулам. Несомненно, он был одним из главных экспертов в этой области. Его назначили исполняющим обязанности профессора в Президентском колледже Калькутты в 1885 г. Он внес вклад в отрасль физики твердого тела и изобрел устройство, называемое когерером, с помощью которого расшифровали первое сообщение, отправленное Маркони по беспроводной связи через Атлантический океан. Собственно, Бос устроил публичную демонстрацию беспроводной связи в лекционном зале в Калькутте в 1895 г., более чем за год до первой демонстрации Маркони на равнине Солсбери. Но Бос не подавал заявок на патенты и не искал славы как изобретатель радио. Он вообще отказался от дальнейших работ в этой области и посвятил всю оставшуюся жизнь скромному изучению поведения растений.
Обрабатывая растения электрическими зарядами, Бос следовал традиции, которой было уже полтора века.
Первым, кто наэлектризовал растение с помощью машины для получения электричества путем трения, был доктор Мейнбрей из Эдинбурга, который в течение октября 1746 г. держал два миртовых дерева подключенными к машине; деревья отрастили новые побеги и почки осенью, словно на дворе была весна. В октябре следующего года аббат Нолле, узнав об этом, провел в Париже первый из серии более тщательных экспериментов. Нолле наэлектризовывал не только монахов-картезианцев и солдат французской гвардии, но и семена горчицы, прораставшие в жестяных мисках в его лаборатории. Наэлектризованные ростки выросли в четыре раза выше обычных, но их стебли были слабее и тоньше[101].
В декабре, незадолго до Рождества, Жан Жаллабер наэлектризовал луковицы жонкиля, гиацинта и нарцисса в графинах с водой[102]. В следующем году Георг Бозе наэлектризовал растения в Виттенберге[103], а аббат Менон – в Анже[104], и вплоть до конца XVIII в. демонстрация роста растений была весьма модной среди ученых, изучавших статическое электричество. Наэлектризованные растения раньше прорастали, росли быстрее и выше, раньше расцветали, давали больше листьев и обычно – но не всегда – были крепче.
Жан-Поль Марат даже наблюдал, как наэлектризованные семена салата прорастали в декабре, когда температура на улице была всего на два градуса выше нуля[105].
Джамбаттиста Беккариа из Турина в 1775 г. первым предложил воспользоваться этим эффектом в сельском хозяйстве. Вскоре после него Франческо Гардини, тоже из Турина, наткнулся на противоположный эффект: растения, лишенные естественного атмосферного флюида, росли не так хорошо. Над землей протянули сетку из железной проволоки, чтобы измерить электричество в атмосфере. Но эта сетка частично проходила по монастырскому саду, закрыв его от измеряемых атмосферных электрических полей. Сетка стояла в течение трех лет; все это время садовники, ухаживавшие за этой частью сада, жаловались, что урожаи фруктов и семян на 50–70 % ниже, чем в остальном саду. Когда сетку убрали, урожайность восстановилась. Гардини сделал из этого интереснейший вывод. «Высокие растения, – писал он, – вредят развитию растений, которые растут у их корней, не только потому, что лишают их света и тепла, но и потому, что впитывают атмосферное электричество вместо них»[106].
В 1844 г. У. Росс стал первым из многих, кто использовал электричество на поле с культурными растениями – для этого он применил одновольтовую батерейку, во многом похожую на ту, с помощью которой Гумбольдт с таким успехом вызывал у себя ощущения света и вкуса, только больше размером. Он закопал медную пластинку размером пять футов на четырнадцать дюймов (примерно 150×35 см) с одного конца картофельной грядки, цинковую пластинку в двухстах футах от нее – с другого конца и соединил пластинки проводом. В июле с электрифицированной грядки он собрал картофелины диаметром в среднем два с половиной дюйма, а с обычной, не обработанной электричеством, – лишь в полдюйма[107].
В 1880-х гг. профессор Селим Лемстрём из Гельсингфорсского университета в Финляндии провел масштабные эксперименты на культурных растениях с помощью машины для получения электричества путем трения, повесив над растениями сетку из проводов, соединенных с положительным полюсом машины. За несколько лет экспериментов он убедился, что электричество стимулирует рост некоторых растений – пшеницы, ржи, ячменя, овса, свеклы, пастернака, картофеля, сельдерея, фасоли, лука-порея, малины и клубники, – но при этом замедляет рост гороха, моркови, кольраби, брюквы, репы, капусты и табака.
А в 1890 г. брат Полен, директор Сельскохозяйственного института в Бове (Франция), изобрел устройство, которое назвал геомагнетифером, чтобы притягивать атмосферное электричество примерно таким же способом, как когда-то сделал Бенджамин Франклин с помощью воздушного змея. На столбе высотой 40–65 футов располагался железный стержень, расходившийся на пять заостренных отростков. На каждый гектар земли было установлено по четыре таких столба, и электричество, собранное ими, уходило в землю и распределялось по делянкам с помощью подземных проводов.
По сообщениям газет того времени, эффект оказался потрясающим даже визуально. Словно «суперкультуры», все кусты картофеля внутри четко очерченного кольца были зеленее, выше и «вдвое здоровее», чем окружающие их растения. Урожай картофеля в электрифицированных областях был на 50–70 % выше, чем вне их. Когда эксперимент повторили на винограднике, в виноградном соке оказалось на 17 % больше сахара, а вино, сделанное из него, было исключительно крепким. Дальнейшие испытания на полях шпината, сельдерея, редиса и репы были не менее впечатляющими. Другие фермеры, используя похожую аппаратуру, улучшили урожаи пшеницы, ржи, ячменя, овса и, как следствие, соломы