Еще одно препятствие к снятию маски с незнакомца, которым на самом деле является грипп, состоит в том, что грипп – это сразу две разные вещи: вирус и заболевание. Путаница возникает, потому что с 1933 г. человеческий грипп определяется по организму, открытому в тот год, а не по клиническим симптомам. Если начинается эпидемия, и вы болеете той же самой болезнью, что и все остальные, но в вашей глотке не удается найти вируса гриппа, и у вас не появляется антител к нему, то вам говорят, что вы болели не гриппом. Но на самом деле, хотя вирусы гриппа определенным образом и ассоциируются с эпидемиями болезни, никто еще ни разу не доказал, что они вызывают эту болезнь.
Семнадцать лет наблюдений Хоуп-Симпсона в городке Сайренчестер и окрестностях показали, что, вопреки общепринятому мнению, грипп не слишком легко передается в пределах одной семьи. В 70 % случаев, даже во время эпидемии «гонконгского гриппа» 1968 г., гриппом заражался лишь один член семьи. Если же в доме заболевал второй человек, это часто случалось в тот же самый день, что означало, что заражались они не друг от друга. Иногда в одной и той же деревне циркулировали слегка различающиеся между собой варианты вируса даже в одной семье, а однажды был случай, когда два маленьких брата, спавших в одной кровати, заразились разными вариантами вируса, что доказывало, что они не могли подхватить его ни друг от друга, ни даже от одного и того же третьего лица[166]. Уильям Джордан в 1958 г. и П. Манн в 1981 г. пришли к похожим выводам по поводу отсутствия распространения вируса в семье.
Еще одно доказательство того, что с превалирующими теориями что-то не то, – провал программы вакцинации. Хотя и было доказано, что вакцины дают определенный иммунитет против конкретных штаммов вируса гриппа, несколько выдающихся вирусологов в разные годы признавали, что вакцинация не сделала ничего, чтобы остановить эпидемии, и болезнь по-прежнему ведет себя точно так же, как тысячу лет назад[167]. Собственно говоря, изучив 259 исследований вакцинации из British Medical Journal, опубликованных в течение 45 лет, Том Джефферсон недавно пришел к выводу, что вакцины от гриппа по сути не дают никаких реальных результатов: не влияют ни на количество пропущенных дней в школе и на работе, ни на осложнения, ни на смертность[168].
Вирусологи скрывают один весьма неудобный секрет: с 1933 г. и по сей день не существует ни одного экспериментального исследования, которое доказывало бы, что грипп – и вирус, и болезнь – вообще передается от человека к человеку при обычных контактах. Как мы увидим в следующей главе, все попытки экспериментальной передачи его от человека к человеку, даже во время самой смертоносной эпидемии, какая когда-либо случалась в мире, оказались неудачными.
8. Загадка острова Уайт
В 1904 г. пчелы начали умирать.
С этого тихого острова 23 миль в длину и 13 в ширину, расположенного возле южного побережья Англии, через Ла-Манш можно увидеть далекие берега Франции. В предыдущее десятилетие два человека по обе стороны пролива, один – физик и врач, другой – изобретатель и предприниматель, посвятили свои умы новооткрытой форме электричества. Их работы оказали совершенно разное влияние на будущее нашего мира.
На западной оконечности острова Уайт, неподалеку от меловых скал, которые называют Иглы, миловидный молодой человек по имени Гульельмо Маркони установил собственную «иглу», башню высотой с двенадцатиэтажный дом. Эта башня поддерживала антенну первой в мире постоянной радиостанции. Маркони освободил электричество, вибрирующее с частотой почти миллион раз в секунду, от проводной неволи и выпустил его в воздух. Он даже не задавался вопросом, безопасно ли это.
Несколько ранее, в 1890 г., известный врач, директор Лаборатории биофизики Колледж де Франс в Париже, уже начал исследования, основанные на важнейшем вопросе, который не задавал Маркони: как высокочастотное электричество влияет на живые организмы? Жак-Арсен д’Арсонваль, уважаемый деятель и физики, и медицины, сегодня хорошо известен благодаря заметному вкладу в обе эти области. Он разработал сверхчувствительные методы измерения магнитных полей и аппаратуру для измерения выделения тепла и пота животными, улучшил конструкцию микрофона и телефона и создал новое направление физиотерапии – дарсонвализацию, которая до сих пор практикуется в странах бывшего Советского Союза. На Западе она эволюционировала в диатермию – терапевтическое использование радиоволн для выработки тепла в организме. Но дарсонвализация – это медицинское использование маломощных радиоволн без выработки тепла, которое дает эффекты, обнаруженные д’Арсонвалем в начале 1890-х гг.
Сначала он отметил, что электротерапия тех лет не дает единообразных результатов, и задался вопросом: возможно, дело в том, что используемым электроприборам не хватает точности? После этого он разработал индукционную машину, вырабатывающую идеально гладкие синусоидальные волны, «без подергиваний и зубцов»[169], которые не нанесут вреда пациенту. Проверив этот ток на пациентах, он обнаружил, что, как и предсказывалось, в терапевтических дозах ток не причиняет боли, но при этом оказывает мощный физиологический эффект.
«Мы увидели, что очень стабильные синусоидальные волны не стимулируют нервы и мышцы, – писал он. – Тем не менее подача тока заметно изменяет обмен веществ, что доказывается повышенным потреблением кислорода и выработкой значительно больших объемов углекислого газа. Если форма волны меняется, то каждая электрическая волна вызывает сокращение мышц»[170]. Д’Арсонваль уже тогда, 125 лет назад, открыл причину, почему современные технологии, волны которых состоят практически только из «подергиваний и зубцов», вызывают столько болезней.
Затем д’Арсонваль стал экспериментировать с переменными токами высокой частоты. С помощью модифицированного беспроводного аппарата, разработанного несколькими годами ранее Генрихом Герцем, он подвергал людей и животных воздействию токов с частотой от 500 000 до 1 000 000 циклов в секунду – либо посредством прямого контакта, либо косвенно, индуцируя его на расстоянии. Эти частоты были близки к тем, что Маркони вскоре выпустит в эфир с острова Уайт. Температура тела у подопытных не поднялась ни разу. Но во всех случаях значительно снизилось артериальное давление, причем подопытные – по крайней мере, люди – вообще ничего не чувствовали. Д’Арсонваль обнаружил те же самые изменения в потреблении кислорода и выработке углекислого газа, что и при подаче низкочастотных токов. Это стало, по его словам, доказательством, что «токи высокой частоты проникают глубоко в организм»[171].
Эти первые результаты должны были заставить любого, кто экспериментирует с радиоволнами, хорошенько задуматься, прежде чем без разбора заполнять ими весь мир – или, по крайней мере, проявить осторожность. Маркони, однако, не был знаком с работами д’Арсонваля. Изобретатель по большей части был самоучкой, так что даже не представлял себе потенциальной опасности радио и не боялся ее. Соответственно, включая свой новый передатчик на острове, он даже не представлял, что может как-то навредить себе или другим.
Если радиоволны опасны, то уж кто-кто, а Маркони точно должен был от них пострадать. Давайте посмотрим, так ли это.
Уже в 1896 г., после полутора лет экспериментов с радиоаппаратурой на чердаке отцовского дома, ранее совершенно здоровый 22-летний молодой мужчина начал страдать от высокой температуры, которую списывал на стресс. Эта лихорадка периодически возвращалась в течение всей жизни. К 1900 г. его врачи предполагали, что он, возможно, сам того не зная, перенес в детстве острую ревматическую лихорадку. В 1904 г. приступы озноба и жара стали такими тяжелыми, что их стали считать рецидивами малярии. В то время он занимался постройкой постоянной сверхмощной станции трансатлантической радиосвязи между английским Корнуоллом и островом Кейп-Бретон в Новой Шотландии. Поскольку он считал, что для более длинных расстояний требуются более длинные волны, он повесил огромные антенны из проволочной сетки, занимавшие площадь в несколько акров, на многочисленные башни высотой в несколько сотен футов по обе стороны океана.
Из W. J. Baker, A History of the Marconi Company, St. Martin’s Press, N.Y., 1971
Шестнадцатого марта 1905 г. Маркони женился на Беатрис О’Брайен. В мае, после медового месяца, они уехали жить в дом на радиостанции в Порт-Морьен на острове Кейп-Бретон, окруженный 28 огромными радиовышками, расставленными тремя концентрическими кругами. Над домом висели двести антенных проводов, расходящихся от центрального столба, словно спицы огромного зонта окружностью в целую милю. Вскоре по приезде у Беатрис начало звенеть в ушах.
Через три месяца у нее началась тяжелая желтуха. Когда Маркони увез ее обратно в Англию, они поселились под другой чудовищной антенной, в заливе Полду в Корнуолле. Беатрис была беременна, и, хотя рожать она уехала в Лондон, ее ребенок провел почти все девять месяцев своей внутриутробной жизни под мощной радиоволновой «бомбардировкой»; он прожил всего несколько недель и умер «от неизвестной причины». Примерно в то же самое время и сам Маркони совершенно развалился – с февраля по май 1906 г. он страдал лихорадкой и бредом.
В 1918–1921 г., занимаясь разработкой коротковолновой аппаратуры, Маркони страдал от приступов депрессии и суицидальных мыслей.
В 1927 г., во время медового месяца со второй женой Марией Кристиной, он почувствовал сильные боли в груди, и у него диагностировали тяжелое заболевание сердца. В 1934–1937 гг., помогая с разработкой микроволновой технологии, он пережил целых девять сердечных приступов; последний из них убил его в возрасте 63 лет.