– Сильно?
Елена ответила не сразу, погрузившись в воспоминания.
– Кажется, это было из-за Нелл. Мы ловили рыбу на озере, и Нелл что-то поймала, кажется, форель, а Джереми стал подшучивать над ней. Она почему-то занервничала. Не знаю почему, но, кажется, ей раньше никогда не удавалось поймать такую большую рыбу. Рыбалка для нее, как и для меня, была всего лишь игрой, и, думаю, мы занимались этим только потому, что этого хотели мальчики. Это был жаркий летний день, каникулы подходили к концу, и вокруг веяло какой-то обреченностью.
– Возможно, подходило к концу ваше детство?
Елена кивнула.
– Да, наверное.
Остановившись, она огляделась. Они приблизились к воротам, за которыми начиналась дорога.
– Туда, – неожиданно указала она влево и двинулась между двумя строениями, располагавшимися по бокам заросшей тропы. – Когда-то я очень любила гулять здесь, – добавила она.
Тропинка была мокрой и грязной. Ураган, разразившийся накануне, повалил несколько деревьев.
– Так о чем мы? – после долгой паузы спросила Елена.
– Мы говорили о том, как юность создает взрослого человека, но для этого ей сначала надо уничтожить в нем ребенка.
– Очень глубокомысленно.
– Надеюсь.
Елена рассмеялась.
– Конечно, тогда мы воспринимали это иначе. Просто было ощущение, что нам уже никогда не будет так хорошо. Не будет так интересно друг с другом.
– Так, значит, в тот день вы ловили рыбу?..
– Да. Конечно, повод был глупым, но нам было скучно, мы почти ничего не поймали, и было уже поздно. А потом Нелл поймала эту рыбину, только не смогла ее вытащить. Рыбина сорвалась, и Джереми сказал по этому поводу что-то саркастическое. – Елена задумалась. – Все бы на этом и закончилось, но Джереми не унимался. И Нелл вконец расстроилась. – Елена снова умолкла. – Честно говоря, Джереми иногда мог быть невыносимым.
Ничего более откровенного о Джереми Итон-Лэм-берте Айзенменгер из уст Елены еще не слышал; и на мгновение ее сводный брат словно обрел плоть и кровь, прекратив быть бесплотным призраком.
– И Хьюго, судя по всему, это не понравилось, – предположил Айзенменгер.
– Да. Более того, он взорвался от ярости. Он не сказал ни слова, просто набросился на Джереми, сбил его с ног, и они покатились по земле.
Айзенменгера все это крайне заинтересовало, но он не успел задать следующий вопрос, так как они натолкнулись на огромную поваленную березу, перегородившую тропинку, и им пришлось обходить ее, по пояс погрузившись в крапиву и чертополох. И лишь когда они снова выбрались на тропинку, Айзенменгер вернулся к своему вопросу:
– И насколько серьезной была эта драка?
– Тогда она казалась очень серьезной. И дрались они долго. Мы с Нелл пытались их растащить, но у нас ничего не вышло.
– Дело дошло до крови?
Дотошность Айзенменгера слегка покоробила Елену.
– Не помню, – ответила она.
– И сколько они дрались?
– Не знаю. Минут пять-десять.
– А что произошло потом?
Елена нахмурилась.
– Джереми вскочил и убежал. А мы молча сложили удочки и пошли за ним.
– А что было потом? Как вы общались?
Елена не могла понять, почему он задает эти вопросы; это тревожило ее, и она начала колебаться.
– Довольно напряженно.
Айзенменгер молча кивнул. Тропинка все время шла в гору.
– А почему это тебя так интересует? – запыхавшись, спросила Елена.
– Ты же меня знаешь. Я никогда не умел справляться со своим любопытством.
Она действительно знала его и прекрасно понимала, что все не так просто, как он пытается представить.
– Дури кого-нибудь другого, Джон. О чем ты думаешь?
– Так, ничего особенного, – рассмеялся он.
Однако это не убедило Елену.
– Опять секреты! – полушутливо, полусердито воскликнула она. – Почему ты все вечно скрываешь? Неужели мы не можем доверять друг другу?
– Мне казалось, мы доверяем, поднимая руки вверх, ответил он.
– Ты, верно, шутишь! – запротестовала она, не обманываясь искренностью его тона. – Или же у тебя какие-то акульи представления о доверии.
Айзенменгера за его жизнь сравнивали с различными представителями животного мира, но это было что-то новое.
«Я не акула», – возмущенно подумал он и с горячностью заметил:
– То, что я молчу, еще не означает, что я от тебя что-то скрываю. Доверие вовсе не означает постоянной болтовни…
Он собирался продолжить, но, взглянув на Елену, решил умолкнуть. Из ее ноздрей выходил пар, словно внутри у нее что-то закипало. Она выдержала паузу, нарушить которую не посмели даже вороны, и сухо заметила:
– Я не занимаюсь болтовней!
Затем она развернулась и быстрым шагом начала удаляться. Они уже почти поднялись на вершину пологого холма.
– Елена! – окликнул ее Айзенменгер. – Я не имел в виду тебя… конкретно.
Она не ответила и даже не обернулась, и ему пришлось догонять ее.
– Елена!
Он нагнал ее на самой вершине, где она остановилась, и, лишь подойдя к ней, понял, почему она это сделала. Вдали расстилалось озеро, а у самой тропинки виднелась еще одна поваленная береза. Дерево не было старым, а потому казалось странным, что оно стало жертвой урагана. Впрочем, оно было не настолько большим, чтобы помешать им пройти.
– Елена, прости.
Но она не слушала его и пристально всматривалась в небольшое углубление, образованное рухнувшим деревом.
– Елена, я совершенно не тебя имел в виду, я просто.
Наконец он понял, что она не обращает на него никакого внимания, и тоже перевел взгляд на углубление.
Стоило ему увидеть контур предмета, полускрытого корнями, как его воображение мгновенно дорисовало всю картину.
Это был череп ребенка.
– Я начинаю подозревать, что это место является какими-то адскими вратами, – пробормотал Таннер, обращаясь к Сайму.
Они стояли в той же палатке, которая недавно скрывала от посторонних взглядов тело Альберта Блума, и наблюдали за тем, как доктор Аддисон извлекает из земли маленькие кости. Беверли, уловившая это замечание, на мгновение вскинула голову, затем вновь устремила взгляд на хрупкий скелет.
Это всего лишь кости.
Да, это были всего лишь кости, но она легко могла вообразить остальное. Когда-то это был младенец. А младенцы не должны умирать, потому что они символизируют жизнь. Ничто не заявляло о ней так громогласно, как дети.
Неужто я становлюсь сентиментальной?
Она чувствовала себя усталой и подавленной и едва удерживалась от слез. С чего бы это? Она не впервые сталкивалась с детскими трупами. А этого младенца, возможно, и вовсе не убивали.
Кого она хотела обмануть? Никто не станет закапывать тело ребенка между корнями березы без особых на то причин. А это влекло за собой следующий вопрос: зачем его нужно было прятать?
Доктор Аддисон со стоном выпрямилась.
– Три трупа за неделю, – жалобно промолвила она. – Я совершенно запустила остальную работу и ничего не успеваю сделать.
– Ужасно, – холодно ответил Сорвин, стоявший рядом с Беверли.
Алдисон не обратила на него внимания и продолжила давать указания фотографу:
– Значит, я могу сообщить вам, что ребенок был маленьким. Совсем маленьким.
– Что это значит? – осведомился Таннер.
– Что ему было всего несколько месяцев. У него еще даже не срослись кости черепа.
Однако ход ее рассуждений мало кого интересовал. Беверли рассматривала землю.
– Здесь недавно копали, – заметила она.
Таннер и Сайм подошли ближе и опустились на корточки рядом с ней.
– Возможно, – откликнулся суперинтендант.
– Из-за этого корни ослабли, и поэтому дерево упало.
Беверли посмотрела на Сорвина.
– В машине Мойнигана была лопата.
Сорвин кивнул, пытаясь вписать эту деталь хоть в какую-то картину.
– Снимите это, – обращаясь к фотографу, распорядился Сайм и повернулся к Аддисон: – Можете что-нибудь сказать о причине смерти?
– Конечно нет! – возмущенно откликнулась она. – Вам придется подождать, когда я перевезу останки в морг.
Никто и не ожидал от нее большего.
Беверли развернулась и вышла из палатки. Сорвин проводил ее взглядом, а Сайм и Таннер не обратили на ее уход никакого внимания.
Айзенменгер и Елена беседовали с Фетр. Беверли не знала, заметили ли они, каким взглядом наградила ее их собеседница, а взгляд этот недвусмысленно говорил о том, что Фетр с радостью запихала бы ее в мясорубку ногами вперед.
– Спасибо, констебль. Теперь я этим займусь, – улыбнулась Беверли.
Если она и пыталась имитировать атмосферу мира и благодушия, то ей это не удалось. Разумеется, Фетр не зарычала и не набросилась на нее, выпустив когти, но, убирая блокнот, она вся вспыхнула от ярости. Айзенменгер проводил ее взглядом и повернулся к Беверли:
– Твоя подруга?
Однако Беверли никогда не отличалась хорошим слухом, поэтому, проигнорировав вопрос, заметила:
– У тебя хорошо получается находить трупы.
– Да, меня специально обучали этому.
– Ты ничего не утаиваешь?
– Там, на дне озера, лежат еще трое, включая Шергара.[26]
– И лорда Лукана?[27] – слегка улыбнулась Беверли.
– Прошу простить за то, что прерываю ваше представление, – гневно перебила их Елена, – но там лежит мертвый ребенок.
Беверли обернулась, почувствовав, что пространство между ними вот-вот воспламенится от устремленного на нее яростного взгляда.
– Я знаю, Елена. Поверь, мне это прекрасно известно, – отрезала она и вновь повернулась к Айзенменгеру. – И вы опять просто гуляли?
– Именно так.
– Почему здесь?
– А почему бы и нет?
– И никто не советовал вам пойти именно этой дорогой?
– Это я посоветовала, – ответила Елена, прежде чем Айзенменгер успел открыть рот. – Мы любили гулять здесь, когда я была маленькой.
– «Мы»?
– Да, я и мой брат. Джереми Итон-Лэмберт.