—Водители,— приказывает Оби.— Когда грузовики будут пусты, разместите ваши транспортные средства в пределах досягаемости. Скройте их посреди неработающего транспорта или там, где их будет сложно увидеть сверху.
Он идет через реку беженцев и солдат, раздавая приказы и направляя людей, которые иначе бы потерялись.
—Я не хочу, чтобы были видны признаки того, что это место обитаемо. Ничего не убираем и ничего не выбрасываем в пределах мили.— Оби делает паузу, когда видит, что Тра и Тру стоят рядом и смотрят на нас.
—Господа,— говорит Оби. Тра и Тру словно выходят из транса и смотрят на него.— Пожалуйста, покажите новобранцам куда идти и что делать.
—Хорошо,— сказал Тру, отсалютовав Оби с мальчишеской улыбкой.
—Новички!— требовательно произнес Тра.— Все, кто не знает что делать, следуйте за нами.
—Подходите, ребята,— сказал Тру.
Полагаю, что это относится к нам. Я неуклюже встаю и на автомате подхожу к Пейдж, но останавливаюсь прежде, чем коснусь ее. Похоже, какая-то часть меня считает, что она — опасное животное.
—Идем, Пейдж.
Я не уверена, что сделаю в том случае, если она не сдвинется с места. Но она встает и следует за мной. Я не знаю, привыкну ли когда-нибудь к тому, что она теперь может ходить на собственных ногах.
Мама тоже следует за нами, хотя не прекращает свое пение. Напротив, она поет более пылко и громко.
Все мы шагаем в поток новичков, идущих за близнецами.
Тра притормаживает, обращаясь к нам.
—Мы возвращаемся в среднюю школу, где наши инстинкты работают лучше всего.
—Если ты хочешь изрисовать стены граффити или избить своего старого учителя математики,— говорит Тру,— то лучшей сделай это там, где даже птицы не смогут тебя увидеть.
Мы идем к главному зданию. С улицы школа выглядит обманчиво маленькой. Тем не менее, позади главного здания есть целый комплекс современных построек, связанных между собой крытыми проходами.
—Если кто-то из вас ранен, то пройдите в этот замечательный класс.— Тру открыл ближайшую дверь и заглянул в нее. Это был кабинет с висящим на стенде скелетом в натуральную величину.— Кости составят вам компанию, пока вы будете ждать врача.
—И если кто-то из вас является врачом,— сказал Тра.— То ваши пациенты ждут вас.
—Это и есть все мы?— спрашиваю я.— Единственные оставшиеся в живых?
Тру посмотрел на Тра.
—Девочкам-зомби можно разговаривать?
—Если они симпатичные и готовы устроить бои в грязи с другой девочкой-зомби.
—Чууувак. Так держать.
—Это отвратительно,— я косо смотрю на них, но тайно рада, что они не волнуются о моем возвращении из мертвых.
—Не настолько, ведь ты еще не разлагаешься, Пенрин. Просто ты только что вернулась из мертвых.
—Только пусть будет с разорванной одеждой и прочей фигней.
—И с желанием съесть соскиииии.
—Он имеет в виду мозги.
—Это именно то, что я имел в виду.
—Вы не могли бы ответить на вопрос?— Спрашивает парень в потрескавшихся очках. Судя по всему, он не в шутливом настроении.
—Конечно,— ответил Тру на полном серьезе.— Это наше место рандеву. Остальные присоединятся к нам здесь.
Мы идем в слабом солнечном свете, и парень в очках плетется позади группы.
Тра наклоняется к Тру и шепчет ему довольно громко, чтобы я услышала:
—Сколько ты поставишь на то, что этот парень первым сделает ставку на бой девочки-зомби?
Они обмениваются усмешками и многозначительно шевелят бровями.
Октябрьский ветер просачивается сквозь мою блузку, и я не могу не посмотреть на пасмурное небо, выискивая там конкретного ангела с крыльями летучей мыши и грубоватым чувством юмора. Я с силой пинаю разросшуюся траву и заставляю себя отвести взгляд.
Окно класса завешано плакатами и объявлениями о требованиях к поступающим в колледжи страны.
Другое окно открывает вид на полки со студенческими работами. Фигурки из глины, древесины и папье-маше всех цветов и стилей занимают каждый сантиметр свободного пространства на полках. Некоторые из них настолько хороши, что навевают грусть из-за осознания того, что эти дети еще долгое время не смогут заниматься искусством.
По мере продвижения через школу близнецы делают все возможное, чтобы оставаться с моей семьей. Я отступаю немного назад, думая, что будет неплохо видеть Пейдж перед собой, где я могу присматривать за ней. Ее движения скованы, словно она еще не привыкла к своим ногам. А я не привыкла видеть ее в таком состоянии, и мой взгляд то и дело останавливается на сырых стежках, покрывающих ее тело. Они делают ее похожей на куклу вуду.
—Так это твоя сестра?— Спрашивает Тру тихим голосом.
—Да.
—Та, ради кого ты рисковала своей жизнью?
—Да.
Близнецы вежливо кивают, но делают это словно на автомате. Обычно так выглядят люди, когда не хотят сказать что-то оскорбительное.
—Ваша семья лучше?— спрашиваю я.
Тру и Тра оценивающе смотрят друг на друга.
—Нет,— говорит Тру.
—Не совсем,— одновременно отвечает Тра.
Класс истории — наш новый дом. На стенах полно дат и плакатов по истории человечества. Месопотамия, великая пирамида в Гизе, Османская империя, династия Мин.
И Черная Смерть.
Мой учитель истории говорил, что Черная Смерть уничтожила от тридцати до шестидесяти процентов населения Европы. Он попросил нас представить, каково это — шестьдесят процентов твоего мира мертво. Я не могла тогда этого представить. Это было настолько нереально.
Являя собой странный контраст, все эти древние исторические плакаты затмевает картина с астронавтом на луне с голубой Землей позади. Каждый раз, когда я вижу наш бело-голубой шар в космосе, я думаю, что это, должно быть, самая прекрасная вещь во вселенной.
Но и она тоже выглядит нереальной.
Снаружи все больше грузовиков грохочет на стоянке. Я подхожу к окну, а мама начинает толкать столы и стулья в одну сторону. Я выглядываю и вижу одного из близнецов, ведущего в школу ошеломленных новичков, словно Гамельнский Крысолов [2].
Позади меня моя маленькая сестренка говорит: “Есть”.
Я деревенею, и различные гадости переполняют мою голову.
Я вижу отражение Пейдж в окне. В размытом потустороннем мире этого отражения она смотрит на маму, как любой другой ребенок, ждущий ужина. Но в искривленном стекле ее голова искажается, увеличивая стежки и удлиняя ее острые зубы.
Мама наклоняется и гладит волосы своего ребенка. Она начинает напевать ей навязчивую песню-извинение.
Глава 3
Я устроилась на койке в углу. Лежа спиной к стене, я могу видеть всю комнату при свете луны.
Моя младшая сестра лежит на койке у стены напротив меня. Пейдж выглядит крошечной под своим одеялом. Прямо над ней расположены плакаты исторических деятелей в натуральную величину: Конфуций, Флоренс Найтингейл, Ганди, Хелен Келлер, Далай-лама [3].
Стала бы она похожей на них, если бы мы не жили в Мире После?
Скрестив ноги, моя мама расположилась у кроватки Пейдж, продолжая напевать свои мелодии. Мы попытались накормить мою сестру тем, что мне удалось раздобыть в беспорядке школьного кафетерия, который с утра должен превратиться в кухню. Но она не смогла удержать в себе ни консервированный суп, ни протеиновый батончик.
Я перемещаю свой вес на край раскладушки, стараясь найти положение, в котором рукоять моего меча не будет давить на ребра. Держать его все время при себе — лучший способ предупредить попытки забрать его и обнаружить, что лишь я единственная могу поднять его. Последнее, что мне нужно, так это объяснять, где я раздобыла ангельский меч.
То, что я сплю с оружием, никак не относится к тому, что я нахожусь в одной комнате с сестрой. Совершенно не относится. Также это не имеет ничего общего с Раффи. Меч — это не единственная вещь, напоминающая мне о времени, проведенном с ним. У меня есть еще множество порезов и синяков, напоминающих мне о тех днях, которые я провела в компании ангела, моего врага. Того самого, которого я, наверное, больше никогда не увижу. До сих пор никто не расспрашивал меня о нем. Лучше так, чем думать о том, что наша группа все еще не распалась
Я пытаюсь прогнать эту мысль и закрываю глаза. Моя сестра снова недовольно стонет поверх маминого пения.
—Спи, Пейдж,— говорю я.
К моему удивлению, ее дыхание выравнивается и она засыпает. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Мелодия моей матери исчезает в небытие.
Мне снится, что я в лесу, где произошло массовое убийство. Я недалеко от старого лагеря Сопротивления, где погибли солдаты, пытаясь защитить себя от низших демонов.
Кровь стекает с веток и капает на опавшие листья, словно дождь. В моем сне нет тел, которые должны быть везде, как и нет перепуганных солдат, стоящих спина к спине с винтовками на взводе. Это просто поляна с капающей кровью.
В центре стоит Пейдж. На ней старомодное платье с цветочным принтом, как на одной из тех девочек, которых мы видели висящими на дереве. Ее волосы в крови, так же как и ее платье. Я не уверена, что сложнее — смотреть на кровь или на следы стежков, пересекающих ее лицо.
Она протягивает руки ко мне, как будто ждала меня долгое время, чтобы ее забрали, хотя ей сейчас всего семь лет.
Я уверена, что моя сестра не была частью той резни, но, тем не менее, она здесь.
Откуда-то из лесу слышится мамин голос:
—Посмотри ей в глаза. Они такие же, какими и были всегда.
Но я не могу. Я вообще не могу смотреть на нее. Ее глаза уже не те. Они не могут быть теми же.
Тогда я поворачиваюсь и бегу от нее прочь. Слезы текут по лицу, и я кричу, обращаясь к лесу в противоположной стороне от девочки позади меня.
—Пейдж!— звенит мой голос,— Я иду. Держись. Я скоро буду.
Но единственный признак моей сестры — хруст опавших листьев после новой Пейдж, бегущей за мной через лес.