Глава 4
Я просыпаюсь от того, что моя мама что-то выскребает из кармана своего свитера. Она кладет это на подоконник, освещенный рассеянным утренним светом. Это желто-коричневая слизь и измельченная яичная скорлупа. Она очень осторожна, пытаясь заставить эту гадость капнуть на подоконник.
Пейдж дышит ровно и, кажется, что она все еще спит. Я пытаюсь выкинуть из головы свой сон, но его обрывки все еще преследуют меня.
Кто-то стучит в дверь.
Дверь открывается, и в нашей комнате появляется веснушчатое лицо одного из близнецов. Я не знаю, которого из них, поэтому просто думаю о нем как о Тру-Тра. Он морщит нос с отвращением, когда чует запах тухлых яиц.
—Оби хочет видеть тебя. У него есть пара вопросов.
—Чудесно,— сонно отвечаю я.
—Да ладно. Это будет весело,— он посылает мне очень яркую улыбку.
—Что если я не хочу идти?
—Ты нравишься мне, детка,— говорит он.— Ты бунтарь.
Он прислоняется к косяку и одобрительно кивает.
—Но если честно, никто не обязан кормить вас, давать вам кров, защищать, быть добрым с вами, относится по-человечески.
—Хорошо, хорошо. Поняла,— я вылезаю из постели, радуясь тому, что спала в футболке и шортах.
Мой меч с глухим стуком падает на пол. Я забыла, что он был со мной под одеялом.
—Тсс! Ты разбудишь Пейдж,— шипит мама.
Глаза Пейдж немедленно открываются. Она лежит как мертвая, уставившись в потолок.
—Крутой меч,— чересчур небрежно говорит Тру-Тра.
В моей голове раздаются тревожные звоночки.
—Почти такой же хороший, как и электрический хлыст для коров.
Я почти ожидаю, что мама стукнет его своим хлыстом, но он невинно висит на спинке ее раскладушки.
Меня гложет чувство вины, когда я понимаю, насколько счастлива, что у моей мамы есть хлыст, на случай если ей придется защищать себя от… людей.
Больше половины людей здесь носят какой-то из видов самодельного оружия. Меч является одним из лучших, я рада, что мне не приходится объяснять, зачем ношу его. Но есть в нем что-то, что привлекает больше внимания, чем мне бы хотелось. Я поднимаю меч и прикрепляю ремнем через плечо, чтобы помешать любой попытке поиграть с ним.
—У него есть имя?— спрашивает Тру-Тра.
—У кого?
—У твоего меча,— он говорит так, будто бы это нечто, само собой разумеющееся.
—Ой, пожалуйста, только не начинай,— я выбираю одежду из случайных комплектов, собранных мамой прошлой ночью.
Она также принесла с собой пустые бутылки из-под содовой и прочий хлам неизвестного происхождения, но к той куче я даже не притронулась.
—Я знал парня, у которого была катана.
—Была что?
—Японский меч самураев. Превосходный,— он хватается за сердце так, словно влюбился.— Его звали "Меч света". Я продал бы свою бабушку в рабство за него.
Я понимающе киваю.
—Можно, я дам имя твоему мечу?
—Нет.— Я достаю джинсы, которые должны подойти, и один носок.
—Почему?
—У него уже есть имя.— Я продолжаю копаться в груде одежды в поисках носка.
—Какое?
—Мишка Пуки.
Его дружелюбное лицо вдруг стало серьезным.
—Ты назвала свой уникальный, прекрасный меч, созданный для того, чтобы калечить, убивать и ставить на колени твоих врагов, выслушивая при этом плач их женщин,— Мишка Пуки?
—Да, тебе нравится?
—Даже шутить так — преступление против природы. Ты это понимаешь, не так ли? Я отчаянно пытаюсь не сказать кое-чего против девушек, но из-за тебя это довольно-таки тяжело.
—Да, ты прав,— я пожимаю плечами.— Мне следовало бы вместо этого назвать его Тотошкой или Флосси. Как думаешь?
Он смотрит на меня так, будто я еще более сумасшедшая, чем моя мама.
—Я ошибаюсь? У тебя на самом деле карманная собака в ножнах?
—О, мне интересно, смогу ли я найти розовые ножны для Мишки Пуки. Может быть, со стразиками? Что? Это слишком?
Он выходит, качая головой.
Его так легко дразнить. Я не спеша переодеваюсь и выхожу за дверь следом за Тру-Тра.
Кажется, будто коридор переполнен, как стадион Окленда во время ежегодного чемпионата по бейсболу.
Несколько мужчин среднего возраста обменивают перо на пузырек с лекарством. Я думаю, что в Мире После это версия наркосделки. Другой показывает что-то похожее на мизинец, потом убирает его обратно, когда парень тянется за ним. Они начинают спорить шепотом.
Две девушки идут, съежившись над несколькими банками супа, как будто бы они держат в руках горшочек золота. Они нервно оглядывают каждого, пока плетутся по коридору. Рядом с главным входом несколько человек со свежевыбритыми головами расклеивают листовки одного из Культов Апокалипсиса.
Снаружи заросший газон, устрашающе пустынный с мусором, разлетающимся от ветра. Любой, кто смотрит вниз с неба, может предположить, что это здание такое же заброшенное, как и другие.
Тру-Тра рассказывает мне о том, что уже превратилось в большую шутку: высший состав Сопротивления занял место в учительской, а Оби вступил в должность директора школы. Мы пересекаем школьный двор, следуя в кирпичное здание Оби, не покидая крытого перехода, даже учитывая тот факт, что так путь будет гораздо длиннее.
Вестибюль и залы в основном здании еще больше заняты, чем в моем, но, похоже, у этих людей есть цель. По коридору мчится парень, волоча за собой кабель. Несколько человек перемещают столы и стулья из одной комнаты в другую.
Подросток толкает тележку, заставленную сэндвичами и кувшинами с водой. Когда тележка проезжает мимо, люди хватают еду и напитки, как будто они имеют право на доставку еды, если работают в этом здании.
Тру-Тра берет пару сэндвичей и протягивает мне один. Как будто я часть толпы.
Я проглатываю свой завтрак до того, как кто-то поймет, что я не отсюда. Но с полным ртом я едва не давлюсь, когда вижу кое-что.
У людей в этом здании удлиненное оружие. Оно выглядит так, будто на него надели глушители, как это делают в фильмах убийцы.
Если на нас нападут ангелы, шум не будет иметь значения, потому что к этому моменту они уже будут знать, где мы находимся. Но если мы будем отстреливать друг друга…
Еда во рту вдруг стала на вкус как обычная холодная ветчина со специями и черствым хлебом, вместо того восхитительного угощения, коим была минуту назад.
Тру-Тра вваливается в дверь.
—… ошибка,— звучит мужской голос из комнаты.
Люди сидят перед компьютерами в несколько рядов, полностью погруженные в мониторы. Я не видела ничего подобного со времен Нашествия. Некоторые из них не сочетаются с обстановкой, учитывая их очки и татуировки в виде дьявольского рога.
Многие люди настраивают компьютеры на задних рядах и смотрят большой телевизор, стоящий перед доской. Похоже, что Сопротивление придумало, как получить постоянный источник питания, по крайней мере, для одной комнаты.
Оби находится в центре всей этой активной деятельности. Шеренга людей следуют за ним, ожидая его согласия на что-то. Несколько человек в комнате следят за ним и за чем-то еще.
Боуден сидит рядом с ним. Его нос до сих пор опухший и в синяках из-за нашей драки во дворе предыдущего лагеря Сопротивления, произошедшей пару дней назад. Может быть, в следующий раз он научиться разговаривать с людьми как с людьми, вместо того чтобы издеваться над ними, пусть даже они такие маленькие девушки, как я, и кажутся легкой целью.
—Это была поправка в планах, не ошибка,— говорит Боуден.— И ни за что на свете это не было "предательством человечества". Сколько раз я должен объяснять это?
Удивительно, возле двери стоит корзинка с шоколадками. Тру-Тра прихватил две и протянул мне одну. Когда я чувствую батончик Сникерса у себя в руке, я понимаю, что это священная вещь.
—Опережать события — это не значит менять планы, Боуден,— говорит Оби, просматривая документы, которые передал ему сварливый солдат.— Мы не сможем следовать военной стратегии, если позволим пехотинцу выбирать время действий только потому, что он не может держать рот на замке и рассказывает обо всем кому попало. Каждый прохожий и каждая продажная шлюха уже знают об этом.
—Но это не…
—Твоя вина,— отвечает Оби — Я знаю. Тошнит уже от того, сколько раз ты это сказал.— Оби скользит взглядом в мою сторону, когда слушает следующего в ряду.
После минутной фантазии о вкусе шоколадного батончика я засовываю его в карман куртки.
Может, я могу убедить Пейдж съесть это.
—Боуден, ты пока что свободен,— Оби приглашает меня войти.
Когда мы проходим мимо друг друга, Боуден рычит.
Оби усмехается мне. Женщина, сидящая в следующем ряду, изучающе смотрит на меня с более чем профессиональным интересом.
—Приятно видеть тебя живой, Пенрин,— говорит Оби.
—Приятно быть живой,— отвечаю я.— У нас ночь кино?
—Мы создаем дистанционную систему наблюдения вокруг Бей-Бридж,— говорит Оби.— Это окупает наличие такого большого количества гениев в Долине, которые могут сделать невозможное возможным.
—Двадцать пятая камера подключена,— кричит кто-то из последнего ряда. Остальные программисты продолжают печатать на компьютерах, но я чувствую их волнение.
—Что ты ищешь?— спрашиваю я.
—Что-нибудь интересное,— отвечает Оби.
—У меня есть кое-что,— кричит программист позади нас.— Ангелы в Саннивэйл на автостраде Лоуренс.
—Переведи это на главный монитор,— говорит Оби.
В передней части аудитории включается один из больших телевизионных экранов.
Глава 5
Экран телевизора загорается.
Ангел с голубыми крыльями гордо идет, огибая завалы на заброшенной улице. На дороге гигантская трещина, делающая зигзаги к центру города, с одним краем выше, чем другой.
Другой ангел идет за первым, а за ними еще два. Они смотрят вокруг и затем выходят из кадра.
—Ты можешь повернуть камеру?
—Не эту, извини.
—У нас есть еще один!— говорит программист справа от меня.— Эта камера из СФО.— Мне всегда было интересно, как у них получилось сократить Международный аэропорт Сан-Франциско до аббревиатуры СФО.