— Съ удовольствіемъ; черезъ нее я узнала доброту вашего сердца.
— А для меня она будетъ залогомъ моего счастья и доказательствомъ вашей благосклонности.
— Когда же увижу въ газетахъ доказательство, что вы дорожите моимъ одобреніемъ? Надѣюсь, на второй недѣлѣ поста. Я васъ жду. Теперь оставьте меня; за нами наблюдаютъ.
И точно, графъ Т***, казалось, не спускалъ глазъ съ дамы, съ которою говорилъ Дальскій. Дальскій поспѣшилъ къ графу.
— Весело ли вамъ графъ?
— Напротивъ, я скучаю. Преглупая выдумка эти маскарады.
— Не говорите этого, — отвѣчалъ Дальскій. — Суетливое, пестрое сборище имѣетъ большія преимущества передъ форменнымъ баломъ. Нелійя себѣ представить, сколько тутъ созрѣваетъ важныхъ событій, счастливыхъ послѣдстій!..
— Неужто вы и въ маскарадѣ находите дѣловую цѣль?
— Большую, важную! Маскарадъ вѣрный источникъ правды; маска лучшій проводникъ горькой истины, или тайнаго чувства, которыя не смѣютъ или боятся показаться на глаза. Признанія, мнѣнія, просьбы, обвиненія, все можно смѣло высказать подъ маской…
— Съ кѣмъ вы разговаривали?
— Не знаю… Маскарадъ обнаруживаетъ всѣ тайныя отношенія людей, сближаетъ состоянія, доставляетъ неуловимый нигдѣ случай къ объясненіямъ...
— Вы долго разговаривали съ вашей маской?
— Не очень… Приводитъ въ ясность самыя скрытыя мнѣнія людей о людяхъ…
— Вы скрываете. Это была княгиня!
— Не думаю… Объясняетъ много непонятнаго для насъ въ обыкновенныхъ сношеніяхъ лицъ…
— Но гдѣ же цѣль дѣловая? До сихъ поръ я вижу только интригу.
— А просьба? А участіе, принимаемое нѣкоторыми лицами въ дѣлахъ, другихъ лицъ?., Наблюдатель можетъ почерпнуть въ маскарадѣ весьма важныя свѣдѣнія для пользы отечества…
— Желаю вамъ отъ души успѣха и хорошихъ свѣдѣній для пользы отечества, — сказалъ графъ, отходя, и скрылся въ толпѣ.
Между тѣмъ Н — нъ подошелъ къ маскѣ, которая обратила было вниманіе осторожнаго Дальскаго.
— Княгиня, это вы?
— Да, да, я. Пожалуйте, не интригуйте меня; дайте руку и проводите меня скорѣе до подъѣзда.
— Зачѣмъ же вы пріѣхали на маскарадъ?
— Такъ. Всѣ ѣдутъ.
— Съ кѣмъ вы это разговаривали?
— На что вамъ?
— Ага, видите, у васъ есть секреты?
— Можетъ быть.
— Что это у васъ за ленточка?
— Отводъ отъ докучливыхъ людей.
— Подарите мнѣ ее.
— На что она вамъ?
— Для вдохновенія.
— Возьмите. Великому поэту ни въ чемъ не должно отказывать. Кстати, когда будете вы читать мнѣ вашу новую поэму?
— Когда прикажете.
— Хотите ли, на второй недѣлѣ поста. Я на первой говѣю.
— Слушаю.
Они спускались по лѣстницѣ, на которой стояли многіе въ ожиданіи своихъ экипажей, кто въ маскѣ, кто безъ маски, кто смѣясь, кто зѣвая. Жандармъ прокричалъ: «Карета княгини В***».
Дальскій оглянулся, бросилъ жадный взглядъ на руку княгини; сердце его забилось, глаза заблистали; онъ поклонился.
— Довольны ли вы маскарадомъ? — спросила она, порхнувъ мимо его.
— Чрезвычайно! — отвѣчалъ Дальскій.
Княгиня была уже далеко.
Le masque tombe, l’homme reste.
Прошла и первая недѣля поста.
Въ гостиной княгини В*** сидѣло нѣсколько мужчинъ, поглядывая съ нетерпѣніемъ то на дверь въ столовую, то на часы на каминѣ. Наконецъ, звонокъ въ прихожей прозвенѣлъ. Явился. Н — нъ. Всѣ пошли въ столовую. Послѣ обѣда, въ гостиной княгини остались одни приверженцы поэзіи и сама хозяйка. Н — нъ читалъ имъ, но читалъ вяло, протяжно, безъ одушевленія. Графъ Т*** зѣвалъ. Княгиня вышивала и дарила поэта краснорѣчивымъ молчаніемъ. Доложили: Петръ Ѳеодосьевичъ Дальскій!
— Откажите, — просилъ Н — нъ.
— Нельзя, онъ видѣлъ ваши кареты.
— Онъ такой скучный!
— Еще одинъ процессъ, — сказала княгиня, — и я вамъ его уступаю, messieurs, въ полное распоряженіе.
Дальскій вошелъ. Многіе пробрались къ дверямъ. Н — нъ свернулъ рукопись.
— Я, кажется, помѣшалъ, — сказалъ Дальскій, придвигая стулъ.
— Нисколько, — сказала княгиня. — Что новаго?
— Читали вы сегодняшнюю газету?
— Я никогда не читаю вашей скучной газеты.
— Удостойте хотя разъ, — сказалъ Дальскій, развертывая печатный листъ и подавая его княгинѣ.
— Что же тутъ особеннаго? — сказала княгиня, поворачивая листъ во всѣ стороны. — Пошлыя остроты, скучные отчеты, безсвязныя извѣстія…
— Третья красная строка на первомъ столбцѣ.
— «Назначаются…….»
— Надѣюсь, что вы мной довольны.
— Я?
— Я исполнилъ ваше приказаніе.
— Мое?
— Вашъ protege получилъ вожделѣнное мѣсто.
— Какой protege?
— Мужъ Александрины.
— Александрины? Я никакой Александрины не знаю.
— Вы шутите, княгиня! Теперь великій постъ, грѣхъ притворяться! — сказалъ Дальскій, нѣжно смотря на княгиню.
Княгиня покраснѣла.
— Я васъ не понимаю.
— Вы развѣ забыли ваши слова, княгиня, что маскарадныя обѣщанія святы?
— Какія обѣщанія? Объяснитесь, прошу.
— На послѣднемъ маскарадѣ вы просили о мѣстѣ для госполина С — на.
— Что съ вами? Кто этотъ господинъ С — нъ?
— Какъ? — сказалъ графъ Т***.— Вы не знаете господина С — на и просите для него мѣста? Прекрасно, ваше сіятельство! Господинъ С — нъ…
Графъ описалъ поступокъ господина С — на съ Дальскимъ.
— Я не стала бы просить за такого человѣка. Если бы онъ и былъ мнѣ знакомъ, я почла бы безсовѣстнымъ употреблять во зло мое предполагаемое вліяніе.
— Но вы просили изъ уваженія къ его женѣ, которая подруга вашего дѣтства, съ которой вы воспитывались…
— Мосье Дальскій! Да что вы это вздумали морочить меня?
— Но, княгиня, на послѣднемъ маскарадѣ не вы ли сами меня просили?.
— На послѣднемъ маскарадѣ?.. Графъ, вы лучше моего знаете, разговаривала ли я съ мосье Дальскимъ?
— Въ такомъ случаѣ, позвольте мнѣ представить неоспоримое доказательство.
— Какое?
— Вашу ленточку.
И Дальскій вынулъ изъ портфеля ленточку.
— Это не моя ленточка! Мою я подарила Н — ну. Такъ ли?
— И вы видите, что я васъ не обманулъ, — сказалъ Н — нъ, указывая на рукопись.
— Что это все значитъ? — вскричалъ Дальскій сердито. — Мосье Н — нъ, вы должны знать, кого вы ко мнѣ подводили?
— Могу ли я ручаться за каждую маску? Я принималъ ее за Виргинію Бурбіе.
— А! ба! она все время со мной говорила по-русски.
— А со мною по-итальянски.
— Chi va piano, non sempre va sano, — сказала княгиня. — Въ другой разъ, мосье Дальскій, не оставляйте вашей осторожности у дверей маскарадной залы.
— Но кто же могъ, княгиня, поддѣлаться такъ искусно подъ вашъ голосъ, ваши пріемы?
— Вѣроятно тотъ, кто имѣлъ въ васъ надобность, — отвѣчала княгиня и съ этими словами уѣхала къ вечернѣ въ домашнюю церковь княгини
Въ 1835 году я сидѣлъ съ Н — нымъ въ его кабинетѣ.
— Что, не поѣхать ли намъ сегодня въ маскарадъ? — сказалъ я ему.
— Избави меня, Боже, отъ такой бѣды, — вскричалъ Н — нъ, смѣясь во все горло.
— Давно ли ты сталъ врагомъ маскарадовъ?..
— Да вотъ что со мной случилось въ 18** году.
И онъ разсказалъ мнѣ, что вы прочитали.
— Ну, что же тутъ дурного?
— Какъ что? Я помогъ человѣку, котораго не уважаю.
— Это еще не бѣда. — сказалъ я. — Онъ человѣкъ способный, хоть и интригантъ. Съ тѣхъ поръ онъ могъ исправиться. А, можетъ быть, еще ты обезпечилъ этимъ судьбу достойной женщины и всего семейства, которыя, конечно, невиноваты въ характерѣ господина С — на?
— И то правда, — сказалъ Н — нъ весело и поѣхалъ со мной въ маскарадъ.
ТРИ БРИЛЛІАНТА
Разсказъ УИЛЬСОНА БУДРОУ
Въ три часа яснаго весенняго дня Вильфридъ Эвери, одинъ изъ самыхъ популярныхъ романистовъ своего Бремени, усиленно работалъ, сидя за огромнымъ письменнымъ столомъ, который занималъ чуть ли не всю переднюю стѣну его кабинета или «студіи», какъ писатель любилъ называть эту комнату. Большую часть стола покрывали рукописи, брошюры и книги; но суровость этой дѣловой обстановки смягчали стоявшіе справа отъ массивной чернильницы тринадцать бронзовыхъ слониковъ, послѣдовательно уменьшавшагося роста (жертва богинѣ суевѣрія) и букетъ чайныхъ розъ въ хрустальной вазѣ. Работалъ Эвери, не останавливаясь даже, чтобы откинуть отъ глазъ сѣдую прядь волосъ, которая спускалась ему на лобъ; тѣмъ не менѣе, между его бровями намѣтилась морщинка и съ каждой минутой углублялась, а его плечи все чаще и чаще подергивались отъ раздраженія. И немудрено: одна надоѣдливая муха исполняла роль цѣлаго оркестра и мѣшала его мыслямъ развиваться.
Вотъ потому-то онъ оттолкнулъ отъ себя рукопись, бросилъ свой карандашъ на десятаго слона и съ облегченіемъ сказалъ: — Войдите, — въ отвѣтъ на легкій стукъ въ дверь. Въ то же мгновеніе Эвери поднялся съ мѣста, нисколько не раздраженный перерывомъ въ работѣ.
Вошла молодая дѣвушка, и при видѣ ея глаза Вильфрида заблестѣли. Одѣтая изящно-просто, гостья романиста поражала необыкновенной красотой своего лица и фигуры; даже женщины находили ее въ высшей степени привлекательной.
За пишущей машиной сидѣла миссъ Бертрамъ, недавно начавшая исполнять обязанности секретаря блестящаго писателя; она безшумно поправляла рукопись, зная, что не слѣдуетъ стучать машиной во время его работы. Теперь она повернула къ Эвери свое лицо, нельзя сказать вопросительно, потому что ея черты не носили ровно никакого выраженія. Слѣдуетъ замѣтить, что именно за такую полную безстрастность Вильфридъ и платилъ ей исключительно большое жалованье. Она хорошо исполняла свои обязанности и, по мнѣнію романиста, положительно походила на непроницаемую стѣну. Личности своей она ничѣмъ не проявляла; ея платье никогда не шелестѣло, вообще, она казалась такой же неодушевленной вещью, какъ и ея пишущая машинка.
Теперь Эвери кивнулъ ей головой.
— Да, миссъ Бертрамъ, — сказалъ онъ; — съ часъ или больше вы не понадобитесь мнѣ. Ну, миссъ Миллеръ, — обратился Эвери къ вошедшей дѣвушкѣ, слегка возвышая голосъ, по нелѣпой привычкѣ людей, желающихъ вселить то или другое впечатлѣніе въ умъ посторонняго слушателя. — Какъ идетъ работа по изысканіямъ? Сдѣлали ли вы что-нибудь новое относительно этихъ ассирійскихъ клинообразныхъ надписей? — Онъ посмотрѣлъ на свою секретаршу съ выраженіемъ легкаго опасенія, но она, казалось, не слышала ни одного его слова.