Исполненіе приговора шло своимъ путемъ и осужденные преступники стояли въ назначенный часъ подъ висѣлицей и вдвоемъ отправились въ загробный міръ. Народъ закричалъ, зашумѣлъ, выражая неудовольствіе, но порядокъ былъ скоро водворенъ. По прошествіи извѣстнаго времени тѣла спустили внизъ; явился тюремный докторъ, который осмотрѣлъ ихъ и доложилъ присяжнымъ, что преступники несомнѣнно кончили свою жизнь.
Весь Эксетеръ былъ взволнованъ въ эту ночь. Чернь подожгла домъ кожевника, который былъ старостой присяжныхъ и главнымъ виновникомъ осужденія Валлеторта, затѣмъ сдѣлала куклу, изображающую судью, и сожгла ее на кострѣ въ дворѣ Собора. Но исторія этимъ не кончилась, и вы сейчасъ узнаете, что случилось въ ночь послѣ совершенія смертной казни.
Когда народъ разошелся, изъ-за тюрьмы выѣхала большая телѣга, которою управлялъ Николасъ Перри. Рядомъ съ нимъ сидѣлъ одинъ изъ тюремщиковъ съ заряженнымъ ружьемъ, а на заднемъ концѣ телѣги два солдата также съ заряженными ружьями; на днѣ телѣги лежали на соломѣ тѣла Пренча и Валлгторта. Ихъ везли въ Тевистокъ, чтобы, согласно приговору, повѣсить въ клѣткѣ на «Висѣличной Горѣ».
За остальную часть исторіи я могу поручиться, потому что Никъ Перри былъ родомъ изъ Дартмура и я былъ мальчикомъ, когда о немъ вспоминали старики Эксетера.
Телѣга катилась по дорогѣ; лошади бѣжали рысью, и до полуночи ничего не случилось. Послѣ полуночи, когда телѣга находилась неподалеку отъ небольшой деревушки Зиль, ее остановилъ какой-то пѣшеходъ, горбатый старикъ, умоляя Христомъ Богомъ подвезти его.
— Я шелъ пѣшкомъ часовъ двѣнадцать, нигдѣ не останавливался, и усталъ до смерти, — сказалъ онъ. — Я иду къ своей умирающей женѣ… Доброе дѣло сдѣлаете, если подвезете больного.
Перри, который всегда былъ готовъ сыграть какую-нибудь штуку, не прочь былъ и теперь посмѣяться; толкнувъ незамѣтно въ бокъ тюремщика и подмигнувъ ему, онъ сказалъ старику:
— Почему нѣтъ, товарищъ! Полѣзайте на телѣгу и ложитесь на солому. Тамъ лежатъ еще двое — спятъ, какъ убитые. Можете лечь рядомъ съ ними, если хотите. Не разбудите ихъ только: они измучены еще больше вашего.
Солдаты поняли, что онъ хочетъ подшутить надъ старикомъ; они поспѣшили подать руку и помогли ему взобраться на телѣгу. Телѣга двинулась дальше. Прошло немного времени и путнику не понравилась, повидимому, лежавшая на днѣ телѣги компанія. Съ громкимъ крикомъ испуга вскочилъ онъ:
— Они мертвые! — заревѣлъ онъ. — Клянусь Богомъ мертвые! — И не дожидаясь, пока остановится телѣга, прыгнулъ на землю и скрылся въ темнотѣ такъ скоро, какъ только могли снести его хромыя ноги.
Солдаты и другіе провожатые хохотали до упаду и въ самомъ веселомъ настроеніи духа подъѣзжали къ Окихемптону. Каждый изъ нихъ, кромѣ того, былъ радъ скорѣе избавиться отъ своего зловѣщаго груза. Но смѣхъ ихъ продолжался не долго; вмѣсто этого, по спинѣ ихъ пробѣжалъ морозъ, ноги затряслись и волосы встали дыбомъ. Въ телѣгѣ послышался голосъ… Перри закричалъ, какъ безумный, выпустилъ изъ рукъ возжи и едва не упалъ безъ чувствъ на руки тюремщика. Сзади него потянулась изъ телѣги чья-то рука и легла ему на плечо.
Начинало уже разсвѣтать, и при тускломъ свѣтѣ начинающагося дня онъ увидѣлъ, что это хромой старикъ, сѣдобородый, горбатый и въ изодранныхъ сапбгахъ.
— О, святые ангелы! — воскликнулъ Николасъ Перри. — Кто вы и откуда вы появились? Не вы-ли сѣли къ намъ въ телѣгу, и затѣмъ, увидя мертвыя тѣла, испугались и выпрыгнули вонъ?
— Выпрыгнулъ? И не думалъ, — отвѣчалъ старикъ. — Я такъ былъ радъ, когда почувствовалъ подъ собою солому, что сейчасъ протянулъ свои усталые члены и заснулъ. Выпустите меня, пожалуйста, я доѣхалъ до мѣста своего назначенія. Спасибо, что подвезли.
Всѣ были поражены, когда, осмотрѣвъ телѣгу, увидѣли, что на днѣ ея осталось только одно мертвое тѣло. Они зажгли фонари, перерыли солому, но нашли только тѣло Джекоба Пренча, а богатый повѣшенный преступникъ Лесли Валлетортъ куда-то исчезъ.
Тогда они рѣшили, что слѣдуетъ арестовать горбатаго старика, но пока они возились съ соломой, отыскивая пропавшее тѣло, старика уже и слѣдъ простылъ. При свѣтѣ начинающагося дня они легко видѣли улицу Окихемптона и дома по обѣ ея стороны, окна которыхъ были еще закрыты. Но улица была пустая.
Да, ловко была устроена вся эта штука и потребовала знатнаго количества денегъ. Никто, разумѣется, не узналъ ничего, несмотря на поднявшуюся кругомъ суматоху. Палачъ клялся и божился, что веревка была прилажена, какъ слѣдуетъ, докторъ увѣрялъ, что не могъ ошибиться въ смерти молодого Лесли Валлеторта, и солдаты, которые везли тѣла, клялись также, что они были мертвые. Осталось доказаннымъ лишь то, что онъ уступилъ свое мѣсто старику, а самъ выпрыгнулъ изъ телѣги.
А случилось все это вотъ какимъ образомъ. Мать присужденнаго къ смертной казни Лесли поняла, что только подкупъ можетъ спасти жизнь ея сына, и рѣшила пожертвовать половину своего небольшого капитала. Она обратилась прежде всего къ палачу и спросила его, есть ли возможность спасти ея сына, на что тотъ ей отвѣтилъ, что все зависить отъ его искусства. Онъ сдержалъ свое слово и получилъ, говорятъ, двѣсти-триста фунтовъ стерлинговъ. Веревка, какъ видите, покорна тому, кто черезъ нее получаетъ средства къ существованію; палачъ устроилъ нѣчто въ родѣ твердаго ошейника изъ пеньки и накинулъ его такимъ образомъ, что осужденный висѣлъ на челюстяхъ и веревка не задавила его. Валлетортъ долженъ былъ, съ своей стороны, помочь и, видя, что происходитъ съ его товарищемъ, долженъ былъ продѣлать то же самое и притвориться мертвымъ. Тюремный докторъ на скорую руку осмотрѣлъ казненныхъ, а затѣмъ осмотрѣлъ ихъ и его ассистентъ. Оба они получили, я думаю, тысячи двѣ,— три фунтовъ за свои труды. Всѣ трое способствовали сохраненію жизни бѣдняги, и Лесли Валлетортъ былъ признанъ присяжными такимъ же мертвецомъ, какъ и Джекобъ Пренчъ. Возница и тюремщикъ увѣряли, что онъ былъ холодный и окоченѣлый, когда они клали его въ телѣгу. Нѣтъ сомнѣнія, что они все прекрасно знали и участвовали въ заговорѣ, за что получили вознагражденіе. Принималъ въ этомъ участіе и Чарли Мэмфордъ, дѣдъ фермера Джима. Это онъ просилъ подвезти его въ телѣгѣ, и затѣмъ поднялъ крикъ и притворился испуганнымъ, — но выпрыгнулъ изъ телѣги не онъ. Никогда мистеръ Лесли не нуждался такъ въ мужествѣ и ловкости, какъ въ тотъ ужасный день; благодаря мужеству и водкѣ, которую ему подсунулъ Мэмфордъ, соскочилъ онъ на землю и скоро, скрылся изъ виду. Въ ста шагахъ отъ Уиддонскихъ песчаныхъ холмовъ его поджидала мать въ экипажѣ, запряженномъ парою быстроногихъ лошадей. Не прошло и двадцати четырехъ часовъ, какъ онъ уже уѣхалъ изъ Англіи. Когда власти явились къ пастору, онъ могъ только увѣрять, что невиновенъ въ этомъ дѣлѣ, какъ новорожденный ягненокъ, и ничего рѣшительно не знаетъ. Онъ говорилъ совершенную правду, ибо жена, хорошо знавшая его, скрыла отъ него свои планы изъ опасенія, чтобы онъ не выдалъ всего.
— Я только молился Всемогущему и просилъ Его спасти несчастнаго, — сказалъ почтенный старикъ, — а никому не воспрещается молиться за своего заблуждающагося сына. Но какъ случилось, что Господь отвѣтилъ на мои мольбы и кто былъ Его орудіемъ, этого я положительно не понимаю.
И старикъ такъ и умеръ, ничего не зная. Онъ не вынесъ сильнаго потрясенія и умеръ, не зная о томъ, что Лесли отыскалъ своего военнаго брата, который служилъ подъ начальствомъ Веллингтона, и записался въ его полкъ подъ вымышленнымъ именемъ.
Впослѣдствіи онъ былъ помилованъ и вернулся на родину, не опасаясь больше никакого преслѣдованія.
Но истины никто не зналъ до тѣхъ поръ, пока онъ не открылъ ее на своемъ смертномъ ложѣ, когда всѣ, кто помогъ ему спастись, а въ томъ числѣ и его мать, давно уже умерли. Нѣкоторые не повѣрили его разсказу и говорили, что онъ былъ не въ своемъ умѣ, который былъ затуманенъ приближающейся смертью. Но все это была истинная правда и лучшаго разсказа не подыскать для зимняго вечера. Не правда-ли?
ЧЕЛОВѢКЪ У ИЗГОЛОВЬЯ
Разсказъ Джемса Барра
Обыкновенно крэнъ Адамсъ спалъ крѣпкимъ спокойнымъ сномъ. Мучительная безсонница рѣдко посѣщала его. Крэнъ Адамсъ спалъ, какъ спятъ люди физически здоровые и матеріально обезпеченные, мозгъ которыхъ въ продолженіе дня не занимался разрѣшеніемъ трудныхъ проблемъ. Онъ ложился обыкновенно въ одиннадцать часовъ и вставалъ въ половинѣ восьмого, основательно выспавшись.
Но на этотъ разъ обычный порядокъ былъ нарушенъ: безъ всякой видимой причины, онъ проснулся въ половинѣ четвертаго ночи (по свѣтящимся часамъ на его ночномъ столикѣ) и никакъ не могъ заснуть. А между тѣмъ все какъ нельзя болѣе располагало ко сну: ночь была темная, безлунная, на дворѣ однообразно и тоскливо завывалъ вѣтеръ — предвѣстникъ приближающейся зимы, напѣвавшій баюкающую пѣсенку тому, кто уютно лежитъ въ мягкой постели; никакой посторонній шумъ не нарушалъ тишины комнаты, въ которой лежалъ Адамсъ. Но тѣмъ не менѣе онъ не могъ сомкнуть глазъ, — или, вѣрнѣе, несмотря на то, что онъ упорно держалъ ихъ сомкнутыми, сонъ не приходилъ. Онъ лежалъ совершенно неподвижно, зная, что если станетъ ворочаться и метаться въ постели, то еще болѣе отгонитъ бѣжавшій отъ него сонъ. И вотъ, мысль его невольно унеслась въ даль забытаго прошлаго, при воспоминаніи о которомъ онъ тихо вздохнулъ. А затѣмъ мало-по-малу онъ настолько ушелъ въ свои мысли и воспоминанія, что не замѣчалъ даже, что продолжаетъ бормотать, вздыхать и даже стонать время отъ времени. Онъ упорно не раскрывалъ глазъ, все еще надѣясь, что сонъ придетъ. Гдѣ-то въ отдаленіи часы пробили четыре.
— Ты что-то неспокойно спишь сегодня, — послышалось ему въ темнотѣ, но Адамсъ не раскрылъ глазъ и даже не удивился. Ни одинъ мускулъ его не дрогнулъ. Единственное, что онъ сдѣлалъ, было то, что онъ затаилъ дыханіе.
Это замѣчаніе донеслось до него, повидимому, изъ устъ человѣка, который, должно быть, сидѣлъ у самаго изголовья его постели; они были произнесены спокойнымъ, явственнымъ полутономъ, какъ разъ настолько громко, чтобы онъ могъ ихъ разслышать. Онъ отлично сознавалъ, что звукъ этотъ не можетъ быть услышанъ не только въ сосѣдней комнатѣ, но даже и въ другомъ концѣ его спальни, и что тотъ, кто сдѣлалъ это замѣчаніе, видимо желалъ, чтобы только онъ одинъ слышалъ его слова. Это уже само по себѣ было жутко, да и самое замѣчаніе: «Ты что-то не спокойно спишь сегодня» — звучало какъ-то зловѣще.