— Но не в настоящее время, — воскликнул незнакомец: — у вас нет особого ящика для помещения экземпляров!
Мессер улыбнулся, восхищенный способностью этого человека делать выводы.
— Вы правы, — ответил он. — Птицы в настоящее время меня не интересуют. Я направляюсь на восток, к верхним течениям реки Амазонки, собрать данные о некоторых индейских племенах.
Боргельсен взглянул на него и на мгновение какое-то странное выражение блеснуло в его синих глазах. Будь американец менее наблюдателен, выражение это прошло бы для него незаметным, так быстро сменила его полная сердечность тона и обращения.
— Странный случай! Я тоже иду этим путем. Быть может, мы отправимся вместе, мой друг?
— Отчего же нет, в особенности раз отсюда ведет лишь один путь, — ответил Мессер.
Первое впечатление, которое на него произвел Боргельсен, было неблагоприятное, но при настоящих обстоятельствах было бы нелепо отклонить предложение отправиться совместно через Кордильеры.
— Теперь как раз время пуститься в путь до наступления ночи, — сказал Мессер и, подобрав возжи, въехал в опушку леса. За ним последовал и незнакомец.
Углубиться в лес было равносильно тому, что войти в новый мир. С первых же шагов они перешли от сияющего солнечного света — к полумраку, от обвеваемых ветром свободно дышущих растений — к замедленному росту небольших, но роскошных деревьев, теснившихся друг к другу, как бы щадя то пространство, которое удерживал за собою шедший по лесу след.
Было холодно и сыро; казалось, здесь природа впитала в себя влагу, как губка. Сухого времени года здесь как бы не существовало, оно кончалось сразу, лишь только занесенные ветром в леса реки Амазонки облака достигали холодных преград гор; ветер их тотчас же собирал, сгущал и превращал в тонкий, туманный дождь.
В полдень путешественники очутились над лесом и стали продвигаться сквозь густо покрывавший землю туман. Кругом все было уединенно, безжизненно; они, казалось, были оторваны облаками от неба и земли.
Они мало разговаривали между собою. Мессер по натуре был сдержан, а физически здоровый швед чувствовал, что разряженного на такой высоте воздуха ему лишь хватает для правильного дыхания. Добравшись до ключа, пробивавшегося из-под скалы, они остановились, и Боргельсен прервал долгое молчание.
— Как я вижу, мы находимся на рубеже экватора, — сказал он, указывая на тянувшийся в восточном направлении ручей.
С наступлением ночи они перешли для стоянки в лес. Индейцы, нарубив своими томагавками дров, развели костер, терпеливо наблюдая за ним, пока появившийся вначале дым не сменился веселым огнем. Только после ужина, расположившись поуютнее в поместительной палатке Боргельсена, оба белых разговорились.
— Куда вы направляетесь? — спросил Мессер.
— Не знаю. Возможно, что придется быть в пути с неделю, а может быть и две. Я отыскиваю племя Хиваров.
— Вы подразумеваете: охотников за головами?
— Да. Значит, вы знаете о них?
— Немного, — ответил Мессер. — У этого племени довольно странные обычаи, насколько мне известно.
— Ба, вы правильно говорите, друг мой. Я изучаю их уже восьмой год, — правда, лишь на расстоянии, по коллекциям и отзывам. Наконец, я собрался их увидеть воочию. Да, я собираюсь узнать правду насчет рассказов о том, что они делаются добычей друг друга, убивают и похищают жен и детей своих врагов, а из голов убитых ими жертв делают себе трофеи, которые они им одним лишь известным способом уменьшают до самого малого размера, сохраняя при этом головам все прижизненные черты. Способ этот составляет их тайну, узнать которую я и добиваюсь для своего института.
— Я знаю, их способ еще не раскрыт, — возразил спокойно Мессер— это как раз то, что я сам собираюсь делать.
— Как, вы тоже собираетесь изучать племя Хиваров?! — удивленно и с оттенком неудовольствия спросил Боргельсен.
— Совершенно верно! Разве не странна наша встреча? Всеамериканский музей посылает меня за три тысячи миль установить, каким образом может быть уменьшена человеческая голова, и за тем же самым командирует вас Стокгольмский институт. Выходит как будто, что нам придется поделить славу открытия!..
— Нет, не придется, — возразил швед. — Я куплю ваше молчание. Мой институт должен первый разъяснить это чудо, которое сбивало с толку каждого белого человека со времени великого Кортеца.
— Мое молчание не продажно, так же, как и моя верность Всеамериканскому музею, — резко ответил Мессер. — Если вы желаете продолжать со мною путешествие, вам необходимо понять, что я сам горю желанием послать такое же донесение своему музею, как и вы вашему институту.
— Конечно, конечно, друг мой. Вы совершенно правы! — воскликнул Боргельсен, быстро меняя тон. — Не будем ссориться, ведь нас всего двое белых в этой чужой стране, где дружба имеет столь огромное значение. Допустим, что вы такой счастливец, что узнаете первый эту тайну — прекрасно, если же судьба улыбнется мне — великолепно! Согласны?
Таким образом между ними было восстановлено согласие и в течение последующей недели оба собирателя коллекций продолжали идти по направлению страны Хиваров, наружно как бы в дружбе, на самом же деле на страже друг против друга. Ни слово, ни взгляд, касавшийся предмета их исследования не ускользал от внимания другого. Лишь после того, как Мессер был вынужден, по условиям местности, оставить мулов и багаж в одной индейской деревне и следовать далее пешком, в их взаимных отношениях вооруженного нейтралитета последовала некоторая перемена.
Они миновали горы и с трудом продвигались по густым джунглям, когда впереди в чаще раздался пронзительный крик человека в агонии.
С быстротой молнии Мессер кинулся в чащу по направлению крика. Пробежав пятьдесят ярдов и путаясь в топи, он остановился в ужасе от представившегося его взгляду зрелища.
Перед ним находился ягуар, самый ужасный из диких зверей джунглей; его могучие мускулы двигались под темной шкурой при каждом ударе лапы по меднокрасному, безжизненному телу распростертого перед ним лицом к земле индейца. Голова зверя, величиной с человечью, моталась из стороны в сторону, как бы в раздумьи, чем еще причинить смерть, которая, возможно, уже настигла его жертву при первом же ударе.
Мессер вскинул ружье и по лесу раздался двойной выстрел. Огромная кошка судорожно подпрыгнула, как бы замерла в воздухе, и вслед за этим рухнула поперек тела своей жертвы. Как ни был поспешен прицел, выстрел все же оказался для зверя смертельным.
Бросившись вперед, Мессер принялся вытаскивать из-под зверя скорчившееся тело индейца. Он пришел в ужас при виде многочисленных ран на плечах, груди и руках.
— Боже, — прошептал он, — он истечет кровью, если немедленно не остановить ее.
Он опустился на землю к безжизненному телу индейца, когда к нему быстро подошел Боргельсен вместе с туземцами носильщиками.
— Что случилось, друг мой?
— Ягуар сбросил индейца на землю, — ответил Мeccep, разматывая бывший при нем палаточный канат. — Собираюсь перевязать ему артерию, — прибавил он.
Разрезав охотничьим ножом канат на полосы и настрогав палочек для рычажков, он снова опустился на колени перед безжизненным телом индейца.
Быстро связывая и скручивая концы полос, он туго стягивал их рычажками, подкладывая при этом измятые листья растений к месту, где находилась артерия. Продолжал он это до тех пор, пока совершенно не прекратил кровотечения. Тут только он обратил внимание на Боргельсена, который с восхищением рассматривал духовое ружье, лежавшее на земле рядом с индейцем. Не успел Мессер разразиться гневом при виде такого жестокого равнодушия к страданиям спасенного им индейца, как Боргельсен воскликнул:
— Та-а-а-к! Этот человек — воин племени Хиваров. Посмотрите, как сделано его духовое ружье: — ровно десять футов в длину; а маленькие бамбуковые стрелы, черные, со смертельным ядом кураре на концах, совсем как те, что находятся у нас в коллекциях в институте. Я иногда упражнялся ими: — вот так!..
Он взял одну из стрел, обернул ее шерстью, чтобы она не качалась в стволе ружья, и, дунув затем в противоположный конец ствола, всадил стрелу в дерево в расстоянии дюжины ярдов.
— Я делаю это достаточно ловко для белого человека, не правда ли? Да вы не смотрите, друг мой?!
— Нет, не смотрю, — проворчал Мессер. — Для меня важнее спасти жизнь этому мальчику, чем забавляться духовым ружьем. Он в ужасном состоянии — еще бы один удар ягуара, и он бы был мертв. Помогите мне перенести его к тому дереву цейба.
— С большим удовольствием, — согласился Боргельсен. — Ну, теперь сразу, вдвоем…
Они положили индейца на сравнительно чистую и сухую землю у подножия гиганта цейба, после чего Мессер насильно влил виски сквозь сжатые зубы индейца.
Огненный напиток заставил вздрогнуть тело индейца, он тотчас же открыл глаза.
— Ну вот, он жив — воскликнул Боргельсен, — он вскоре поправится.
Мессер покачал головой.
— Пройдет по крайней мере неделя, пока он будет на ногах. Все это время, как ни как, придется заботиться о нем.
Швед не возражал. Мессер уловил насмешливую улыбку, сверкнувшую из-под его опущенных белокурых усов.
— С неделю ухаживания?! И вы, друг мой… Вы собираетесь сделать это, и только из-за того, что его собственный народ находится далеко отсюда?
— Почему же нет? Я не могу его доверить ни одному из моих носильщиков: они оба — горные индейцы, и боятся до смерти индейцев из племени Хиваров.
Возглас удовлетворения сорвался с уст Боргельсена, между тем как сам он старался с серьезным видом набить свою трубку.
— Так! Вы остаетесь и будете ухаживать за ним… Это очень милосердно, друг мой. Вы так превосходно ухаживаете, что лучше и не надо. В таком случае я отправляюсь один с своими носильщиками.
— Куда? — воскликнул Мессер, и в этом единственном слове вылилось все мучившее его подозрение.