Когда они подъехали к повороту, Кокердель кивнул головой: — Да, это он самый. — Через минуту он крикнул: — Вог моя шляпа!
Она лежала у плетня. Он слез с машины и подобрал ее.
Они подъехали к дому. Кокердель взглянул на него и отвернулся, судорожно вздрогнув.
— Успокойтесь, — сказал инспектор.
Дом был пуст, окна разбиты. Они пошли по дорожке. Парадная была заперта. Инспектор достал ключ и отпер ее.
Голый пол корридора был покрыт пылью.
— Зайдемте в кухню, — предложил Кокердель, указывая дорогу.
Она была пуста и также покрыта нетронутой пылью. Ржавая плита и облупившиеся стены говорили сами за себя. Кокердель осматривался. — Здесь повсюду стояли часы, — сказал он.
— Да, — ответил инспектор, — я, помню, читал в протоколе, что здесь была масса часов.
— Одни стояли на лестнице, — заметил Кокердель.
Инспектор с любопытством взглянул на него. — Совершенно верно. О них забыли; они должны были бы быть здесь и теперь.
Они поднялись по лестнице: да, часы стояли на месте.
— Говорил ли я вам, что они показывали полночь? — спросил Кокердель.
— Да, — ответил тот.
Они пошли дальше.
— Вот моя комната, — заявил Кокердель, открывая дверь.
Комната была пуста и вся полна пыли.
Кокердель и инспектор вышли из дома. Запирая дверь, последний вдруг услыхал восклицание Кокерделя.
— В чем дело? — спросил он.
— Мой платок, — ответил Кокердель с торжеством. — Я им вытирал ноги и повесил сушить на камин.
Платок был аккуратно развешен на сучке куста, рядом с подъездом.
— Странный, очень странный сон, — произнес задумчиво инспектор, садясь с Кокерделем в автомобиль.
Описанный выше случай, со всеми его удивительными подробностями, был доложен в Британском Медицинском Обществе и долгое время был предметом споров и обсуждений. Ученые, далекие от мистики и веры в сверхестественное и «сверхчувственное», еще раз убедились, насколько мы мало знакомы с психологией и физиологией сновидений.
ПАТЮРЕН И КОЛЛИНЭ
(ЭКСПЛОАТАТОР СОЛНЦА)
Рассказ Б. Никонова
Патюрэн умирал.
У его смертного ложа в общей палате больницы для бедных не было никого из близких. Их и не было у Патюрэна, пока он был жив. Иногда к нему подходила сестра милосердия и поправляла подушку. Больше ей нечего было делать: Патюрэн должен был умереть через пять-шесть минут.
Но над его изголовьем стоял один совсем посторонний человек, которого звали Коллинэ. Он не был ни родственником умирающего, ни даже его знакомым; тем не менее, Коллинэ явился к умирающему, едва только узнал, что он находится при смерти.
Он жадно прислушивался к бреду Патюрэна. Умирающий все время что-то говорил, так тихо и невнятно, что постороннему было невозможно понять его. Но Коллинэ, очевидно, понимал. Мало того, он торопливо записывал в книжку то, что говорил Патюрэн, и видимо волновался, словно выведывал у умирающего какую-то важную тайну.
— Что он говорит? — полюбопытствовала сестра милосердия.
— Так… Ничего особенного. Разные формулы и цифры. Это для вас неинтересно! — сухо ответил Коллинэ.
Коллинэ один во всем мире знал, что Патюрэн был великий изобретатель. Коллинэ тоже был изобретатель и работал над тою же проблемой, что и Патюрэн, но он был неудачник. У него ничего не выходило, а Патюрэн находился на верном пути. Коллинэ знал это наверное. Он был убежден в этом. Он, правда, не был знаком с Патюрэном: последний отличался редкой несообщительностью и замкнутостью и сурово отвергал всякие поползновения Коллинэ на знакомство. Но Коллинэ тщательно следил за деятельностью своего соперника я ему было ясно, что Патюрэн рано или поздно разрешит проблему.
Проблема эта заключалась в отыскании способа конденсировать солнечную теплоту. Мощная тепловая энергия солнца щедро разливалась по миру, по земле — и пропадала в пространстве. Наступала зима, и люди бедствовали от холода и искали искусственных способов отопления, истребляя леса, уничтожая многовековое богатство земли, каменный уголь и нефть. Бедняки мучились каждую зиму, не имея возможности покупать дорогие дрова и уголь. Сколько страданий причинял неимущему люду холод! И какое благодеяние сделал бы для них тот, кто нашел бы способ ловить и сохранять на зиму в особых недорогих приборах безмерно щедрые солнечные летние лучи!
Вот, об этом-то и думал всю жизнь Патюрэн. Этого-то он и искал. И первая дума его и первая его забота все время были о бедняках, о неимущих, о мерзнущих семьях рабочих в подвалах больших городов, о замерзающих в лесу крестьянах. Патюрэн уже давно находился на верном пути в деле разрешения проблемы. Еще несколько лет тому назад он уже производил чрезвычайно удачные опыты. Наконец, он достиг и полного разрешения вопроса и мог бы пережить величайшее торжество удачи. Но он замедлил с опубликованием, потому что изобретенный им способ был черезчур дорог. Им могли пользоваться только богатые люди. Патюрэн боялся, что при таких условиях его тепловой конденсатор будет использован различными фабрикантами и эксплоататорами для наживы, а беднякам не даст ничего. Поэтому он решил замкнуться в своих исследованиях, ничего никому о них не сообщать и почти маниачески уклонялся от всех, кто интересовался его изобретением. И ранее того необщительный и чрезмерно застенчивый, в последнее время он избегал людей с какой-то болезненной обостренностью. Во всех, кто домогался с ним знакомства, он видел хищников, жаждущих наживы— и, в сущности, не ошибался.
Именно, таким хищником и был Коллинэ. Этот человек, наоборот, мечтал о наживе, о корыстном использовании изобретения. В противоположность Патюрэну, который не думал ни о каких патентах и привилегиях и только о том и мечтал, чтобы дать возможность каждому человеку устроить простой и дешевый аппарат и бесвозбранно пользоваться им, Коллинэ жаждал добиться привилегии и продавать изобретение за бешеные деньги богачам фабрикантам, заводчикам, па-роходовладельцам и вообще всем крупным предпринимателям и предприятиям, нуждающимся в топливе. Он рассчитывал, что «солнечное тепло» даже при эксплоатации его путем привилегий и патента будет все-таки настолько дешевле и выгоднее дров, каменного угля и нефти, что все накинутся на него. Он предвидел громадные реформы на заводах, колоссальные изменения в их машинном оборудовании, почти полное уничтожение громоздких и дорогих топок и печей, И все это сулило колоссальные выгоды эксплоататору солнца.
Коллинэ с ловкостью настоящего сыщика следил за успехами Патюрэня. И когда Патюрэн заболел, и его отправили по распоряжению полиции в больницу для бедных, Коллинэ, как тень, последовал сюда за ним и ловил каждое слово, каждый шопот Патюрэна.
Он рассчитывал, что Патюрэн в бреду выдаст свою тайну. И он не ошибся…
Мозг умирающего работал лихорадочно. Патюрэн и в предсмертные мгновения не прекращал своей творческой работы. И словно торопясь пред наступлением вечной темноты и безмолвия закончить свою земную работу, спешно, но с удивительной ясностью делал математические выкладки и комбинировал химические формулы. И с удесятеренной быстротой все ближе и ближе подходил к решению проблемы.
Коллинэ, задыхаясь от волнения, ловил каждое его слово…
И вот, почти все сказано. Тайна почти открыта. Почти…
Умирающий на мгновение остановился. Он, повидимому, пришел в сознание.
— Послушайте! — тихо прошептал он. — Я не хочу унести этого в могилу. Я нашел формулу амальгамы для приемника лучей. В нее входит…
И он стал диктовать формулу. Коллинэ записывал ее. Но умирающий ослабевал с каждым мгновением. Он шептал все тише и тише и, не сказав последнего, самого важного, слова, умер.
Это слово должно было явиться ключем к формуле. Без него она оставалась мертвой. Бывают такие замки, отпереть которые можно только путем подбора букв; но предварительно нужно знать определенное одно слово, по которому подбираются буквенные рычажки. Если этого задуманного хозяином замка слова не знать, то замок остается мертвым.
Коллинэ ломал руки от отчаяния. Разгадка была так близка… И всетаки она осталась навеки запертой. И ключ к ее замку умирающий унес с собой в могилу…
Но унес ли?..
Коллинэ сидел в кабинете у главного врача больницы.
— Это великий изобретатель! — говорил он врачу: — Странный чудак, почти маниак, но гениальная личность. Представьте, что он завещал мне формулу своего открытия, но не успел договорить до конца. А открытие это такого рода, что произведет настоящий переворот в общественной жизни. Поймите мое отчаяние, доктор! Я прибегаю к вашему искусству, таланту, к вашему собственному гению… Оживите его!
Доктор задумался. Это был известный физиолог, знаменитый своими опытами над оживлением мертвых органов. Он заставлял жить отрубленные пальцы, мертвые сердца, желудки. Он помещал в особый физиологический раствор сердце, желудок и мозг мертвой собаки, соединенные стеклянными и резиновыми трубками, и эта неживая «теоретическая собака» жила растительной жизнью: мозг ее пульсировал, сердце билось, желудок переваривал пищу.
— Оживите его, доктор, — продолжал Коллинэ — Это будет величайший, беспримерный опыт… Пусть он будет жить еще хотя бы несколько минут, чтобы возобновилась деятельность мозга. Может быть, он хотя бы и бессознательно закончит то, что начал говорить и не закончил!
— У него есть родные? — спросил физиолог.
— Никого.
— Хорошо. Я распоряжусь, чтобы его отнесли в препаровочную.
В тот же день смертные останки Патюрэна были перенесены в отдельный павильон во дворе больницы. В этом павильоне доктор производил свои замечательные опыты. Коллинэ добился у него разрешения принести сюда-же аппараты Патюрэна, чтобы здесь же на месте начать свои опыты… Доктор, заинтересованный конденсированием солнца, охотно согласился на это. Ему самому хотелось посмотреть на удивительное изобретение.