— Гм, — бормотал про себя туземец, — Блунт не рад ребеночку…
Вдруг Блунт резко повернул и ушел, делая большие шаги. Кукулак последовал за ним по набережной до маленькой хижины. Тут встречались самые отчаянные парни из рыболовов и рабочих консервной фабрики. Человек, по имени Култус Джим, отвергнутый обществом, открыл здесь трактирчик и поставлял желающим «white mule». Блунт громко постучался в дверь и его скоро впустили. Кукулак, прильнув к тонкой стене, прислушивался, что происходит внутри. Сначала он услышал, как раскупорили бутылки и розлили содержимое по стаканам. Со вздохом облегчения выпил Блунт ядовитый напиток. Потом последовало молчание.
— Култус, — произнес, наконец, Блунт, — ты парень бывалый, много лет шатаешься в этом краю. Что нужно сделать, когда хочешь уехать из этого проклятого места, а на шее у тебя какая-нибудь Клоох?
— Надо от нее отделаться! — ответил Култус. — Ничего другого не придумаешь. Туземцы ценят белых людей и не выпускают их. Послушайте меня, я их знаю. Надо от нее отделаться.
— И чтобы меня за это повесили?
— Если тебя поймают, — возразил? Култус. — А если тебя застигнет в открытом море буря и ее смоет за борт..
Это. ведь, не преступление, а всего только несчастный случай.
Блунт протянул ему банкнот.
— Ну, это все пустая болтовня, — сказал он, — возьми эти деньги и забудь, о чем мы говорили.
Култус знал людей.
— Спасибо, спасибо, — пробормотал он, пряча деньги, — я ничего нс слышу, я ничего не знаю и не вижу. Иначе я не был бы здесь сегодня.
Кукулак со всех ног бросился кратчайшим путем к хижине Блунта. Клоох открыла ему дверь и он увидел, что она плакала. Кукулак готов был убигь Блунта, причинявшего ей столько горя. Но в миссионерской школе его выучили уважать белых, как бы ни были непонятны их поступки.
— Он сделал тебе больно? — спросил он.
— Сердцу, а не телу — глухо ответила она.
— Это еще больнее. Но потерпи, он уйдет с кораблями и все кончится.
— Нет! — крикнула она, — он не смеет уезжать. Он должен остаться со мной и с маленьким. Наш ребенок родится, когда выпадет январский снег. Пойди от меня к начальнику. Он справедливый и заступится за меня.
Кукулак медленно покачал головой.
— Это ни к чему. Он решил ехать. Лучше, чтобы начальник и полиция не вмешивались. Он из страха к ним хочет тебя убить, потому что ты можешь ему помешать. А мертвые молчат.
В глазах ее выражение удивления сменялось страхом и горем.
— Он-бы меня убил? — спросила она. задыхаясь. — Меня и маленького, который у нас будет?
Кукулак передал ей разговор Блунта с Култусом.
— Вот о чем они говорили, — сказал он. — но я буду тебя оберегать еще больше, чем прежде.
Она взглянула на него с благодарностью. потом на лице ее появилось выражение ненависти.
— Помни, — предупреждал ее Кукулак, — что ты не должна с ним выходить в море.
Потом Кукулак ушел. Она молча проводила его. В груди ее боролись любовь и ненависть. Сомнения терзали ее. Быть может Кукулак ошибся…
Блунт вернулся домой вскоре после двенадцати часов. Клоох ждала, что он будет злой и пьяный. Но взгляд его был ясен, он посмотрел на нее с улыбкой и бросил ей мешочек с сахаром. Она взяла сахар и окинула Блунта острым взглядом. Он поцеловал ее и шепнул:
— Ты славный зверек, Клоох. и я, верно, проживу здесь эту зиму.
Тогда она поняла, что Кукулак говорил правду. Он хотел неожиданной лаской усыпить ее недоверие, она поняла его цель…
Все следующие ночи Кукулак провел под лодкой возле хижины Блунта. Ему было ясно слышно все, что говорилось в хижине.
— Клоох, начальнику нужна еще рыба. Мы отправимся завтра.
Она возражала, но Блунт настаивал и, к ужасу Кукулака, она согласилась. Кукулак крепко заснул до утра. Но на восходе солнца он спустил свою моторную лодку, выехал в море, но скоро вернулся, точно с большой поездки.
— Эй, Блунт, — крикнул он, — поедем сегодня на ловлю. Поедем! Надо зарабатывать деньги.
— Мы едем сегодня вдвоем с Клоох. Ты нам, может быть, понадобишься в другой раз.
Кукулак взглянул на море. Дул резкий ветер.
— Что-ж, хорошо, — сказал он, — я зайду завтра.
Пока Блунт перетаскивал в лодку кое-какие снасти, Кукулак шепнул Клоох.
— Ты хочешь с ним ехать?
Она кивнула головой.
— Не надо, не надо, — умолял Кукулак, — он, ведь, только этого и ждет.
— Сегодня — мой день, — спокойно ответила она, — не беспокойся за меня и за ребеночка. Он будет здесь и тогда, когда наш маленький согнется от старости. Иди теперь!..
Кукулак нерешительно повиновался.
Морской отлив в Беринговом море уходил далеко за горизонт. Далеко, сколько охватывает глаз, тянутся песчаные низьменности и холмы в перемежку с тинистыми болотами и лужами воды. Потом медленно начинается прилив. Волна за волной заливает глубины, пока вся равнина не покроется волнующейся водой. Огромные, пенистые валы бьются о берег. Точно бурный поток мчатся они к берегу, наводя ужас на людей и животных. Громовой голос волн слышен уже издали. Бывает, что прилив задерживается в одном месте, точно поджидая большую силу природы — ветер.
Блунт часто наблюдал приливы, и их могучая сила удивляла и пугала его. Он знал, что при таком ветре сегодня можно ждать сильной волны. Ветер хлестал уже воду луж на песчаной равнине. Но сегодня он не боялся. Он выведет лодку далеко в море, где нет опасности от прилива. Он еще раз внимательно оглянулся в хижине, взял мешок с провизией и ведерко с водой и приказал Клоох следовать за собой. Она молча взяла теплую одежду и пошла с ним. Она хорошо знала все скрытые опасности мелкой воды и, по обыкновению, села за руль. Ее маленькие, сильные руки обхватили колесо, и лодка, движимая мощным мотором, помчалась в открытое море. Блунт обслуживал машину, помещавшуюся под декой. В холодные дни это было, по крайней мере, теплое место. Точно стрела мчались они вдаль. По временам Клоох меняла курс. Если бы Блунт видел это, он пришел бы в ужас, но услышав раз его шаги, она быстро изменила направление. Он бросил взгляд вокруг, не увидел других лодок и снова сошел вниз. Клоох оставила руль и спустилась к нему в машинное отделение. Быть может, ее погнала в море любовь и надежда на то, что судьба ее почему либо изменится, что в последнюю минуту явится спасение.
— Ты радуешься ребеночку? — шепнула она ему с блестящими глазами.
Он ласково погладил ее, но руки его дрогнули, коснувшись ее шеи.
— Конечно. Клоох. Беги к рулю, а то мы еще наскочим на мель.
Она сейчас же повиновалась с кажущейся покорностью.
— Никогда не была она так близка к смерти, как сейчас, — пробормотал Блунт, посматривая на свои руки. В душном машинном помещении пронеслось едва заметное дуновение воздуха. Открылось сверху маленькое окошко, и темные глаза индианки впились в Блунта. Потом окошко снова бесшумно закрылось. Тихонько прошмыгнула она в заднюю часть лодки и развязала веревки, привязывавшие шлюпку. Это была байдарка, легкая лодка из кожи с единственным отверстием посредине для гребца. Потом она вернулась к рулю. Всего в нескольких метрах впереди белелась вода над мелью. Опытным взглядом рассчитала она расстояние, силу течения и быстроту лодки. Она дала рулю еще поворот и остановила его. Потом вернулась к байдарке. Сильными руками подняла она лодочку и опустила се за борт.
С громким треском вонзилась моторная лодка в песок… Блунт упал на пол. Он с трудом поднялся, проклиная неловкость Клоох. Потом стал возиться с мотором. Лодка дрожала и качалась в бесплодных попутках освободиться. Блунт остановил мотор и бросился наверх. Лицо его стало пепельным, когда он понял, что произошло. С ловкостью, присущей только туземцам в управлении байдарками, мчалась молодая женщина по волнам. Крошечная байдарка почти исчезала под волнами, весла двигались с равномерностью машины. Блунт сложил руки рупором и заревел ей вслед. Он умолял, кричал, — ничего не помогало.
Он погиб, если на помощь не подоспеет какая нибудь лодка. У киля бурлила мутная вода. С ужасом видел он, что лодка все глубже зарывается в песок, а там, впереди, где только что была вода, обнажились мели.
— Что со мной будет? — стонал он. Для него было почти так же мало надежды на спасение, как и для лодки, если он не… его испуганные глаза искали берег. Он сбросил теплую одежду…
Блунт прыгнул через борт и выругался — вода была ледяная. Там, где он стоял, вода была ему по колено, но к берегу она становилась глубже. Он бросался на мели из стороны в сторону и проклинал свою участь. В его беспомощном положении ему приходили в голову страшные мысли. Час прошел в бесплодных душевных мучениях. Но когда ушла последняя вода, он в бешеном беге помчался к берегу.
Сначала он бежал, шлепая по мелким лужам, увязая в тине, напрягал силы до последней степени. Потом дорогу ему преградила полоса воды. Не задумываясь проплыл он ледяную воду, но за этой полосой ему стали встречаться такие илистые места, через которые ни пройти, ни проплыть нельзя было. Пришлось их обходить, и эти препятствия истощали его силы и терялись драгоценные минуты, оставшиеся до прилива.
Его ужас увеличивался при всяком новом препятствии. Он поплыл было по встретившемуся на его пути озеру, но вернулся обратно. Судороги свели ему ноги. Напряжение совершенно измучило его, он шатался, выбравшись снова на песок. Но страх перед приливом снова погнал его вперед, к берегу.
— Я добегу, я добегу! — кричал он; почти обезумев. — Только бы сил, чтобы добежать, чтобы задушить ее, проклятую… только бы отомстить ей, а там хоть умереть…
В ушах его загрохотали точно отдаленные раскаты грома. Он тяжело поднялся с земли, на которую упал, обессилев. Над дюнами, покрывая шум ветра, несся странный звук, похожий на глухой рев. Он несся, приближаясь и усиливаясь.
— Прилив, прилив! — крикнул Блунт. Песок под его ногами был сухой и твердый. Еще была возможность спасения. Громкий стук его сердца, порывистое дыхание легких почти заглушали рев приближавшихся волн.