С маленьким мешком за плечами, в котором лежало несколько пресных лепешек и бутылка воды, брел по степи китаец Лю-Син. Он шел без отдыха весь день, торопясь поскорее уйти от страшного места.
Когда багровый шар солнца одним краем уже коснулся дальнего кургана и в траве громче затрещали кузнечики, китаец почувствовал усталость. Он сел на землю, положил рядом мешок и, обняв руками колени, затянул печальную песню о белой палатке на кургане и о злой черной смерти, унесшей доктора Курца.
МАТЕРИНСКАЯ СТРУНКА
Рассказ К. Рандольфа Личфильда
Иллюстр. М. Крестовского
Джиббертс махнул рукой, чтобы заставить замолчать подозрительного посетителя. Потом встал и шагнул к двери — не потому, что хотел выйти из комнаты, а просто потому, что был взволнован. Джиббертс положительно не знал, как поступить. То, что рассказал этот человек, было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Как раз в тот момент, когда он круто повернул от двери, она открылась и в комнату без доклада вошел Энгус Дикс. Энгус не был в числе постоянных сотрудников, но по временам писал сенсационные фельетоны, неожиданно появляясь в редакции. В обыкновенное время Джиббертс — кажется самый раздражительный человек на всей Флит Стрит, — обругал бы его за такое бесцеремонное вторжение. Но сегодня он приветствовал его, как посланника небес.
— Вот кого мне нужно! — радостно воскликнул Джиббертс, хватая Энгуса за руку. — Дикс, хотите вы славы для себя и для газеты? Я могу вам дать случай отличиться.
— Да, ведь, вы знаете, что я не тщеславен, — ответил Энгус.
— Так вы должны быть тщеславны! — объявил Джиббертс, подмигнув и понизив голос до шопота. — Дикс, мы, кажется, нашли Онгля.
— Онгля! — повторил с недоумением рнгус.
— Ну, да — Онгля! Не притворяйтесь, что вы не знаете, когда уже столько времени газеты требуют его казни и травят за него полицию.
— Ах, это убийца жены!
— Да за ним еще много других преступлений, почище этого. Слушайте. Вот этот человек уверяет, что видел вчера вечером Онгля в Ист-Энде и, конечно, желает получить награду, которая обещана нами за подобные сведения. Он знал Онгля в Ливерпуле три года тому назад и клянется, что не может ошибиться. Так вот, Дикс, Это дело как раз для вас. Попробуйте-ка захватить его. Не смейтесь; я говорю серьезно. Поймайте его и заставьте его говорить. Ну, что вы скажете? Попробуйте вырвать у него признание.
Вот это был бы удар, а? Подумайте только. Какой скандал для полиции, после всего шума, который они наделали! А какое торжество для нас! Наш сотрудник ловит Онгля! Можете себе представить, что бы это было? Тут стоит поработать! Захватите его и заставьте его признаться во всем. Объясните ему, что его все равно повесят, признается он в своих преступлениях или нет, но скажите ему, что если он все вам расскажет, мы обязуемся выдать сто фунтов лицу, которое он нам сам укажет. Конечно, это за раскрытие всех его преступлений. Когда все это будет напечатано, мы любезно передадим его полиции! Что у вас такой угрюмый вид? Для вас, любителя приключений, такой случай — находка.
— Позвольте вам напомнить, — с безнадежным спокойствием сказал Энгус, — что в дурную погоду мне мучительно напоминает о себе рана, которую мне нанес лев, когда я охотился в Восточной Африке. А когда я вспоминаю все рассказы про Онгля, мистер Джиббертс, — я предпочел бы иметь дело со львом.
— Пустяки! Здесь просто нужна осторожность. Надеюсь, вы не боитесь?
— Быть может и не боюсь, — пробормотал Энгус и посмотрел на невзрачного, грязного человека, робко сидящего у стола Джиббертса. Это все очень увлекательно, но сколько людей уже говорили, что видели Онгля!
— Да, но все они уверяли, что видели человека похожего на него; этот же говорит, что узнал его, несмотря на то, что он изуродован. У него отвратительная рана на лице, при чем рассечены нос и щека. Я думая, что он сделал себе это сам, чтобы изменить свою наружность, и будет прятаться, пока рана не заживет и не станет казаться старым шрамом.
— Это, пожалуй, похоже на Онгля! — воскликнул Энгус, точно пробуждаясь. — Честное слово, я бы хотел поймать его! Я еще не забыл свои прошлогодние неприятности с полицией из-за свидетельства на собаку. А моему щенку не было еще шести месяцев. Мне нужно рассчитаться с ними за это. А где вы думаете, что видели Онгля? — сурово спросил он, пересекая комнату.
Маленький, нервный человек вскочил со стула, держа в руках поношенную шляпу.
— Вы знаете Рестонскую пристань? — спросил он, тяжело дыша. — Это будет по дороге к докам Виктории. Вот дальше-то трудно вам рассказать. Но мог бы вам показать и я не ошибаюсь. Я встретил его там лицом к лицу. Но он-то меня не узнал, потому что я был за светом, понимаете, а ему фонарь светил прямо в лицо. Я могу поклясться, что это был Онгль.
А уж я так испугался, когда увидел его! Думал, что мне несдобровать. Обозлится, что я узнал, где прячется. Насколько я заметил, он прошел к Рестопским складам. А склады-то сейчас стоят пустые, значит, он может там прятаться. Ведь, склады — проданы на слом, да только до весны там работы не начнутся. И уж я чем угодно поручусь, что он там и сидит. Если вы, господин, мне не верите, так я пойду в полицию, пусть-ка они мне дадут за это что-нибудь.
— Если он там скрывается, — сказал Энгус, приглаживая свои блестящие черные волосы, — как же он достает пищу и все нужное?
— Да, это вопрос, — но, быть может, ему помогает его мать, — заметил Джиббертс. — Кто-то мне говорил, что у него есть мать, которая живет под другой фамилией. Что-то, помнится, полиция искала ее.
— Когда же вы видели этого человека? — спросил Энгус. В голосе и движениях его проглядывал возрастающий интерес. — Вчера вечером?
— Вчера вечером. Он только по вечерам и высовывает нос, пока его рана не заживет. Рана-то скверная, — как затянется, так нос непременно свернется на сторону и совсем изменит ему лицо.
— Ну, так слушайте. Сегодня в одиннадцать часов вечера ждите меня около Лондонского Госпиталя. Вы узнаете меня, потому что я заговорю с вами. Я скажу: «где этот кожевник?». Поняли? Вот вам деньги, только не напивайтесь. Если вы расскажете все это хоть одной душе, вы не получите больше ни гроша.
Не слушая просьб «прибавить еще на удочку кожевника», Энгус выпроводил посетителя.
— Ваше мнение? — спросил Джиббертс, когда дверь закрылась.
— Он говорит правду, поскольку сам ее знает, — улыбнулся Энгус. — Он недостаточно умен и дерзок, чтобы сплести такую ложь. Но, конечно, мог и ошибиться. Ну, чтож, это интересно. Я сейчас иду домой приготовиться. Теперь уже я не могу остановиться. До свидания! Я уже забыл, зачем я приходил. Да это не беда. До свидания!
— Телефонируйте, если вам понадобится помощь, или, вообще, что-нибудь.
— Хорошо, — если я соображу вовремя, — смеясь, крикнул Энгус через плечо.
— Вот там… куда я показываю. Ближе я не пойду. Если он выйдет и узнает меня…
— Отлично, — сказал Энгус, — можете итти. Когда вы услышите, что он пойман, явитесь в редакцию за наградой. Теперь уходите и никому ни слова.
Человек ушел, крадучись в тени узкой, пустынной улицы. Энгус смотрел на силует Рестонских складов, вырисовывавшийся на красноватом от городских огней небе.
Строение было не особенно большое и стояло особняком, окруженное забором. Для такого человека, как Онгль, оно могло быть очень удобным приютом. С одной стороны оно примыкало к узеньким, мрачным и дурно пахнувшим улицам, с другой — была река. Для сильного, сообразительного человека здесь, в случае погони, нашлись бы самые разнообразные возможности спасения.
Энгус вошел в тень от ворот и надел калоши. Потом, почти неслышными шагами, заглушенными калошами, пересек улицу и подошел к Рестонской пристани.
Он был прирожденный охотник и потому мысль, что преследуемый им человек может и не быть в этих местах, не помешала ему принять все возможные предосторожности. Как охотник осторожно продвигается в джунглях, где может прятаться какой-нибудь чудовищный тигр, так и Энгус проскользнул в разломанные ворота и вошел в темный двор, где мог скрываться Онгль, — почти такой же опасный и бесчеловечный, как дикий зверь. Энгус стоял спиной к воротам, держа руку на револьвере в кармане своего поношенного пиджака, а другой рукой слегка освобождая слишком туго завязанный красный платок на шее. Он оделся, как одевались бродяги Ист-Энда, чтобы не возбуждать здесь ничьих подозрений.
Минуту он стоял прислушиваясь. Но все было тихо.
Сгорбившись, легкими шагами обогнул он двор, всматриваясь во все темные углы. Но кругом не было ничего достойного внимания, кроме груды мусора, которую он тщательно и осмотрел.
Дойдя до строения, он обогнул его и, убедившись, что если Онгль и прячется в этих местах, то только в самом здании, он воспользовался первым незабитым окном и осторожно влез в него.
Перед ним зиял мрак, в сравнении с которым темные углы двора казались светлыми, и воздух был тяжелый и спертый. Но постепенно он разглядел пятна других окон и мог сообразить размеры помещения, в которое он попал. Оно должно было занимать половину нижнего этажа здания.
Может быть, Онгль сидит сейчас в одном из углов, — спит или испуганно прислушивается. Но вернее все же, что он прячется в верхнем этаже, если есть способы пробраться туда.
Мгновение Энгус стоял неподвижно, задерживая дыхание; не слыша ни звука, он, крадучись, стал огибать комнату, держась одной рукой за стену, другую не вынимая из кармана.
Он продвигался вперед так осторожно, что время казалось ему бесконечным. Наконец, он наткнулся на железную лестницу, ведшую наверх. Потом вдруг раздался короткий резкий звук и Энгус весь вздрогнул, точно от электрического тока. Наверху, на досчатый пол, упал какой-то маленький предмет, — быть может, монета, или трубка, или перочинный нож…