Малайцы так не любят беспокоить себя работой, что уверяют, что один из их любимых плодов съедобен только тогда, когда сам падает с дерева Когда плоды начинают созревать, малайцы огораживают дерево, чтобы защитить его от животных. Внутри загородки они строят хижину, в которой сидят и жуют бетель, пока плоды не созреют и не упадут сами.
В джунглях все, даже живущие там европейцы, носят туземную одежду. Эта одежда состоит из «саронга», что означает обертка. Она похожа на мешок, фута в четыре длиною и такой же ширины. Этот мешок одевают через голову и умеют очень красиво драпировать. Женщины носят еще короткие кофты. Саронги шьются из ярких шелков, прекраснейших оттенков.
СОЗВЕЗДИЕ «ДЫМТРЕСТА»
Юмореска И. Ивановича
Иллюстрации В. Селиванова
Светила обычно окружены спутниками.
В Дымтресте ждали нового Зава.
Канцмуравейник подтянулся. Никто не опоздал более 120 минут, кроме Сюкина. Сюкин был ответственным хранителем журнала своевременного прихода ни службу, или сокращенно: Жохр. Когда он вошел, крысовод Притыкин, заведующий архивом, громогласно ему объявил:
— Большой рефрактор наготове!
— Как звездное небо? — спросил Сюкин.
— «Сириуса» пока невидно. «Малый Пес» исжевал себе всю бороденку. «Глаз Тельца» вылезает из орбиты, — волнуется.
— По чему заметно?
— По «Млечному пути» ходуном ходит.
Сюкин хихикнул.
— Временное затмение… Жди каникул…
Завхоз Гужеедов перетряхал золу в печке. Рассердился.
— Опять— тарабарщина? Волынщики…
— He тaрабарщина, астрономия, — пояснил Сюкин. — Ликвидните-ка безграмотность, Пал Палыч.
— Еще кого ликвиднут — вопрос… — донеслось из печки.
В дверь протиснулся пухлый ворох бумаг, плюс — пухлая секретарша с глазами коровы.
— Где все рассыльные? Не дозвонишься… — с трудом вытиснулась в корридор.
— «Альдебаран» или «Глаз тельца» в поисках «Гончих Псов». — Сюкин подмигнул Притыкину: «Убывает»?
— На ущербе. Опять завертелась по прежней орбите, — хихикал другой «астроном».
— Но в иной плоскости эклиптики. Ха-ха!.. Хвост кометы!.. Хо-хо! Центр потеряла!..
Пишбарышня Гулькина, с ожесточением насиловавшая машинку, передохнула и попудрила нос:
— Как вы, граждане, не умничайте, а понять все можно…
— Вам ли не понять! Ведь и вы, Тамарочка, к созвездию «Большого Пса» причастны, — съязвил Сюкин.
— Звездочка «ню», шестой величины, — подтрунивал Притыкин. — Ныне — идет попятным движением…
— И ничего подобного!.. — пишбарышня надула губки и с удвоенной энергией обрушилась на машину.
— Тьфу!.. Обормоты! — Гужеедов выругался и вышел, оставив за собой след золы.
— Чего «Волопас» злится? — спросил Сюкин. — Ишь ты, целую угольную шахту отрыл…
— Ключ от кабинета Зава потеряли. Замок ломать пришлось, так вот ищет задним числом.
— «Что потеряешь раз, того уж не вернешь» — запел Сюкин. — С нашим прежним Завом многие что-нибудь потеряли… Даже своих «спутников»… Анна Пална! — лягнул он вторую машинистку, что, ваш жених нашелся?
Та сердито встала и, хлопнув дверью, вышла.
«Астрономы» заржали.
— Тоже хвост угасшей кометы…
— «Люблю тебя, моя комета, но не люблю твой бывший хвост»…
Сюкин и Притыкин увлекались астрономией и, благодаря своему злому жаргону, терроризовали сослуживцев, плохо понимавших их язык. Архив, где Притыкин разводил крыс, помещался рядом с кабинетом Зава, в кабинет из Архива вела заколоченная дверь. На языке «астрономов» Архив именовался Пулковской Обсерваторией, а замочная скважина — большим рефрактором. Вся канцелярия имела свои астрономические имена: Зав — «Большой Пес» или «Сириус», Помзав — «Малый Пес», секретарша— «Глаз тельца», ревкомиссия — «Рыбы», казначей — «Козерог», главбух — «Водолей» и т. д.
Теперь Зава перевели, ждали нового.
Сюкин послонялся по канцелярии:
— Что это у нас как будто сыро?
— Это от отчета. Водолеева работа, кивнул на машинистку Притыкин. — Оправдывает старик свое название.
Машинки грохотали. Сюкин подошел к ретивой девице.
— За что вы ее так истязуете?
— Спешно велено…
— Сколько же листов?
— Отчеты не листами, а пудами меряют, — опять отозвался Притыкин.
Наконец, Зав явился. Он проследовал в кабинет в сопровождении помощника.
— Прямым восхождением, — подмигнул Сю кин.
Притыкин отправился на дежурство в «обсерваторию». В дверь заглянул Главбух, кивнул на кабинет Зава:
— Что, как там?..
— Противостояние «Большого» и «Малого Пса», — шепнул Сюкин.
Часа через полтора Притыкин излагал Сюкину «бюллетень»: «Пулковская обсерватория» доносит: на месте «Сириуса» пока большая туманность. «Малый пес» лягнул «Козерога», говорит не дело финлицам по «Трокадерам» таскаться. «Рыбы» должны произвести спектральный анализ «Козерога» на предмет целости кассы. Затребованы списки всей системы «Большого Пса». Держись, «Кастор»…
Прошло несколько дней. Появилась новая секретарша — девица в красном.
— Вступаем в знак «Рака», — констатировал Сюкин.
— Бедный «Глаз Тельца» — вздохнул Притыкин.
Новая секретарша обосновалась в кабинете Зава, — шла какая-то спешка. И «обсерватория» не дремала. «Большой рефрактор» все время находился в действии.
Канцелярия, вместе с Землей, вертелась спокойно еще несколько дней. И вот, в разгар спешки, из мировых бездн появилось блуждающее тело в юбке, видом похожее на просфору. Тело без доклада проследовало в кабинет Зава.
Сюкин широко раскрыл глаза:
— Отметим несвоевременное восхождение «неведомого светила»…
Из кабинета доносился взволнованный говор голосов: мужского тенора и женского баса. Быстро вылетела раскрасневшаяся секретарша.
— «Рак» с эклиптики свернулся — констатировал Сюкин.
Через минуту метеором пронеслось неизвестное светило, тоже похожее на рака.
Прибежал «с поста» Притыкин и захлебываясь доложил Сюкину:
— Необычайное возмущение в межпланетных сферах. В момент прохождения «Рака» через «Сириус», вынырнула «Большая Медведица». «Сириус» сразу потух. «Рак» вспухнул. «Медведица» возмутилась, из ее недр потоком хлынули «Скорпионы», «Гидры» и «Драконы». Внимание, «Поллукс»!..
Близнецы долго заливались веселым смешком.
Земля вертелась… Вдруг, в «Дым-тресте» пронесся слух о сокращениях. Когда однажды к Заву в кабинет прошел Помзав с подозрительной бумажкой, Сюкин не утерпел и отправился к другу в «обсерваторию».
В тот же момент дверь отворилась, Зав с Помом появились на пороге.
— Я вам говорю, — это неисправимые лодыри и вообще, — говорил о ком — то Пом-зав, — насмешники в общем и целом… Всем прозвищ надавали и вообще… Они и вас «псом» каким-то именуют и вообще… по щелкам подглядывают…
— Хорошо. Мы потом обсудим этот вопрос… Не волнуйтесь…
— Да вот, поговорите с Завхозом, если не верите мне…
Через несколько дней из звездной системы «Дымтреста» было вычеркнуто только одно созвездие— «Близнецы». Все остальное на месте, и попрежнему вертится вокруг своего центра.
Премируемые
на Литературном Конкурсе 1927 года разсказы
напечатаны:
В № 8:
Сила неведомая,
На Сыр-Царьинеком берегу,
Крапива.
В № 9:
Старые мертвецы,
Зуб за зуб,
Из другого мира,
Аким и Мишка.
ОТ ФАНТАЗИИ К НАУКЕ
ПТИЦА РАСКРЫЛАТАЙНУ СВОЕГО ПОЛЕТА
Очерк И. Р.
Никто не знает, как летают птицы… К такому выводу неизменно приходили после всех бесчисленных наблюдений и работ, предпринимаемых с целью объяснить полет птиц.
Теоретические опыты насчитываются сотнями, по ни один из них не имел серьезного значения. Птиц и самых разнообразных насекомых снимали обыкновенным фотографическим аппаратом, затем снимали для кинематографа. Скальпель физиолога разобрал по частям трепещущий мотор птицы… Но птица хранила свой секрет. И установленные из опыта принципы, примененные затем к этой волнующей загадке, оказывались бессильными или даже явно противоречили наблюдаемым фактам.
Можно было прежде говорить, что если применить известные законы сопротивления среды к живым существам, способным летать, поневоле приходишь к заключению, что летание очень трудно, если и не совсем невозможно: что летание требует от животного большой затраты двигательной энергии, и что оно является без сомнения самым утомительным из всех способов передвижения. Но факты отрицают все эти заключения и показывают их нелепость.
Инженер Емихен, прекрасные труды которого по аэродинамике хорошо известны, сделал попытку выявить странные по сравнению с физическими законами аномалии полета птиц. Как бы птица ни летала, мускульная затрата энергии у нее очень незначительна. Это факт, который подтвердили самые тщательные испытания. Отсюда, стремление подражать форме птицы, стремление стоившее так дорого человеку. начиная с Икара…
Если взять чучело птицы в положении планирующего полета с распущенными крыльями и хвостом, мы увидим, что оно не сможет сделать того планирующего спуска, который мы наблюдаем у живой птицы. Какова бы ни была высота, с которой вы бросите это чучело птицы, оно со свинцовой тяжестью упадет на землю.
Если сопротивление, испытываемое этой безжизненной массой, оставалось бы таким же и у живой птицы, то у нее должна была бы быть замечательная атлетическая мускулатура.
Но самые строгие биологические исследования мускулов птицы не показали ничего ненормального как качественно, так и количественно. Это обыкновенные мускулы, очень немногим превосходящие мускулы соответствующих по размеру млекопитающих.