— Извольте, я объясню вам… если на то пошло, — засуетился Тараканов. — Люди, которые помогают нам с вами, хотели иметь гарантию…
— Они хотели иметь гарантию… а вы — деньги?
— Какие там деньги… Гроши.
— Гроши за “Мальчика в голубом”? Это не похоже на вас, Илья Спиридонович. Вы ведь, конечно, догадались умолчать о том, что это копия? Или вернее — подделка?
В глазах Тараканова, скрытых за темными очками, промелькнуло что-то недоброе.
— Не волнуйтесь, Шиловский, вы получите свое.
— А я и не волнуюсь. Я только наперед предупреждаю вас, Илья Спиридонович, чтобы вы не вздумали обманывать меня! Нечестной игры я не потерплю!
…На рассвете “Повелитель бурь”, выбрасывая из трубы черные облачка дыма, стоял у пристани рядом со знакомой баржей.
Небольшая пристань на берегу Ладожского озера носила чисто служебное название “3-й участок Гортопа”.
Макар, стоявший поодаль с капитаном буксира, внимательно наблюдал за баржей.
Когда из трюма появились грузчики с ящиками, Макар решительно направился к ним.
— Ну-ка, товарищи, стойте, — приказал он. Грузчики опустили ящик.
— А ты кто такой? — лениво спросил один из грузчиков.
— Не видишь, что ли… генерал от инфантерии! — засмеялся другой.
— Генералов нынче всех в Черном море потопили, а я такой же, как вы, беспорточный, — засмеялся Макар.
Засмеялись и грузчики.
— Я из угрозыска, — сказал Макар. — Ищу покражу.
— Коли с розыску — смотри.
Один из грузчиков взял ломик и вскрыл ящик. В ящике были топоры.
— А в этом что? — Макар показал на другой ящик.
— Пилы.
Макар обернулся к капитану буксира:
— Где ящики брали?
— Ящики-то? — по-вологодски окая, переспросил капитан. — С базы Гортопа. Из Питеру.
— По дороге нигде не останавливались?
— Как — не останавливались! Останавливались. Ночью в Михайловку заходили, двоих высадили. С грузом. К поезду, надо думать.
— Что за люди? Какой груз? — спросил Макар.
— Люди-то? Люди как люди. На барже зимовали. А груз-то? Ящики… Вона… вроде этих.
Макар и капитан буксира подошли к носу баржи, на которой стоял номер 999.
— Кто перекрасил номер? — спросил Макар.
— Как так… перекрасил? — удивился капитан.
— Когда эта баржа стояла на Фонтанке, у нее был другой номер.
— Чертовщина какая-то… — почесал затылок капитан. — Сейчас проверим. У нас в журнале-то все прописано. Ванька! — крикнул он. — Погляди-ка в книге, какой там номер был у баржи-то?
Веснушчатый увалень, выглядывавший из капитанской рубки, заглянул в журнал и ответил:
— Три семерки.
— Три семерки? — удивился капитан.
— То-то и оно, — сказал Макар, — были три семерки, а стали… три девятки. Вот какая история.
Макар и капитан буксира поднялись по трапу на баржу и спустились в трюм. В трюме было пусто, и только в каюте, где жил Маркиз, на столе стояла клетка с попугаем. Увидев людей, попугай лениво взмахнул крыльями и отвернулся. Макар подошел к нему.
— Ну что испугался? Говори, не бойся.
Попугай, отвернувшись, молчал.
— Говори! Тебе говорят-говори! — прикрикнул на него Макар.
Попугай, нахохлившись, посмотрел на Макара.
— Тар-р-раканову ур-р-р-ра! — сказал он и снова отвернулся.
…В Михайловке Макар сразу же отправился в просторный станционный пакгауз. Старичок весовщик в форменной железнодорожной фуражке раскрыл перед Макаром нужную страницу в толстом бухгалтерском фолианте.
— Я плохо разбираю ваш почерк, — сказал Макар.
— Вот вы из Питера, вы бы там сказали — писать нечем. О чернилах я и не мечтаю, хотя бы карандаши чернильные дали. Пишу огрызками, какая уж тут каллиграфия.
Макар проглядывал запись.
— “Поезд 569-бис…” — читал Макар. — А тут что написано, не разберу…
Старичок неторопливо надел свои плохонькие очки с дужками, обмотанными суровыми нитками.
— Это к вам не касается. Это разгрузка. А погрузка ниже. Вот видите, ящики… Вот вы из Питера, вы бы там сказали… бумага газетная, ничего не видать.
— Вы лучше скажите мне, что это такое?
— Где? Здесь? — Он протер очки краем засаленной клеенки и, внимательно посмотрев, сказал: — Что-то сам не разбираю…
— Вот здесь ящики. Станция назначения — Изгорск?
Старичок вдруг рассердился:
— Сами все прекрасно разбираете, зачем же морочите голову старику? Ящики. Общий вес двадцать один пуд.
— А это что? — указывая на другую запись, спросил Макар.
— Тоже ящики. Тут ясно написано: ящики, общий вес тридцать пять пудов. Станция назначения — Кандалакша.
— А это ящики? Станция назначения Гдов?
— Ящики. В эту ночь, можно сказать, как нарочно, чуть не весь груз — ящики. А на той неделе день был — в пятницу или в четверг, не помню, — не поверите, одни бочки грузили. Вот вы из Питера, вы бы там сказали…
Макар, не слушая весовщика, старательно переписывал сведения из книги в свою помятую тетрадку.
Старенький телеграфный аппарат “Морзе”, постукивая, выталкивал длинную ленту с точками и тире. За спиною телеграфиста стоял Макар и, глядя на таинственные знаки, слушал глуховатый голос дежурного:
— “Осмотр грузов Кандалакше никаких результатов не дал. Проверка, проведенная Коганом Гдове, также результатов не дала. Продолжение розыска вам лично разрешаю. Немедленно выезжайте Изгорск”. Подписано — “Петроугрозыск. Витоль”.
Он оборвал ленту и протянул ее Макару. Макар сунул ленту в карман и, хлопнув телеграфиста по плечу, сказал:
— Спасибо, товарищ. Для меня эта депеша вроде как якорь спасения. Она мне, можно сказать, жизнь вернула.
Макар толкнул створки окна и выпрыгнул на перрон. Телеграфист покачал головой и снова склонился к своему аппарату.
В полутемном вагоне, освещенном коптящей керосиновой лампой, все спали. Спали сидящие на нижних лавках, спали счастливчики, растянувшиеся на полках рядом с тюками и баулами, спали и те, кто в проходе пристроился на мешках. Дремал в тамбуре проводник, не выпускавший из рук фонаря. Безмятежно спал и Макар, притулившись возле окошка. Размеренно постукивали колеса, убаюкивая пассажиров…
Под вагоном в угольном ящике ехало трое мальчишек. Здесь стук колес был оглушающим. Верзила, Булочка и Кешка не спали. В лохмотьях, перепачканные углем, они занимались весьма мудреным делом. Кешка и Булочка крепко держали высунувшегося из ящика Верзилу, который на ходу поезда пытался зацепить крюк, привязанный к веревке, за раму открытого окна. Наконец крючок зацепился. Верзила подергал веревку и, убедившись, что цель достигнута, залез обратно в ящик.
— Лезь, Булочка, — сказал он.
— Почему я? — испугался Булочка.
— Ты самый легкий, — сказал Верзила.
— У меня руки слабые, — захныкал Булочка.
Мальчишкам приходилось кричать, чтоб услышать друг друга.
— Я бы сам слазил, да меня веревка не выдержит! — крикнул Верзила.
— Жеребь тянуть, — предложил Кешка.
Верзила, придерживая веревку, поломал какую-то палочку на три части и, упрятав их в кулаке, протянул мальчишкам. Жребий вытянул Булочка.
— Не полезу, боюсь! — У Булочки затряслись губы.
Кешка увидел испуганные глаза Булочки и сказал:
— Ладно. Я полезу.
Он поменялся местом с Верзилой, схватился за веревку и, выглянув наружу, испуганно огляделся. Внизу мелькали шпалы, у Кешки зарябило в глазах, и он влез обратно.
— Не дрейфь, Монах! — подбодрил его Верзила.
И Кешка осторожно полез вверх по веревке Добравшись до окна, он ухватился руками за раму. Ноги соскользнули с веревки, и он беспомощно повис… Паровоз дал длинный гудок, и вагон с висящим мальчишкой пронесся мимо пустынной платформы с одиноким дежурным, лениво помахивавшим фонарем.
Кешка нащупал ногами веревку и, подтянувшись на руках, влез в полураскрытое окно.
Макар открыл глаза и увидел чьи-то ноги. На столике стоял мальчишка. Он деловито обшаривал верхнюю полку, осторожно вытащил из-под головы спящего пассажира буханку хлеба, положил ее в холщовый мешок и снова стал шарить…
Макар взял Кешку за ногу.
— Пусти! — испугался Кешка. — Пусти, дяденька!
— Ты что тут делаешь, мазурик? — негромко сказал Макар.
— Пусти, я больше не буду, — захныкал Кешка, стараясь разжалобить Макара. — С голодухи… неделю маковой росинки во рту не было… Пусти, дяденька.
— Ты откуда взялся?
— Оттуда. — Кешка мотнул головой в сторону окна. — С улицы.
Макар увидел крюк на раме, снял его и вытащил веревку.
— Ловко! Ты один?
— Один, — соврал Кешка.
— Врешь?
Макар привязал холщовый мешок к крючку и спустил его вниз. Верзила ухватился за мешок и дернул его. Веревка вырвалась из рук Макара.
А внизу, в угольном ящике, Верзила вытащил хлеб из мешка, и оба они вместе с Булочкой накинулись на хлеб, которого уже давно не ели. Они отламывали его круглыми кусками и давились, не успевая прожевывать черный липкий хлеб.
Макар раскрыл свой брезентовый саквояж, вынул оттуда кусок белого хлеба, отрезал сала и, усадив Кешку на колени, сказал:
— Жуй.
Кешка жадно набросился на еду.
— Куда пробираешься?
Кешка широко улыбнулся:
— В Крым.
— Зачем?
— Там тепло. Там яблоки…
Макар пристально посмотрел на Кешку.
— А ты из Питера? Из детдома Парижской коммуны?!
Кешка удивленно вытаращил глаза:
— А вы откуда знаете?
— Я тебя давно подкарауливаю, — усмехнулся Макар.
— Обратно в Питер повезете? — с оттенком обреченности спросил Кешка.
Макар засмеялся и уже серьезно спросил:
— Отец с маткой где? Живые?
Кешка отрицательно покачал головой.
— Убили?
— Отца на германской убили, а мамка от сыпняка померла…
Макар снова открыл саквояж, достал кусок колотого сахара и протянул Кешке.
— Рафинад… — удивленно прошептал Кешка.
Господин Вандерберг, один из крупнейших голландских коллекционеров, принимал ванну. Огромная ванная комната со множеством зеркал была ярко освещена. Ванна, в которой лежал Вандерберг, была утоплена в кафельном полу и доверху наполнена мыльной пеной, из которой виднелась только лысая голова Вандерберга.