— Что? — отозвался помощник, вытирая саднящую физиономию носовым платком.
— Вас раньше никогда так не разбирало?
— Конечно, нет, — сказал уязвленный помощник.
— Он еще отвечает мне “конечно, нет”! — взревел капитан. — Да на вас впору смирительную рубаху надеть! Нет, я пойду и поговорю с Биллом, как быть. У него родной дядя в сумасшедшем доме. И ты тоже ступай отсюда, красавица!
Он отправился искать Билла и не заметил, что дочь его не последовала за ним, а только дошла до дверей и там остановилась, с состраданием разглядывая свою жертву.
— Вы уж простите меня, — сказала она. — Очень жжет?
— Немного, — сказал помощник. — Вы не беспокойтесь обо мне.
— Это вам за то, что вы плохо себя вели, — рассудительно сказала мисс Олсен.
— Так ведь это того стоило, — произнес помощник, просияв.
— Боюсь, как бы не распухло. — Она подошла к нему и, склонив голову, с видом знатока обозрела поврежденные места. — Три отметины, — сказала она.
— А пострадал я только за один, — напомнил помощник.
— За какой такой один? — спросила Хетти.
— А вот за такой, — сказал помощник.
И он снова поцеловал ее — прямо на виду у капитана, который в этот момент осторожно заглянул в светлый люк, чтобы удостовериться, что предполагаемый сумасшедший все еще находится в каюте.
— Ты можешь идти, Билл, — сказал капитан эксперту охрипшим голосом. — Ты слышишь? Убирайся отсюда и смотри, никому об этом ни слова!
Эксперт с ворчанием удалился. Отец, снова заглянув в светлый люк и убедившись, что дочь его удобно прильнула к плечу помощника, тоже удалился на цыпочках, мрачно раздумывая над новым осложнением. Кто-нибудь другой на его месте немедленно помчался бы вниз и разогнал парочку, но капитан “Джессики” был уверен, что достигнет своих целей при помощи дипломатии. И столь осторожно он повел себя, что влюбленные даже не заподозрили, что их тайна ему известна: помощник покорно выслушал лекцию о симптомах начальной стадии идиотизма, которую капитан счел уместным прочесть.
До обеда следующего дня капитан не выдал себя ничем. Пожалуй, он был даже более обходителен, чем обычно, хотя гнев так и закипал в нем, когда он замечал, какими взглядами обмениваются через стол молодые люди.
— Да, кстати, Джек, — произнес он вдруг, — а как у тебя с Китти Лони?
— С кем? — спросил помощник. — Кто это Китти Лони?
Теперь очередь вытаращивать глаза настала для капитана, и он проделал это превосходно.
— Китти Лони! — сказал он, делая удивленное лицо. — Это девушка, на которой ты собираешься жениться…
Под взглядом, брошенным через стол, помощник густо покраснел.
— О чем это вы? — проговорил он.
— Не знаю, что это с вами такое, — сказал капитан с достоинством. — Я говорю про Китти Лони, про эту девушку в красной шляпке с белыми перьями, которую вы представили мне, как свою будущую супругу.
Помощник откинулся назад и уставился на него в испуганном изумлении, приоткрыв рот.
— Да неужто вы бросили ее? — продолжал безжалостно капитан. — Вы же брали у меня аванс на обручальное кольцо. Вы же купили ей кольцо?
— Ничего я не купил, — сказал помощник. — Я… Да нет же… Ну разумеется… Господи, о чем вы говорите?
Капитан поднялся из-за стола и поглядел на несчастного с жалостью, но строго.
— Прошу прощения, Джек, — чопорно произнес он, — если я сказал что-нибудь такое или оскорбил вас в ваших чувствах. Разумеется, меня это не должно касаться. Но может быть, вы скажете, что вы никогда и не слыхивали о Китти Лони?
— Конечно, не слыхивал! — проговорил ошеломленный помощник. — В жизни не слыхивал!
Капитан сурово оглядел его и покинул каюту, не сказав более нк слова.
“Если она в свою мамашу, — сказал он себе, хихикая, — то дело сделано”.
После его ухода в каюте воцарилась неловкая тишина.
— Не знаю, что вы теперь думаете обо мне, — произнес наконец помощник, — но я понятия не имею, о чем здесь говорил ваш отец.
— Я ничего не думаю, — сказала холодно Хетти. — Передайте, пожалуйста, картофель.
Помощник поспешно передал картофель.
— По-моему, это он так шутил, — сказал он.
— И соль, — сказала она. — Благодарю вас.
— Не верьте этому, — жалобно сказал помощник.
— Не валяйте дурака, — холодно сказала девушка. — Какое это имеет значение — верю я или нет?
— Очень большое значение, — мрачно сказал помощник. — Для меня это вопрос жизни и смерти.
— Чепуха, — сказала Хетти. — Она не узнает о ваших шалостях. Я не скажу ей.
— Уверяю вас, — сказал помощник в отчаянии, — никакой Китти Лони никогда не было! Как вы можете подумать об этом?
— Я могу думать, что вы очень низкий человек, — сказала девушка с презрением. — И вообще я вас прошу больше не разговаривать со мной.
— Ну, как угодно, — сказал помощник, потеряв терпение.
Он оттолкнул свою тарелку и вышел, а девушка, злая и возмущенная, переложила картофель обратно в кастрюльку.
Последние дни плавания она обращалась с помощником очень вежливо и доброжелательно, и сквозь эту стену доброжелательства пробиться ему не удавалось. К удивлению Хетти, отец не возражал, когда она попросила разрешения вернуться домой поездом. Вечером накануне ее отъезда они засели в каюте за вист, и помощник капитана в самых безразличных тонах говорил о трудностях предстоящего пути по железной дороге.
— Да, поездка будет долгая, — сказала Хетти, которая все-таки была слишком влюблена, чтобы отказаться от мелких уколов. — Какие у нас козыри?
— Ничего тебе не сделается, — заметил ее отец. — Пики. Он выигрывал третий раз и, радуясь удаче, решил окончательно доконать удрученного помощника.
— А ведь от карт вам придется отказаться, когда вы поженитесь, Джек, — сказал он.
— Совершенно верно, — отважно сказал помощник. — Китти терпеть не может карт.
— А мне было сказано, что Китти никогда не было, — заметила девушка, взглянув на него с презрением.
— Да, она терпеть не может карт, — продолжал помощник. — Помните, капитан, как мы здорово покутили с нею в тот вечер в “Хрустальном дворце”?
— Да, это было здорово, — подтвердил капитан.
— Помните карусель? — сказал помощник.
— Помню! — весело отозвался капитан. — В жизни эту карусель не забуду.
— Вы и эта ее подружка, Бесси Уотсон, — продолжал помощник как бы в экстазе. — Господи, как вы тогда веселились!
Капитан вдруг напрягся в своем кресле.
— О чем это вы говорите? — резко осведомился он.
— Бесси Уотсон, — сказал помощник тоном невинного удивления. — Та девушка в синем платьице, которая была с нами.
— Да вы пьяны! — Капитан заскрипел зубами: он увидел ловушку, в которую угодил.
— Вы разве не помните, как вы с нею потерялись и как мы с Китти искали вас по всему парку? — вопросил помощник во власти сладостных воспоминаний.
Он поймал взгляд Хетти и с трепетом различил в нем нежное и уважительное восхищение.
— А ты, конечно, все маме расскажешь! — вскричал взбешенный капитан. — Тебе-то известно, какая она у нас. Только знай, что все это дурацкая выдумка.
— Прошу прощенья, капитан, — произнес помощник, — если я сказал что-нибудь такое или оскорбил вас в ваших чувствах. Разумеется, меня это не должно касаться. Но, может быть, вы скажете, что вы никогда и не слыхивали о Бесси Уотсон?
— О ней услышит мама, — сказала Хетти, между тем как ее родитель только беспомощно хватал ртом воздух.
— Может быть, вы скажете нам, кто эта самая Бесси Уотсон и где она живет? — спросил наконец капитан.
— Она живет там же, где Китти Лони, — ответил помощник просто.
Капитан поднялся, и вид у него был столь грозный, что Хетти инстинктивно бросилась под защиту к Джеку. И тот прямо на глазах у капитана обнял ее за талию, и так они стояли перед капитаном некоторое время в полном молчании. Затем Хетти подняла глаза.
— А домой я поеду морем, — сказала она.
Биленкин Д. ДАВАТЬ И БРАТЬ
Андрею Исидоровичу Думкину, начиная с темного, в полоску костюма и кончая округлой манерой жестов, была свойственна та доля старомодности, которая так хорошо сочетается с рядами тронутых временем книг и профессией библиографа. Обычная при таком характере добросовестность и стала причиной случившегося с ним странного события.
Он допоздна засиделся в своем закутке, который также трудно было сыскать в лабиринте хранилища, как единичную клеточку памяти где-нибудь в недрах кибернетической машины. Было тихо и безлюдно, когда он оторвался от работы, лишь в отдаленном углу хранилища сверчком потрескивала газосветная трубка. Перед тем как погасить настольную лампу, Андрей Исидорович устало потянулся, снял нарукавники и подумал, что сегодня он, пожалуй, предпочтет поездку по радиальной линии метро.
Как правило, он избирал кольцевую линию, поездка по которой не требовала пересадки. Но ведь иногда, даже в ущерб удобству, хочется разнообразия!
Уже погасив лампу, Андрей Исидорович проверил, в кармане ли авторучка, поколебался, взять ли с собой записи, посмотрел на телефон, словно тот мог напомнить о каком-нибудь забытом разговоре, — все лишь затем, чтобы очистить совесть и подготовиться к переходу в состояние уже не библиографа, а пассажира и мечтающего об отдыхе домоседа.
Не сейчас, а поздней Андрею Исидоровичу явилась мысль, что люди, вроде него, совершают в жизни путь, подобный замкнутому движению планет. Существуют тысячи других миров, он может наблюдать их издали, узнавать о них в книгах, но они ему недоступны, так как отделены социальным пространством и тяготением привычек. Пожалуй, исключительный случай мог бы его ввести, допустим, в артистический мир, но он бы чувствовал себя в нем неуютно, ибо там действуют свои страсти и заботы, свои притяжения и отталкивания, и даже суточный ритм там иной, чем тот, к которому он привык. А ведь артистический мир не более своеобразен и открыт, чем мир овцевода или дипломата.