Лесничиха с пристрастием допросила своих чад. Не обошлось при этом и без недозволенных приемов-увесистых материнских подзатыльников, а также клятвенных заверений применить еще более строгие меры для выяснения истины. Однако ребята дружно, без рева, но с искренней обидой стояли на своем: пузырька даже не видели. Пусть мать сама хорошенько подумает и вспомнит, куда могла его припрятать.
Утробин старался успокоить жену:
— А черт с ней, с этой бутылкой! Пришла тебе охота пошуметь! Нет, и ладно.
— Сам знаешь, сколько у нас народу бывает. А бутылка-то с уксусной этикеткой. Плеснет кто не спросясь — греха не оберешься.
— Ефим, — неожиданно обратился к лесничему Андронов, — вы тогда, ну, когда Леонид в первый раз приезжал, с таксаторами виделись? Застали их?
— Не… Понапрасну ходил. Не застал их на таборе, на стоянке, значит. Ушли.
— Это какой же вы крюк сделали?
— Почитай, до Радужного добрался, — вроде простодушно ответил лесничий.
“Простодушно ли… — подумал Андронов. — Ведь кто-то помогал Дзюбе сбывать “левые” корни…” И спросил: — В город часто ездите?
— Бывает. А осенью так обязательно.
“Как охотно Утробин идет навстречу расспросам, — размышлял Виктор Федорович. — Лесничий мог быть у Радужного. И именно у него в доме пропала склянка с ядом — соком веха. Нет у Утробина и алиби. С таксаторами он не виделся. Или таксаторы — просто отговорка? Но алиби нет и у Леонида. Он охотился на кордоне, когда Утробин уходил, и никто не знает, действительно ли он оставался здесь. Да еще какой-то продавец из леспромхозовского магазина…”
Леонид и лесничий вышли из дома: Утробин попросил молодого Дзюбу помочь ему сменить столбы в изгороди.
— Давно у вас Петра Тарасовича не было? — обратился Андронов к жене лесничего.
— Какой еще Петро Тарасович? — удивилась та.
— Да Дзюба, отец Леонида.
— Не бывал… Видно, не любитель ходить по перу… Ведь тут у нас серьезного зверя нет. Это выше Радужного. Там по-настоящему охотятся. Тут — так, балуются.
— Когда вы спохватились, что пропала склянка? — как будто между прочим спросил Виктор Федорович. — Ведь если не по ошибке, а сознательно кто-то взял бутылку с соком веха…
Утробина посмотрела на Андронова широко открытыми глазами, потом склонила голову набок, словно хотела проверить: не ослышалась ли?
— Да вы знаете, товарищ инспектор, что может случиться?
— Я-то знаю… А вам такая мысль не приходила?
— Н-нет… Кто же на такое решится? Может, я по забывчивости бутылочку на чердак или в чулан убрала? Дом переверну, а найду. Ведь я и сама могу ошибиться. Мой-то все перченое-переперченое да маринованное любит…
— А тот продавец из леспромхоза…
— Кочетов-то?
— Его фамилия Кочетов?
— Да. Семен Ефимович Кочетов.
— Он заходил к вам на обратном пути? Когда с охоты возвращался?
— Этот не заходит обычно. — И, понизив голос, добавила: — Мой-то сказывал, будто шалит он. Потому и уходит верхом, от Радужного. Только ведь не пойман — не вор, а язык, он без костей. Мало что говорят, а сглупу повторяют.
— От вас далеко до леспромхоза? — поинтересовался Андронов.
— Не… Четверо суток. Да вы у моего моторку попросите. Вам он не откажет. За трое доберетесь. Течение в ручье очень быстрое, перекатов много. Кое-где волоком придется. Плесов да заводей почти и нет.
Решение съездить в леспромхоз и повидаться с Кочетовым Виктор Федорович принял тотчас же, но осуществить его не пришлось. Узнав о намерении Андронова, лесничий, насупившись, сказал:
— Добраться до леспромхоза можно. Только сейчас попусту. Кочетов говорил, что раньше чем через месяц туда не вернется. В тайге он. А из тайги обычно в город, в Находку, подается. Через перевал к Прибрежному выходит, — уточнил лесничий. — Оттуда и летит в город и обратно.
— Зачем он так? — удивился Андронов.
— Кто ж его знает… — неопределенно ответил Утробин. — Всяк живет как хочет.
— Теперь этого Кочетова в Находке искать надо?
— Не поручусь. Еще и в тайге, может, бродит.
— Леонид, ваш отец знал Кочетова? — спросил Виктор Федорович.
— Не думаю… — не очень уверенно отозвался Дзюба-младший. — У нас в доме я его не видывал…
“М-да… — подумал Андронов. — Леонид работает на строительстве в Находке, куда ездил или поедет Кочетов Семен Ефимович. Случайность? Не обманул ли Дзюба-младший, сказав, что не знаком с Кочетовым?”
— Постой, Леонид, — вдруг спросил Андронов. — Ты говоришь, не видывал Кочетова. А здесь разве вы не встречались?
— Я сказал: у нас в доме я его не видывал. Ну… не знаю, знаком ли он был с отцом. А на кордоне я его видел. Так… шапочное знакомство.
“Все-таки, — подумал Виктор Федорович, — надо встретиться с Кочетовым. Но прежде всего нужно из Спаса связаться с леспромхозом. Помнится, там у Самсона Ивановича есть не плохие помощники. И сам Протопопов, верно, знает Кочетова. Если возникнет особая необходимость, то из Спаса до леспромхоза всего-то два часа лету… А теперь, пожалуй, пора в Спас. Лесничиха едва ли найдет свою трехгранную склянку. Она где-то в тайге. Зачем ее взяли — ясно. Но кто? Вернее всего, тот, у кого окажется корень женьшеня, найденный Дзюбой”.
Только Андронов с Леонидом появились в селе, как Степан Евдокимович Шматов сообщил, что ждет прибытия спецрейса, которым доставят раненного в тайге из самострела Протопопова и арестованного метеоролога Телегина.
— Телегина арестовали! — взвился Леонид прежде, чем Андронов успел что-либо сообразить.
Как хотелось Виктору Федоровичу отчитать этого болтуна Шматова! Ведь еще ни ему, ни Твердоступу не были известны причины, которые заставили Свечина задержать Телегина. Виктор Федорович только что возвратился в Спас с кордона, а Твердоступ находился в райцентре. Он счел необходимым ознакомиться с корнями, сданными в этот сезон, и с формулярами находок. При сдаче женьшеня корневщики, как правило, на специальных бланках точно указывают место своей находки.
— Арестовали гада! Ясно!
— Прекрати истерику! — прикрикнул Андропов.
Но Дзюба-младший, что называется, закусил удила. Он грозился пристрелить Телегина, едва того выведут из вертолета.
На аэродроме прилетевших встретил Андронов. Самсона Ивановича, который был без сознания, бережно перенесли на телегу и под наблюдением Матвея Петровича отправили в больницу. Едва телега с раненым отъехала, как со стороны села донесся женский крик. Андронов и Кузьма, оглянувшись, увидели на крыльце протопоповского дома Антонину Александровну, а у плетня Леонида с карабином в руках. Андронов сделал два шага к Телегину и стал так, чтобы прикрыть его собой. Метеоролог, видимо, понял, в чем дело, и побледнел.
— Задержанный, зайдите в помещение. — Андронов кивнул на избушку — “аэровокзал”.
Просить дважды не пришлось. Телегин рванул дверь и скрылся в убежище.
— Не прячьте — все равно убыо гада! — прокричал подбежавший Леонид.
— Успокойся! — приказал Андронов.
— Сказал — сделаю!
— Я тоже сказал и тоже сделаю. Что ты с карабином носишься? Придется отобрать. А тебя привлечь к ответственности.
— Давай! И меня арестовывай. Ну! Ни черта не можете! — тяжело дыша, кричал Леонид.
Андронов взял его за плечо:
— Успокойся. Не маленький.
— Мне молчать?! — Леонид вырвался.
И вдруг сел на траву и заплакал. Через несколько минут Леонид немного успокоился. Поднялся. Возможно, он почувствовал, что вел себя уж слишком нелепо, и ему стало неловко.
— Виктор Федорович, — обратился он к Андронову, шмыгая носом и по-мальчишески беспомощно вытирая рукавом слезы, — может, мне уехать из Спаса? Побродить по тайге… В себя прийти…
Инспектор нахмурился, пристально взглянул на молодого Дзюбу:
— Разве ты не поедешь в город?
— Нет. Пока убийцу не отыщете — не поеду.
— Следствие может затянуться.
— Буду ждать, — упрямо проговорил Леонид.
— Вот что, зайди ко мне через час. Тогда и поговорим.
— Подписки о невыезде я вам не давал.
Положив руку на плечо Леонида, Андронов сказал сдержанно и спокойно:
— Я просто прошу тебя, понимаешь? Зайди в кабинет Протопопова через час. Дело есть.
— Для меня? У вас?
— Да.
Пожав плечами, Леонид направился в село.
— Истерика… — проговорил Андронов, когда Леонид отошел на почтительное расстояние. — Он совсем раскис. А ведь поначалу как держался! Вести следствие при нем трудно. И у нас есть повод послать его в тайгу. Нам нужно выяснить два обстоятельства: где находится или где появится Кочетов, продавец из леспромхоза, и не встречали ли ботанички Дзюбу. Поэтому надо побывать у них, а Леонида взять проводником. Проводником, и только. Он не должен ни в коем случае получить каких-либо сведений. Ни в коем случае.
— Понятно. Не при нем же вести опрос ботаничек.
— Говоря откровенно, — задумчиво произнес Андронов. — когда с Леонидом приключилась истерика, я подумал, что это неспроста. Теперь, чтобы успокоиться, он хочет на время уйти из Спаса в тайгу. Но только ли для этого?
— Виктор Федорович, — сказал Свечин, — может, эти “переживания” и нужны ему для мотивировки отъезда. Мне кажется, не ради одной охоты явился Леонид в Спас именно сейчас, когда идет корневка. Возможно, у него был сговор с отцом?
— Это и я хотел бы знать. Пока нет никаких доказательств, что найденный Дзюбой крупный корень женьшеня в Спасе или в городе. Женьшень спрятан где-то в тайге. Но его надо высушить или законсервировать в водке. Такой корень во фляжку не сунешь, на солнышке не провялишь. Разрезанный на части, он потеряет в глазах знатоков до девяноста процентов стоимости. Оставить его в тайге в сыром, как говорится, виде нельзя. Испортится.
— Виктор Федорович… Вы в чем-то подозреваете Леонида?
— Если бы я сказал “нет”, то солгал. Он может знать, где находится корень. Но не говорит, так как боится, что бригадники отца потребуют доли. А Леонид тоже гроши очень уважает. Отца уж не воскресишь, а деньги — уплывут.