Экипаж относился к Броку спокойно. «Это у него пройдет», — сказал как-то капитан, выразив, по-видимому, общее мнение.
Из всех орионцев Брок выделял Любаву. Его полудетское чувство к Любаве с годами развилось и окрепло. Однако с некоторых пор Броку начало казаться, что Любава к нему равнодушна. Нет, девушка не избегала его, она относилась к Броку ласково и ровно — точно так же, как к остальным орионцам. «Разве это любовь?» — спрашивал себя Брок. Спрашивал — и не находил ответа.
Он и минуты не мог прожить без Любавы. Однако, наделенный гордостью сверх меры, стал прятать свои чувства, скрывать их под маской язвительной насмешливости. Это ему удавалось — так, по крайней мере, считал сам Брок.
Теперь, в пустом зале, он решил окончательно объясниться с Любавой.
После выходки с брикетом Брок чувствовал некоторую неловкость.
— Послушай, Любава, — сказал он, глядя в сторону, — что бы ты хотела больше всего на свете?
Живые глаза девушки затуманились.
— Я бы хотела, чтобы все мы вышли отсюда, — сказала Любава, сделав широкий жест в сторону прозрачной стены. — Чтобы земляне встретили нас, орионцев, как братья… Короче говоря, чтобы все были счастливы.
— Этого каждый из нас хочет, — нетерпеливо перебил Брок. — А вот ты сама по себе, ты для себя чего хотела бы?
Полные губы Любавы дрогнули.
— Не понимаю, о чем ты, Брок, — сказала она.
— Ты хотела бы полюбить кого-нибудь? — неожиданно спросил Брок.
— Полюбить?.. — задумчиво переспросила Любава. И, помолчав, добавила: — Разве можно полюбить по желанию? Любовь приходит сама.
— Откуда ты знаешь?
Любава улыбнулась.
— Читала, — ответила она.
— А ты могла бы полюбить?..
Любава поправила волосы.
— Помнишь, Брок, — сказала она, — как мы сдавали машине экзамен зрелости? Там, на «Орионе»? Брок покосился на Любаву.
— Разве такое забудешь? — произнес он. — Но к чему ты вспомнила экзамен?
— А к тому, что я не на экзамене. И ты не машина, чтобы задавать вопросы, — отрезала Любава.
— Прости, — смешался Брок.
Любава усмехнулась.
— Так и быть, открою тебе тайну, — сказала она. — Я люблю капитана.
Брок быстро глянул на Любаву и, обнаружив улыбку в ее глазах, сам расхохотался. Трудно было придумать что-либо более нелепое. Капитан Джой Арго — и любовь? Полно, да ведомы ли ему вообще подобные чувства? Кажется, все его жизненные помыслы сосредоточены были на одном — полет «Ориона», выполнение задачи, возложенной на экипаж Координационным советом. Любовь, ревность, маленькие трагедии, время от времени разыгрывавшиеся на борту пульсолета, — все это скользило мимо его сознания. Брок покачал головой.
— Кандидатура капитана отвергается, — заявил он.
— Ты можешь предложить другую? — поинтересовалась Любава.
— Да.
— Какую же?
— Свою, — бухнул Брок, словно бросаясь в холодную воду.
— Такую размазню, как ты, нельзя полюбить. Только пожалеть можно, — ответила Любава.
— Ну, так пожалей.
Любава промолчала. Поправив высокую прическу, она подошла к фонтану и напилась.
— Сегодня особенно горчит, — сказала она.
— Горчит! — взорвался Брок. — Семиглаз нас систематически отравляет. Мы пьем медленно действующий яд.
— Зачем ему нужно было бы с нами возиться? Уж если бы Семиглаз решил нас отравить, он мог бы это сделать гораздо проще и быстрее, — заметила Любава.
— Почем я знаю? — сказал Брок. — Может, это доставляет Семиглазу удовольствие.
— Уж ты скажешь!
— Или, может, он проводит какой-то свой опыт, — продолжал Брок.
— А мы, значит, подопытные кролики?
— Примерно. А может, этот чертов Семиглаз надумал превратить нас в свой придаток, — сказал Брок.
— Да зачем же таким сложным путем?
— Ты видела, как кошка играет с мышью? — ответил вопросом Брок.
Они помолчали, стоя рядом и глядя сквозь прозрачную стену. Строение стояло на пригорке, и отсюда видно было далеко. В ясную погоду можно было рассмотреть десятки строений, теснящихся поодаль. За ними угадывалась стена.
— Как время тянется! — вздохнув, сказала Любава. — Осень.
Пожелтевшие листья, кружась, опускались на землю. Зарядил неприметный косой дождик, но видимость не ухудшилась: капли, попадая на наружную поверхность стены, тотчас исчезали, испаряясь.
— Где ты была вчера? — спросил Брок.
— В оранжерее. Целый день бродила. Знаешь, Брок, я нашла там вот это, — ответила Любава и протянула Броку небольшой треугольный предмет, небрежно сработанннй, с наплывами, некогда, наверно, прозрачный, но помутневший от времени, с металлической булавкой.
— Брошка, — сказал Брок, рассматривая находку. — Женское украшение. Его носят на Земле. Во всяком случае, носили. Интересно, чья она?
— Кого-то из тех, кто был здесь до нас, — произнесла тихо Любава.
За стеной сырой ветер гнал по земле опавшие листья. Выбежать бы туда, почувствовать под ногами влажную почву, вдохнуть запах вянущих трав, подставить лицо дождю!
— Послушай, Брок, а ведь мы с тобой, можно сказать, так и не ходили по земле, — сказала Любава.
— Поздравляю с открытием! — ответил Брок. Пройдясь по залу, он поднял за фонтаном блокнотный листок. — Это еще что за послание? — сказал он и протянул листок Любаве.
— Наверно, Брага обронил, — сказала Любава, рассматривая вязь интегралов. — Верни ему.
Брок забрал листок.
— Вот еще! — ухмыльнулся он. — И не подумаю.
— Может, он нужен Петру.
— Зачем? У Петра все вот здесь, — сказал Брок и похлопал себя по лбу. Затем сложил бумажного голубя и поднес его Любаве.
— Спасибо, — сказала Любава и зашвырнула голубя Брока.
Птица, описав плавную траекторию, поднялась почти до самого потолка, ткнулась носом в невидимую преграду и, словно подстреленная влет, кружась, упала к ногам Любавы. Девушка подняла голубя.
— Отсюда не вылетишь, — сказала она.
Брок огляделся и, убедившись, что в зале никто из орионцев не появился, подошел к Любаве.
— Знаешь, Любава, мы можем быть удачливее, чем этот голубь, — прошептал он.
— Ты о чем, Брок? — вскинула брови девушка.
— Давай убежим отсюда!
— Вдвоем?
— Вдвоем.
— Ты открыл способ проходить сквозь стены? — осведомилась Любава.
— Не смейся. Кроме стен, есть еще и пол, — ответил негромко юноша.
Любава задумчиво расправила мятого бумажного голубя, затем опустила взгляд: под прозрачным полом, как всегда, клубились темные облака.
— Нет, в зале пол прочный, его не пробьешь, — лихорадочно зашептал Брок, вплотную приблизившись к Любаве. — Я придумал другой план… Мы сделаем подкоп из оранжереи и выйдем наружу. А уж там, на свободе, мы найдем способ освободить остальных! Яму в оранжерее замаскируем, ее никто не обнаружит… Я отыскал там, за мостиком, одно глухое местечко… Ну как, согласна?
Выпалив все единым духом, Брок умолк, ожидая ответа.
— Почему ты не хочешь посвятить в свой план остальных орионцев? — спросила Любава после паузы.
Брок опустил голову.
— Я ожидал этого вопроса, — ответил он еле слышно.
— А все-таки? — настаивала Любава. — Разве ты забыл, что по Уставу космонавта…
— Я не хуже тебя знаю Устав космонавта! — взорвался неожиданно Брок.
— Так в чем же дело?
— А в том, что мы не на «Орионе»!
— Экипаж корабля никто не распускал, — сказала Любава. — Поэтому независимо от того, находится ли экипаж на борту или высадился на какую-либо из планет. Устав космонавта продолжает действовать…
В отличие от Брока, который все сильнее горячился, Любава говорила спокойно, обдумывая каждое слово.
— «На какую-либо из планет»! — подхватил Брок последние слова Любавы, не дав ей договорить. — Да пойми же ты, что речь идет не о какой-либо из планет, а о Земле!
Любава пожала плечами:
— Не вижу разницы.
— Очень жаль, если так, — сник Брок. Вспышка его погасла, и он снова заговорил тихо.
Любаве очень хотелось приободрить Брока, сказать ему ласковые слова, но она помнила и другое: капитан не раз повторял — и в полете, и здесь, на суровой и загадочной Земле, — что, если дисциплина в экипаже разладится, орионцы могут считать себя обреченными.
— Почему ты говоришь шепотом? — спросила Любава.
— Я бы не хотел, чтобы о моем плане узнал капитан… — не поднимая головы, произнес Брок. — Он запретит делать подкоп. А кроме того… — Брок снова оглянулся и закончил так тихо, что Любава скорее прочла по движению губ: — Я боюсь, что меня услышит Семиглаз.
— Ничего не выйдет из твоей затеи, Брок, — сказала Любава. — Неужели не понимаешь?
Брк вздохнул.
— Понимаю, — словно эхо, откликнулся он. — Но жить в бездействии больше не могу.
Молодые люди подошли к фонтану и долго смотрели на прозрачные струи. Ласковое журчание успокаивало. Мельчайшие водяные брызги оседали на лицо.
— Глаза, всюду глаза! — пробормотал Брок.
— Ты о чем?
— Такое ощущение, будто на меня отовсюду, из каждого закоулка, смотрят сотни, тысячи глаз и никуда от них не скроешься! — пожаловался Брок. — А у тебя нет такого чувства?
Любава покачала головой:
— Нервы.
— Неужели ты веришь, что мы найдем выход из этого тупика? — спросил Брок.
— Я верю в доброжелательность Земли, — чуточку торжественно произнесла Любава. Помолчав, добавила: — И в нашего капитана.
— Ты не скажешь ему?
— А ты будешь в одиночку делать подкоп?
— Какой там подкоп! — махнул рукой Брок.
— Ладно. Наш разговор останется между нами, — сказала медленно Любава. — Да напейся, не отравишься, — улыбнулась она, перехватив лихорадочный взгляд Брока, брошенный на фонтан.
Брок будто только и ждал этих слов.
Он припал к воде и долго пил, пока не заломило зубы от холода. Отрывался, чтобы перевести дух, и пил снова.
— А знаешь, водичка ничего, — сказал он, вытирая мокрые губы. — Пожалуй, вкусней даже, чем орионская, восстановленная… Но сколько нам суждено еще пить из этого фонтана?