Борис растерянно слушал Пашкино повествование и первое время никак не мог ему поверить.
— Павлик, давай еще вместе поищем твои книжки, может, они все-таки здесь. А ты не ошибся?
— Нет, Боря, не мог я ошибиться. Это те самые книжки Шильдера, что я тебе давал, и искать их просто бессмысленно. Лучше давай подумаем, кто их мог взять у тебя и у нас.
Мальчишки прошли на кухню. Борис достал из холодильника бутылку молока, налил себе и приятелю по стакану и, отпив несколько глотков, предложил:
— Давай возьмем по листу бумаги, и каждый напишет всех ребят, кто к нему приходил.
— За какое же время?
— Когда «география» у вас исчезла?
— Не помню, Боря. Хотя подожди. Кажется, вскоре после Праздника Победы.
— Ну вот, давай с мая месяца и начинай. Мне-то проще, я сейчас всех переберу, кто у меня за неделю побывал. И ты пиши, Павел. Я тебе мешать не буду. Пиши всех, даже тех, в ком нисколько не сомневаешься, иди в комнату, садись за мой стол. Молока еще хочешь? Нет, ну иди.
Вскоре Борис со своим небольшим списком подошел к Павлу Тюрину. Тот показал ему свой листок.
— Закончил. Пытаюсь припомнить, не пропустил ли кого. С тобой вместе одиннадцать человек получилось. Вот смотри: Лелька раз семь — восемь приходила, я ей по физике помогал. Сема Бронштейн в шахматы выиграл у меня три партии, а проиграл две — значит, был у меня пять раз. Мы с ним в день только по одной партии играем. Жорка заходит часто, то стержень ему дай, то пилку от лобзика, то еще что-нибудь. Он ведь в нашем подъезде живет. Дамир заходил несколько раз. Остальные приходили кто два, кто три раза.
— У меня, Павлик, было ребят куда меньше. Ну-ка давай сверим. Так, Лелька ко мне не приходила. Она и не знает, где я живу. Бронштейн был еще зимой. Жорка заходил, но до того, как я у тебя взял книги. Постой, а Валька сколько раз у тебя был?
— Раза два или три, — припомнил Тюрин.
— Он у меня был на прошлой неделе. Все в книгах копался: дай да дай что-нибудь почитать.
— Валька и у нас книги рассматривал. Зимой он у меня Эдгара По брал, но вернул. Весной Сименона читал. Приходил в последнее время, но книг я ему не давал. Да он и не просил.
Борис наморщил лоб и что-то соображал.
— Сколько у вас всего книг пропало?
— Сколько пропало, не знаю, а показывали мне вместе с теми, что у тебя были, тринадцать штук.
— Давай рассуждать: одну книгу унести незаметно очень просто. Засунул за пазуху и уходи. Можно и две.
— Да нет, Боря! Незаметно унести восьмитомник Костомарова просто невозможно. Книги нужно куда-то сложить.
— Значит, вспоминай, кто заходил к тебе с портфелем.
— Ты приходил. Ленка — «балерина» тоже с маленьким таким портфелем синего цвета, у нее такие же босоножки и отделка на платье.
— Я твоих книг не брал. Про Лену потом. Кто еще приходил?
— Вроде бы никто, — неуверенно пожал плечами Павлик.
— А Валька с чем заходил? Что у него в руках было?
— Ты же знаешь, что он все время со спортивной сумкой ходит. На ней «Спартак» написано.
— Та-ак, — почесывая затылок, почти пропел Борис. — Ко мне он тоже с этой сумкой приходил. — Он быстро, почти бегом бросился в комнату, надел потрепанные джинсы, цветную рубашку и потянул за руку Павла.
— Идем к Вальке, это его работа. Он еще с осени со шпаной шляется. Придем и прямо спросим про книги.
— Может, не надо, Боря? Может, наша самодеятельность помешает тем, из МУРа?
— Чего там помешает! Мы же его прижмем, и он нам сам все выложит, а потом пойдем схватим тех бандитов — и в уголовный розыск. Читал в газете, как один дружинник задержал хулигана с ружьем? Ему сразу медаль дали. — Борис окинул взглядом свою прихожую, нагнулся и из-под книжных полок вытащил что-то похожее на выдвижной ящик, где аккуратно, рядком лежало несколько пар гантелей. Выбрав одну, поменьше, пятисотграммовую, опустил ее в карман, а другу объяснил:
— На всякий случай.
Татьяна Александровна Коробочкина, устроившись за письменным столом своего начальника, ловко и быстро набрасывала на листе бумаги схему. Из-под карандаша, точно связки цветных воздушных шаров, появились сплетенные вместе кружки. В центре одного из них она написала фамилию Павла Тюрина, в других имена его приятелей и знакомых. От Тюрина инспектор провела в сторону стрелку и отдельно нарисовала несколько кружков. Подвинув схему на середину стола, Татьяна Александровна взглянула на Афанасьева, Павлова и, обращаясь к майору, объяснила:
— Вот здесь я показала окружение Тюрина, это его знакомые и друзья. О них все говорят только хорошее. Конечно, кто-то из мальчишек склонен подраться, например, Борис Тиканов до прошлого года без синяков под глазами почти не ходил. Жоржик, что живет с Тюриным в одном подъезде, в соседнем доме выбил из рогатки два оконных стекла. Сема для какой-то девочки оборвал половину цветов с клумбы перед входом на речной стадион. И все, других неблаговидных поступков за этими ребятами никто не знает.
— Да, но кто-то же бывал у Тюриных и сумел стащить книги, и бывал, видимо, не раз, — усомнился Павлов.
— Не торопитесь, уважаемый коллега, — остановила его Коробочкина и указала карандашом на группу кружков, нарисованных отдельно.
— С Тюриным знаком и иногда с ним встречается Валентин Цыплаков, видят его и со взрослыми парнями, поведение которых далеко не ангельское. Да и сам он…
— Нельзя ли поподробнее! — попросил Афанасьев.
— Цыплаков учится в техникуме, на третьем курсе. В прошлом году его исключили из комсомола за кражу шапок из раздевалки. Живет с родителями. Отец инженер, работает в каком-то транспортном управлении, мать медицинский работник — дежурная сестра или фельдшер на заводском медпункте. У Валентина есть еще старшие брат и сестра, о тех я ничего не знаю. Мне рассказывали, что родители Валентина довольно строгие, особенно отец. После комсомольского собрания он устроил сыночку такую взбучку, что вмешивался наш участковый инспектор.
— Как выглядит этот Цыплаков? — поинтересовался Павлов.
— Худой, длинный, в разговоре немного заикается.
— На продавца книг не похож, — вздохнул Павлов.
— Я все-таки послала нашего участкового инспектора к нему домой и велела узнать, где он был вчера утром — во время ограбления, и выяснить, кто к нему ходит в последнее время.
В небольшом палисаднике, разбитом во дворе многоэтажного дома, было безлюдно. Жара разогнала жильцов с солнцепека. Только на скамье, что стояла в отдалении, три парня что-то обсуждали. Со стороны нельзя было понять, что разговор между ними шел не совсем дружелюбный.
— Не брал я в-ваших книг, — заикаясь, в который раз повторял Валька Цыплаков. Он был на голову выше Бориса Тиканова, а Павел Тюрин даже не доставал ему и до плеча. Полчаса назад мальчишки вызвали Цыплакова из дома во двор и приступили к допросу.
— Как это не брал? — горячился Борис. — Ты у меня на прошлой неделе был, рассматривал «Историю Александра Первого»? Ушел, и книг не стало.
— Б-был. Смотрел. Но н-не брал. Наверно, кто-то д-д-дру-гой взял.
— Никого, кроме тебя, у меня больше не было, — настаивал Борис.
— А т-т-ты припомни.
— У меня ты смотрел петровскую географию, и она пропала, — не вытерпел Тюрин.
— И у т-т-тебя не брал.
— Мы вот сейчас дадим тебе, как полагается, — решил припугнуть Цыплакова Борис, — и ты нам все расскажешь.
— П-плевал я н-на вас! — Валентин встал, поднялись и Павлик с Борисом.
Тиканов сунул руку в карман, где лежала гантель, и угрожающе подступил к Цыплакову.
— Последний раз спрашиваю, куда дел книги, не скажешь — потом пожалеешь.
— Т-ты не пугай. А то я кое-кому с-скажу, от тебя мокрое м-место останется.
Разговор, на который по простоте душевной рассчитывали Борис и Павлик, не состоялся. Он просто зашел в тупик, и они оба мучительно искали выход из создавшегося положения. Оба понимали, что вот так, просто уйти от Цыплакова они не могут, но, как себя держать с ним, после того как открыли ему карты, и что дальше делать с этим Валькой, не знали. Наконец Тюрин решился.
— Что с ним говорить, Боря. Ты, Валька, подлец! Мы к тебе по-дружески, а ты угрожаешь.
Маленький, щуплый Пашка подошел к Цыплакову и взял его за руку. Тот, вкладывая весь вес своего тела, по-боксерски ударил Павла кулаком в челюсть. Началась общая драка.
Борьба шла молча, трое мальчишек, вывалявшиеся в пыли, в разорванной одежде, не заметили, как к ним подошел лейтенант милиции. Он сначала понаблюдал за свалкой, потом решительно расшвырял в стороны всех троих и невозмутимо спросил:
— Так о чем тут у вас спор?
Тюрин пытался отряхнуть пыль со своих светлых брюк, заправил за пояс рубашку, носовым платком вытер лицо, но расплывающийся во всю левую щеку синяк причинил ему боль и вызвал на лице гримасу.
— Да-да м-мы просто так. Р-решили по-побороться, — первым нашелся Цыплаков.
— Хороша борьба! — усмехнулся лейтенант и оценивающе осмотрел всех троих. — Ты, Цыплаков, вечно с кем-нибудь «борешься». А твоя как фамилия? — обратился он к Павлу. — Тюрин? Тиканов? Интересно. Идемте-ка в отделение, там и разберемся.
Афанасьев, сидевший у окна, где чувствовался легкий ветерок, увидел появившихся во дворе ребят и сразу подозвал к окну Коробочкину и остальных.
— Одного я знаю. Наш книголюб Тюрин, живой и здоровый, но помятый и с синяком. А вот кто остальные?
— Цыплаков и Тиканов, — объяснила Коробочкина. Перегнувшись через подоконник, она распорядилась: — Сажин, веди всю компанию к начальнику. — И, обращаясь к Павлову и Афанасьеву, закончила: — Это тот самый участковый, которого я отправила к Цыплакову.
Трое ребят, переминаясь с ноги на ногу, молча стояли в кабинете Михаила Трофимовича. Цыплаков, тоже с синяком под глазом, исподлобья смотрел на работников милиции. Тюрин рассказывал:
— Мы с Борисом спрашивали его про книги, он не говорит, стал нас пугать и полез драться.