Сандра обрадовалась… Перед ней открывалась благоприятная возможность убедить Анну Петровну сделать запас продовольствия. Вероятнее всего, Сережа умер не от осколков снаряда или бомбы, а от голода, который станет главной причиной массовой гибели детей и подростков. Но вначале следует убедить Анну Петровну выехать из Ленинграда.
— Могу и посоветовать, — сказала Сандра. — Забирайте-ка, Анна Петровна, детей и уезжайте с ними куда-нибудь за Волгу, на Урал или в Сибирь. Там у вас есть какие-нибудь родственники или знакомые?
— Уезжать из Ленинграда? С какой стати?
— Мало ли что может произойти: война! Ведь граница близко, — уклончиво ответила Сандра.
— И такое ты советуешь мне, коренной ленинградке! — рассердилась Анна Петровна. — Пусть война, да мы не крысы, бегущие с корабля… Благодарна тебе за заботу о нас, но прошу впредь подобного не советовать… Кстати, знаешь, куда убежала Танюшка? Записываться в сандружинницы. «Наши мальчики, — говорит, — воевать пойдут, а нам, девчонкам, за их спинами прятаться?» Не стала ее отговаривать… Так могу ли я девочку оставить здесь одну, пока она на курсах? Да и мои руки городу пригодятся.
Тогда Сандра предприняла попытку уговорить Анну Петровну заготовить побольше продуктов. Но эта попытка также не имела успеха.
— Перебои с продуктами? У нас в Ленинграде? Такого быть не может. Да и война-то долго не продлится.
— А если война все-таки затянется? И представьте, кроме хлеба, в магазинах ничего не будет. Как тогда?
— Зачем представлять ужасы? Что-то ты не в меру перепугалась. А ты комсомолка. Не к лицу тебе делать подобные предположения.
— А если все-таки сделать?
— Скупать продукты я не буду. Можно же панику вызвать! Что произойдет, если все кинутся по магазинам? Тогда и в самом деле полки пусты будут… Нет, нет, не уговаривай, на такое я не пойду. Я не куркуль какой-нибудь, заботящийся лишь о собственной шкуре.
«Осечка, — огорчилась Сандра, — и эти доводы основательны. А ведь на совещании в Институте АСВ кто-то предлагал даже до блокады эвакуировать Сережу из города… Не учли ее руководители всей силы патриотического подъема ленинградцев».
В программе, полученной в Институте АСВ, было подробно указано, что надлежит делать ей в городе после объявления войны. Сандра заранее знала, что в Библиотечном институте разместится госпиталь, в первые месяцы войны она будет работать токарем, а затем станет бойцом спасательного комсомольского отряда.
Обо всем этом Анне Петровне не скажешь. Не объяснишь ей, что она, Сандра, не имеет права записываться ни в сан дружинницы, ни в школу радистов, потому что нельзя ломать заранее намеченную, тщательно разработанную программу, внося в нее элементы случайности.
И с каким презрением смотрела на Сандру Анна Петровна!. Вот, оказывается, и еще одно из тяжелых испытаний: ее заподозрили в трусости…
Сегодня, воскресным утром 29 июня, они провожали первые десять эшелонов с детьми, уходящие в районы Луги и Красногвардейска. Ребятишек собирались вывезти туда, где в мирное время они отдыхали в пионерских лагерях и на летних дачах детских садов.
Сандра приехала вместе с Анной Петровной проводить Сережу и Катеньку. Пятнадцать тысяч ребятишек готовились вывезти ленинградцы… под удар наступающих танковых группировок! А Сандра, зная об этом, ничего не могла сделать, ничего! Она осунулась, почернела за несколько утренних часов.
Весь проспект был заставлен вереницей трамваев самых разных маршрутов. Они подходили с двумя, тремя прицепами, доставляя все новые и новые отряды малышей. Выходивших детей встречали дежурные с красными повязками на рукавах и вели к разным концам площади, где детей собирали по районам города. Подходы к площади были запружены провожающими.
Перед группками ребятишек взрослые расступались, образуя коридор. И они шли по нему, встревоженные необычной обстановкой и потому серьезные, молчаливые. У многих за спиной рюкзачок. Белые платьица у девочек, легкие курточки у мальчиков. Зачем им теплые вещи? Ведь они уезжают лишь на лето! В лагерях и на дачах они будут в полной безопасности, а там и война кончится, дети вернутся домой. И плыли, плыли сквозь чащобу взрослых пышные бантики, голубые «республиканки» с красными кисточками, белые панамки и беретики. Самые маленькие ребятишки, трех — пяти лет, шли парами, крепко взявшись за руки. Испуганные многолюдьем, они растерянно смотрели по сторонам, но крепились, не плакали… Маленькие мужественные лениградцы!
Сандру поразила их дисциплинированность. Старшие не разбегаются, младшие не капризничают, а в духоте, на раскаленной солнцем площади стоят там, где их поставили, терпеливо ожидая команды на посадку.
С площадью что-то случилось. Частые звонки трамваев и гудки автомобилей раздаются словно в пустыне. Сияет солнце, но будто повеяло ледяным ветром — дети покидают город. Такого еще не было. И молчат взрослые. Тревожно томимые недобрыми предчувствиями, смотрят они на проходящих ребятишек.
— Московский район, на посадку! — провозгласил в рупор человек, стоящий невдалеке от Сандры. — Товарищи воспитатели, прошу следовать за мной в порядке нумерации вагонов…
Через считанные минуты маленькие зеленые вагончики были окружены плотной толпой родителей, а в открытые окна к ним перегибались дети, крича, смеясь, размахивая руками:
— Мамочка, папа, я здесь!
— Я села у окна!
— Тут не жарко!
А снизу на них растерянно смотрели матери, то ли радуясь за детей, то ли горюя — не поймешь.
— Береги себя, береги! — как заклинание твердила каждая.
— Не беспокойся, мамочка! — кричали сверху.
Сандра отчетливо вдруг представила себе, как на каком-нибудь перегоне под Лугой на эти игрушечные деревянные вагончики налетают двухмоторные «мессершмитты» и безнаказанно, словно забавляясь, расстреливают их из пулеметов. Звон стекла, брызги белой щепы. Пули пронзают дощатые стенки вагонов, как бумагу. И отчаянный крик: «Мама, мамочка!» А самолеты, сделав разворот, забрасывают эшелон бомбами. Горят вагоны и падают под откос, и все рвется зов. «Мама, мамочка!..»
Сандра, наверное, изменилась в лице, потому что Анна Петровна, взглянув на нее, испуганно спросила:
— Что с тобой?
— Голова закружилась. От жары. Сейчас пройдет.
— Сандра Николаевна, я вам подарок оставил, на вашем столе! — по пояс свесившись из окна, закричал Сережа.
— Какой подарок, Сережа?
— Роман «Прыжок в ничто» Беляева. У вас же завтра день рождения!
«Прыжок в ничто»!.. И Сережу, и Катечку, и всех ребятишек она отпускает прямиком под бомбы и гусеницы! Надо что-то предпринять — пусть хоть один шанс из тысячи!..
— Анна Петровна, извините, отойду в тень, — сказала Сандра и, миновав кольцо провожающих, поспешила к первым вагонам.
Начальник эшелона должен быть где-то там. Надо скорее его отыскать. Что она скажет — она не знала. Но понимала: только он может задержать отправку эшелона.
Она уже не шла — бежала, спрашивая:
— Где штабной вагон?
— Дальше, дальше, — говорили ей.
Поздно, не успеть. Сандра остановилась. Взгляд упал на большой ящик. Он лежал позади толпы, стоящей около вагона. Вскочила на него и звонко закричала:
— Товарищи!
На возглас обернулись. Несколько человек подошли к ней. Тогда она закричала так громко, как только могла:
— Товарищи, задержите отправление!
— Почему? Кто такая? — послышались недоуменные вопросы. Около нее закипел людской водоворот. Сверху она видела, как через толпу к ней протискиваются два милиционера в белых гимнастерках.
— К Луге и Красногвардейцу детей везти нельзя! — кричала она, уже понимая, что ей не поверят. Но остановиться не могла. Она должна предупредить, обязана. — Четвертого июля немцы ворвутся в Ригу, пятого — в Остров, девятого — в Псков! — торопливо кричала Сандра. — Десятого июля немецкие танки прорвут фронт Одиннадцатой армии и устремятся к Луге! Нельзя туда везти детей! Немедленно задержите эшелон!
Сначала ее слушали с изумлением. Потом возник грозный ропот. Последние ее слова почти заглушили яростные крики негодования:
— Замолчи, мерзавка!
— Не морочь нам головы!
— Испугать захотела? Не выйдет!
Шум прорвал мужской гневный бас:
— Братцы, это провокатор! Что вы слушаете?!
Толпа качнулась. Еще миг — и она бросится на Сандру. Выхода у нее не было — она нажала кнопку микропространственного переброса. На глазах разъяренной толпы «мерзавка», только что кричавшая с ящика, вдруг бесследно исчезла. В то же самое мгновение на другом конце города, на Кировском проспекте, на скамейке у памятника «Стерегущему», неизвестно откуда появилась девушка, до смерти перепугав сидящую там старушку.
— Свят, свят, свят! Сгинь, нечистая сила! — закрестилась она.
А девушка, с независимым видом соскочив со скамейки, быстро пошла в сторону Невы, к трамвайной остановке.
3
Домой Сандра приехала после Анны Петровны. Хозяйку она застала на кухне. Безвольно опустив руки, та сидела у немытой посуды.
— Ты видела, как шпионку поймали?
— Какую? Нет, не видела.
Женщины схватили. У четвертого вагона. Нахальная такая и, говорят, молодая. Орала, что мы, дескать, ребят под немецкие танки везем. Мол, немецкие войска скоро до Луги дойдут. Думала испугать.
— А что со шпионкой сделали?
— Сдали куда надо. Чуть не растерзали. И не жалко. Тут и так на душе кошки скребут, как там ребятишки без нас будут, а она решила на этом спекулировать. Да попадись она мне — своими руками придушила бы!
Сандра была совершенно подавлена случившимся. Несмотря на все ее усилия, Сережа вышел из-под ее опеки. Сандра винила себя. А когда вспоминала сцену на перроне, становилось совсем плохо. Как могла она забыть, что исторические события изменить нельзя? Какая глупость: вздумала отменить акцию общегородского масштаба — эвакуацию детей!
— Да, забыла сказать, — услышала Сандра голос Анны Петровны, — пропала твоя сессия!