Лейтенант обвел взглядом своих подчиненных. Видно, что-то прочитал на их лицах, потому что ответил утвердительно:
— Хорошо. Но ведь… — вдруг остановил себя, — хижина на берегу, и если кто-нибудь…
— Хлопцы постерегут, — сказал Андрей, кивнув на братьев. — Закроют хижину на замок, а сами рядом будут крутиться. Да там днем никого и не бывает.
Горянский вдруг поднялся.
— Товарищ лейтенант, разрешите задать парню один вопрос!
Бутурлак пожал плечами.
— Твой конь? — коротко спросил Андрея Горянский, показав пальцем на Серко.
— Мой.
— Хороший конь! — почему-то неодобрительно сказал Горянский. — А тот тоже твой?
— Не мои это лошади, — вдруг сообразил Андрей и густо покраснел. — Дядьки моего, а вы, если не верите…
— Подожди, — приступил к нему Горянский. — Родного дядьки кони? И Коршун, я так понял, именно к нему приезжал в ту ночь?
Кровь отхлынула от лица Андрея. Сказал гневно:
— Можете не верить мне, потому что и Коршун — мой родной дядька. Брат матери, вот кто он! А я живу у дядьки Северина, потому что мать умерла, а отец в Красной Армии.
Он хотел еще добавить, как надеялся встретить отца среди них четырех, но горло вдруг перехватило, он задохнулся, на глаза набежали слезы, и Андрей отвернулся, чтобы этот недоверчивый солдат не заметил их.
— Ты что, с ума сошел? — дернул Горянского за галифе Васюта.
Горянский зло посмотрел на него, многозначительно кашлянул, глянул на Бутурлака, но тот махнул рукой:
— Отставить, Горянский!
— Слушаюсь! — ответил мрачно, но было видно — остался при своем мнении.
— Вперед пойдет Сергейка, — предложил Андрей, — он скажет бандерам, что мы увидели вас и пошли следом. А я буду все время с вами…
— Предлагаешь себя заложником! — невесело усмехнулся лейтенант. — Не надо, парень. Вот что, — сказал решительно, — вперед поедете вы все трое, потому что иначе постовые могут что-нибудь заподозрить.
Мальчики поймали и распутали лошадей, сели верхом, разведчики вереницей двинулись за ними.
Фрось, услышав фырканье лошадей, выступил из кустов.
— Это вы, хлопчики? — крикнул.
— Дядя, там… — притворившись взволнованным, сказал Андрей, — солдаты! Мы видели — несколько солдат обогнули Дубовую поляну и подались к болотам.
— Ох, боже мой! — захлопотал Фрось. — И много их?
— Трое или четверо.
— Точно, они. Ну-ка, хлопцы, вылезайте из кустов, за мной! Так говорите, что к болотам от Дубовой поляны подались? И как давно их видели?
— Да только что, дядя… Мы сразу же на коней — и сюда. Как вы велели.
Из кустов вылезли еще пять человек, одетых в ватники. Лица заспанные, недобрые.
— Ты, Сидорчук, давай к лесничеству, прошу пана, — распорядился Фрось. — Предупреди наших, чтобы поторапливались. Мы их, разведчиков, с тыла, а они с фланга; прижмем к болоту, никуда не денутся. Давайте, хлопцы, потихонечку за кустами, за деревьями, как тени, прошу пана. Мы сейчас этих советских вояк накроем. В спину им ударим, в спину, прошу пана, так, чтобы не убежал никто.
Бандеровец с карабином схватил Серко за уздечку.
— Ну-ка слезай! — приказал Андрею.
— Вы что? Не отдам коня, я дядьке пожалуюсь.
— Слезай! — замахнулся тот палкой.
— Потише, — перехватил его руку Фрось. — Я ведь говорю — тихонечко, прошу пана, ты тенью будь, растворись в лесу. На коне тебя за полверсты видно, а должен за кустами… Ну, чего стоишь? — обозлился он вдруг. — Я сказал — к лесничеству!
Бандеровец с карабином шепотом выругался, но отпустил уздечку. Фрось махнул рукой и побежал по тропе, что вела к Дубовой поляне, за ним остальные четверо.
Бандеровец с карабином двинулся направо, где начинался молодой сосняк. Остановился, пригрозил Андрею кулаком.
Проехали немного, Андрей соскочил с коня, передал повод Филиппу. Прислушался. Тихо, будто и не было здесь никого, только дятел долбит сухую ветку.
— Ждите, — шепнул Андрей и юркнул в чащобу.
Продрался сквозь густой орешник, которым заросли подходы к Змеиному яру, побежал к ольшанику, где оставили разведчиков. Вдруг дорогу ему преградил Иванов.
— Вы? — удивился мальчик. — Должны ведь ждать там…
Сержант снисходительно улыбнулся:
— Ребята ждут, а я хотел вас подстраховать, чтобы чего не случилось. — Он засвистел дроздом, прислушался и свистнул еще раз. — Сейчас будут здесь, — объяснил. — А ты молодец, здорово обдурил бандеровцев!
Невдалеке засвистел дрозд, и из-за деревьев выскользнули разведчики.
— Подождем немного, — предложил Бутурлак, видя, как тяжело дышит Васюта.
— Нет, — запротестовал тот, — нельзя тратить время! Они пробрались через орешник к лошадям.
— Дядя, ко мне, — похлопал по крупу Белки позади себя Сергейка. — Садитесь, дядя, держитесь за меня, я крепкий.
Горянский помог Васюте сесть сзади Сергейки. Старался не смотреть мальчику в глаза — наверно, корил себя за подозрительность, — но, встретив открытый взгляд Сергейки, дружелюбно улыбнулся. Взял кобылу за повод и хотел уже двинуться, но Иванов остановил его:
— Садись и ты. — Похлопал Серко по широкой спине. — И вы, товарищ лейтенант. Бандеровцы могут возвратиться, увидят следы…
— Резонно, — похвалил Бутурлак.
— Вы — ко мне, — позвал сержанта Филипп.
— Но ведь… — засомневался тот, — нас семеро…
— Я пойду впереди, — предложил Андрей. Покачал босой ногой: — Такой след никого не насторожит.
Иванов сломал ветку, осмотрелся вокруг, замел следы. Легко вскочил на Вороного.
— Поехали! И пусть все будет хорошо.
Солнце высоко поднялось над лесом, рыба клевала плохо, но Гришка упорствовал, бросал и бросал блесну, надеясь, что вытянет хотя бы подлещика. Здесь рыба брала всегда, сегодня же как отрезало. Это сердило. Хотел похвастаться перед Андреем. Все же братец убежал вчера в ночное с Демчуками, нашел себе компанию, такие же голодранцы, как и он сам. Вон чего-то с утра оба крутятся на берегу.
Он понял, что улова сегодня не будет. Тяжелая лодка шла медленно, наконец раздвинула носом камыши и ткнулась в песок.
Гришка вытянул весла, положил аккуратно вдоль бортов, выскочил на берег. Сдвинул соломенную шляпу на затылок, прищурился, подставил солнечным лучам веснушчатое лицо. Постоял немного. Хорошо жить, на свете, когда греет утреннее солнце и можно ничего не делать.
Если бы еще не задачки!
Мать опять будет сердиться, что не решил ни одной. Ну, поругается и перестанет, ему не впервой.
Гришка поплелся к рыбацкой хижине Демчуков, возле которой торчала из камышей голова одного из братьев.
Гришка понял, что это Сергейка, — ветерок ерошил черный чуб.
— Ого-го, Сергей! — позвал. — Иди-ка сюда!
Тот повернулся недовольно, приложил палец к губам, требуя тишины.
— Что там у тебя? — не успокаивался Гришка.
Сергейка задвигался. Вдруг послышалось хлопанье крыльев — молодая утка выскочила чуть ли не из-под ног Сергея, поднялась над камышами и сразу же тяжело упала, прячась в них.
— Эх, ты! — возбужденно закричал Гришка. — Палкой нужно было ее, здесь без палки ходить нельзя!
Сергейка выбрался из камышей. Стоял и смотрел исподлобья, и в выпуклых глазах его Гришка заметил страх. Но может быть, это только показалось ему?
— Пошли купаться, — предложил Гришка. — Рыба не берет, ну и бес с ней.
— Жара, — солидно объяснил Сергейка, — вот и не берет.
— А где Филипп?
Мальчик оглянулся, и Гришка опять заметил в его глазах тревогу.
— Домой побежал.
— Вы почему здесь с утра крутитесь?
— Отец сеть велел починить. — Сергейка кивнул в сторону растянутой на подставках рыбацкой сети.
— А-а… нудная работа. Так пойдешь купаться?
— Не хочу.
Вдруг Гришка прищурил хитро глаза, кивнул на руку, которую Сергейка заложил за спину.
— Что там у тебя?
Он заглянул пареньку за спину: держит сжатый кулак, а что в нем?
Гришка сделал вид, что все это ему ни к чему. Разделся, оставшись в синих сатиновых плавках с завязками сбоку. Такие плавки были в селе только у него — мальчишки купались голяком.
Он пошел к озеру. Камыши отступали здесь от берега, покрытого белым песком, вода была чистая, прозрачная, прогрелась на мели еще с утра; зайдешь немного глубже и видишь, как снуют у ног большие озерные раки. Купаться здесь — одно наслаждение. Но Гришка не вошел в воду. Любопытство мучило его.
— Иди сюда! — позвал он Сергейку, но тот не двинулся с места. — А ты знаешь, что у меня есть? Гранаты. Сегодня будем с Андреем глушить рыбу! Вечером поедем на лодке к сосновому берегу.
Сергейка облизал языком пересохшие губы, выжал из себя жалобно:
— Сегодня мы с Филиппом не сможем.
— Почему не сможете?
— Да отец велел… — Мальчик замялся. — Что-то там у них по хозяйству…
— Не бреши! По глазам вижу… — Гришка вдруг прытко подскочил к Сергейке, схватил его за руку, вывернул. — Ну, показывай, что у тебя?
— Не трогай! — Мальчик дернулся, но Гришка держал крепко. — Вот Филипп вернется, он тебе задаст!
— Мы твоего Филиппа — одной левой! — Гришка начал выкручивать Сергейкину руку.
— Пусти!
Вдруг Гришка закричал и выпустил мальчишку.
— Ты кусаться? — догнал Сергейку, который отскочил к камышам, подставил ногу, толкнул, навалился всем телом, выкрутил руку и наконец разжал все пальцы.
Сергейка лежал, уткнувшись в песок, и плакал.
Гришка держал красную звезду с серпом и молотом — такие звезды носили советские солдаты на пилотках и фуражках, он сам видел их, когда красные войска отступали с боями через Острожаны, даже сорвал одну с фуражки убитого командира. Хранил несколько дней, пока отец не увидел, выругал его и, отобрав, выбросил в мусор.
А здесь — блестящая красная звездочка…
— Где взял? — спросил он грозно.
— В лесу нашел. — Сергейка смотрел испуганно.
— Врешь! — схватил малого за ухо, прижал затылком к земле. — Скажи правду, где взял?
Сергейка захныкал:
— Пусти, больно ведь…