Мэг немного подумала.
— Хорошо, пойдем. Но обязательно возьмем Фортинбраса.
— Конечно, возьмем. Ему надо побегать.
И они отправились. Фортинбрас то бежал впереди, то возвращался к маленьким хозяевам, затем вновь исчезал из виду. Семья Мюррей жила в четырех милях от деревни. Позади дома высился сосновый лес, и как раз туда Чарльз повел Мэг.
— Чарльз, ты знаешь, мне кажется, что она попадет в передрягу — я говорю о миссис Что, — если только узнают, что она поселилась в доме с привидениями. Да потом эти простыни миссис Банкомб и все такое. Они могут засадить ее в тюрьму.
— Вот поэтому я собрался сегодня к ней в гости. Хочу предупредить их.
— Их?
— Я же тебе говорил, что она живет там с двумя друзьями. Я даже уверен, что простыни стянула не сама миссис Что, хотя и не могу ручаться.
— Но зачем ей понадобились эти простыни?
— Это я и хочу выяснить, — сказал Чарльз Уоллес, — и предупредить их, чтобы были начеку. Вряд ли они позволят кому-нибудь вторгнуться в их убежище, но, по-моему, мы должны предупредить их об опасности. Иногда во время каникул туда забираются мальчишки в поисках приключений; правда, они сейчас все помешались на бейсболе и вообще на спорте.
Они замолчали, пробираясь по благоухающему лесу. Под ногами шуршал мягкий настил из ржавых сосновых иголок. В ветвях посвистывал ветер. Чарльз Уоллес засунул ладонь в ладонь сестры, и это ласковое, доверительное прикосновение малыша так обрадовало ее, что она почувствовала, как тает тугой комок внутри ее. “Чарльз любит меня такой, какая я есть”, — подумала она.
— Что, в школе сегодня опять плохо? — спросил он чуть погодя.
— Да. Меня вызвал мистер Дженкинс. Расспрашивал об отце с фальшивым участием.
Чарльз Уоллес глубокомысленно кивнул:
— Я знаю.
— Откуда?
Чарльз Уоллес покачал головой.
— Не могу объяснить. Ты говоришь мне, вот и все.
— Но я никогда ничего тебе не говорю. А ты все равно знаешь.
— По тебе догадываюсь.
— А близнецы? Ты о них тоже знаешь?
— Думаю, мне это нетрудно, если бы захотел. Если бы я был им нужен. Но ведь это утомительно, поэтому я сосредоточиваюсь только на тебе и маме.
— Ты хочешь сказать, что читаешь наши мысли? Чарльз Уоллес огорчился.
— Думаю, что это не совсем так. Я будто понимаю некий язык. Если очень сосредоточусь, то понимаю, о чем ветер говорит с ветвями. Это происходит у меня непреднамеренно. Хорошее слово, правда? Не-пред-намеренно! Сегодня утром я попросил маму посмотреть его для меня в словаре. И действительно, мне пора учиться читать, хотя боюсь, мне трудно придется в школе, когда поймут, что я уже кое-что знаю. Пусть лучше думают, что я немного туповат. Тогда меня не будут ненавидеть.
Впереди залаял Фортинбрас — так он предупреждал, когда на дороге появлялся автомобиль или кто-нибудь подходил к их дому.
— Там кто-то есть, — резко сказал Чарльз. — Кто-то слоняется вокруг дома. Идем же!
И он изо всех сил бросился бежать. На краю леса стоял мальчик, а Фортинбрас яростно лаял на него. Когда они, тяжело дыша, подбежали к мальчику, тот сказал:
— Прикажи собаке отойти.
— Кто это? — спросил Чарльз у Мэг.
— Кэльвин О’Киф. Он из нашей школы, но старше меня. Хитрый жук.
— Эй, парень, я тебя не трону, — сказал мальчик Фортинбрасу.
— Сидеть, Форт, — скомандовал Чарльз Уоллес, и Фортинбрас сел, по-прежнему продолжая тихонько ворчать. — Хорошо. — Чарльз Уоллес уперся руками в бедра. — А теперь расскажи нам, что ты здесь делаешь?
— Я мог бы сам вас об этом спросить, — ответил мальчик негодующе. — Вы — дети Мюррей. И я не нахожусь в границах ваших владений.
Он попробовал отойти, но ворчанье Фортинбраса становилось все громче и громче, и мальчик остановился.
— Мэг, расскажи мне о нем, — потребовал Чарльз.
— А что я о нем знаю? Он старше меня на два класса, играет в баскетбол.
— Да, я в баскетбольной команде, потому что высокого роста.
Кэльвин был несколько обескуражен. Действительно, он был длинным и тощим — кожа да кости. Из рукавов голубого свитера торчали мосластые руки, вельветовые поношенные брюки были на три дюйма короче, чем следовало. Ярко-рыжие волосы явно нуждались в стрижке. Несколько веснушек того же цвета украшали скулы. Глаза ярко-голубые.
— Признайся, что ты здесь делаешь? — потребовал Чарльз Уоллес.
— Да кто ты такой? Малышня! Да к тому же с головой у тебя не все в порядке, так, кажется?
Мэг от ярости покраснела, но Чарльз Уоллес спокойно ответил:
— Правильно. И если хочешь, чтобы я отозвал собаку, признавайся.
— Первый раз встречаю такого странного дурачка. Я убежал из дому.
Чарльз Уоллес кивнул.
— А что у тебя за семья?
— В моей семье у всех детей сопливые носы. Всего нас одиннадцать. Я третий. Я мутант.
Чарльз Уоллес ухмыльнулся:
— Я тоже.
— Но не думай, я не мутант для бейсбола, — сказал Кэльвин.
— А я так и не думаю.
— Как в учебнике по биологии… — продолжал подозрительно Кэльвин.
— “Изменение в гене, — процитировал Чарльз Уоллес, — влечет за собой появление у потомства черт, отсутствующих у родителей, но передающихся потомству”.
— Что здесь творится? — изумленно спросил Кэльвин. — Мне сказали, что ты не умеешь говорить.
— Люди думают, что я слабоумный, и от этого чувствуют превосходство надо мной, — ответил Чарльз. — Зачем их разочаровывать? Сколько тебе лет, Кэл?
— Четырнадцать.
— Как ты учишься?
— Я отличник. Слушай, тебя кто-нибудь просил прийти сюда сегодня днем?
Чарльз Уоллес, придерживая Фортинбраса за ошейник, подозрительно посмотрел на Кэльвина.
— Что ты имеешь в виду — “просил”? Кэльвин пожал плечами.
— Ты по-прежнему мне не доверяешь?
— Я тебе доверяю, — ответил Чарльз Уоллес.
— Тогда ответь мне: зачем ты здесь?
— Форт, Мэг и я решили прогуляться. Мы часто гуляем днем.
Кэльвин засунул руки в карманы.
— Ты что-то скрываешь.
— И ты тоже, — сказал Чарльз Уоллес.
— Хорошо, старина мутант, — согласился Кэльвин. — Вот что я тебе скажу: иногда у меня появляются предчувствия. Можешь называть их побуждениями. Знаешь, что такое побуждение?
— “Влечение. Обязательство… Что-то тебя побуждает действовать”. Не очень хорошее определение, но из Оксфордского словаря.
Мэг присела на жесткую траву. Форт вырвался из рук Чарльза Уоллеса и, подбежав к Мэг, улегся рядом и положил голову ей на колени.
Теперь Кэльвин старательно говорил, обращаясь одновременно к Чарльзу Уоллесу и Мэг:
— Когда у меня появляется это чувство, побуждение, я всегда делаю то, что оно мне подсказывает. Не могу объяснить, откуда оно появляется, как я воспринимаю его, да и случается это не часто. Но я всегда подчиняюсь ему. И сегодня днем у меня появилось чувство, что я должен прийти к дому с привидениями. Вот и все, малыш. Я ничего не скрыл. Может быть, мне предназначено было встретиться здесь с тобой? Теперь твоя очередь говорить.
Чарльз Уоллес изучающе посмотрел на Кэльвина; глаза его остекленели, казалось, он что-то обдумывал. Кэльвин спокойно стоял и ждал.
Наконец Чарльз Уоллес сказал:
— Хорошо. Я тебе верю. Но не могу ничего сообщить. Я хотел бы доверять тебе еще больше, но пока не могу. Может быть, тебе лучше отправиться к нам домой и пообедать.
— Пожалуй, но… что скажет ваша мама? — спросил Кэльвин.
— Она будет в восторге. У нас замечательная мама. Она не одна из нас. Но она просто замечательная.
— А Мэг?
— У Мэг свои трудности. По-настоящему она ни то ни другое.
— Что ты имеешь в виду — не одна из нас? — спросила Мэг. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что я ни то ни другое?
— Не сейчас, Мэг. Я тебе потом все расскажу.
Он взглянул на Кэльвина и, казалось, принял неожиданное решение:
— Хорошо, возьмем его с собой к миссис Что. Она узнает, если с ним не все в порядке.
И он пустился бежать на коротких ножках к развалившемуся старому дому.
Дом с привидениями был наполовину скрыт вязами. Они стояли почти голые, земля вокруг них была усыпана сырыми листьями. Дневной свет зеленоватого оттенка зловеще отражался в слепых окнах дома. Ставня, повисшая на одной петле, глухо ударяла о стену. Другая скрипела. Мэг не удивилась — не зря поговаривали, что в доме обитают привидения.
Парадная дверь была заколочена доской. Чарльз повел их к заднему ходу. И эта дверь казалась заколоченной, но Чарльз Уоллес постучал в нее, и она широко распахнулась, поскрипывая на ржавых петлях. На вершине одного из вязов хрипло прокаркал ворон, и дятел рассыпал свою барабанную дробь. Большая серая крыса поспешила удрать за угол дома, и Мэг вскрикнула.
— Они здорово веселятся, используя всю эту декорацию, — успокаивающе заговорил Чарльз Уоллес. — Проходите. Следуйте за мной.
Кэльвин сильной рукой взял Мэг под локоть, Форт прижался к ее ноге. Она была счастлива, чувствуя их заботу; это заставило ее подавить страх. И они пошли вслед за Чарльзом в темный дом.
Они вошли в комнату, похожую на кухню. В большом очаге над веселыми языками пламени висел черный огромный котел. Почему же из трубы не шел дым? В горшке что-то булькало, и запах от варева напоминал скорее химические препараты миссис Мюррей, чем что-то съедобное. В ветхом кресле-качалке сидела пухлая маленькая женщина. Но это была не миссис Что.
“Должно быть, — решила Мэг, — одна из двух ее друзей”. На носу у женщины громоздились громадные очки, вдвое толще и вдвое больше, чем у Мэг, и она трудолюбиво вышивала что-то на простыне. Несколько простынь лежало на пыльном полу.
Чарльз Уоллес подошел к ней.
— Я считаю, что вы не должны были брать у миссис Банкомб эти простыни, не посоветовавшись со мной, — сказал он так солидно и внушительно, как только мог. — Зачем они вам нужны?
Пухлая маленькая женщина просияла лучезарной улыбкой:
— Чарли, дитя мое! “У сердца свои резоны, которые разум человека понять не в силах”. Это сказал Паскаль.