На какое-то мгновение на экране появился отец Оли, Андрей Петрович Маринич. Улыбаясь, он шел прямо на камеру с бутылкой безалкогольного шампанского. Потом сразу возник в кадре представительный мужчина, явно кавказец.
“Дорогие Оленька и Штефан! — произнес он. — Дорогие Мария Егоровна и Василий Константинович! — поклонился мужчина родителям жениха. — Дорогой Андрей Петрович! — Поклон в сторону Маринича. — Дорогие гости! У нас в Грузии говорят: когда две реки сливаются в одну, то рождается великая река. Так слились судьбы Оли и Штефана…”
— Это кто? — спросил Володарский.
Режиссер достал записную книжку, перелистал и ответил:
— Георгий Лауарсабович Берикашвили… Отец Гиви, который подарил Штефану макет.
— Ясно, — кивнул следователь.
— Между прочим, — заметил Решетовский, — Берикашвили тоже винодел…
А тот продолжал свой цветистый тост, обращаясь то к невесте, то к жениху, то к их родителям. Кончил он довольно неожиданно:
“Так прошу же наполнить бокалы вином, в котором играет солнце Грузии!”
Среди гостей снова прошел недоуменный ропот, как при заявлении Мунтяну-старшего, предложившего выпить шампанское.
“Да, — поднял руку Берикашвили, собственноручно наполнил кавказский рог, торжественно поднес его Штефану и при удивленной тишине произнес: — Я очень уважаю Василия Константиновича! За то, что он изобрел шампанское без алкоголя… Но первое безалкогольное вино сделано у нас в Грузии! Прошу, дорогие друзья, выпить его!”
В кадре появилась бутылочка емкостью 0,33 литра с красивой этикеткой, на которой по-грузински и по-русски было написано: “Гвиниса”.
Зал взорвался аплодисментами и возгласами одобрения. На экране замелькали смеющиеся лица, соединяющиеся бокалы, ряды тарелок и блюд с угощением.
“Посмотрите, — продолжал рассказывать Маяков, — столы буквально ломятся от всевозможных яств! И как красиво сервировано! Но готовили эти блюда в основном сами гости… Вот еще одна особенность свадьбы Оли и Штефана. Более того, почти все фрукты и овощи выращены руками тех, кто сидит сейчас за столом… Прекрасно, не правда ли? Помидоры так и просятся на выставку! А виноград, персики!.. Даже вот эти шампиньоны выращены в теплице! А эти грибы собрала и замариновала Олина подруга!..”
Свадьба на экране продолжалась. Девушка и парень спели шуточную песню о том, какие заботы появятся теперь у молодоженов. Потом в кадре возник долговязый молодой человек, удивительно точно изобразивший известного эстрадного артиста Хазанова и его монолог студента кулинарного техникума. Его сменил парень, прочитавший свои стихи, посвященные Оле и Штефану. Кто-то крикнул: “Горько!” Но тут же несколько голосов провозгласили: “Сладко, сладко!”
Смутившиеся жених и невеста поцеловались.
“Действительно, почему на свадьбах обычно кричат “горько”? — спросил Маяков. — По-моему, более правильно будет “сладко”… Это, кстати, тоже новая традиция, и появилась она на таких вот трезвых свадьбах…”
Посреди зала поставили стол. На нем появились электрический утюг, отвертка, раздвижной ключ.
“Не удивляйтесь, — прокомментировал ведущий, — это начались испытания будущей жены… Представьте себе, муж уехал в командировку, а в доме поломался электрический утюг. Вызывать мастера? А может, попробовать починить самой? Посмотрим, как решит эту проблему Оля…”
На экране крупным планом озабоченное лицо невесты. Она неуверенно берет в руки утюг, осматривает, дергает шнур, затем начинает разбирать. Гости весело подсказывают. Один из шаферов просит отставить подсказки. Под одобрительный гул присутствующих Оля находит поломку и устраняет ее.
“Молодец, Оля! — говорит довольный Маяков. — Если справилась с таким сложным прибором, то остальное все будет нипочем!..”
Починенным утюгом невеста гладила мужскую рубашку. Гости аплодировали.
“Экзамен выдержан! — произносит ведущий. — Жениху тоже предстоят испытания, только немного попозже… А перед этим надо подкрепиться…”
Оля и Штефан идут на свои места. Шафер берет бутылочку с безалкогольным вином “Гвиниса”, хочет налить невесте. Но она отказывается. Шафер наливает жениху, себе. А Оле — “Фанту”. После очередного тоста все выпивают.
“Внимание! — провозглашает Маяков. — Настала очередь Штефана держать экзамен!”
На столе и посреди зала — большая пластмассовая кукла. Рядом — чепчик, пеленки. Новоиспеченный муж надевает на “ребеночка” чепчик. Но никак не может справиться с завязочками. Штефан растерянно улыбается, берет пеленку. Кукла падает на пол. Раздается всеобщий смех, потому что присутствующие думают, что жених разыгрывает публику.
Штефан нагибается за куклой и тоже чуть не падает. Становится ясно, что с ним происходит что-то неладное. Но неестественно ведет себя и камера. Изображение в ней то перекашивается, то ходит из стороны в сторону.
Затем вдруг зал на экране переворачивается вверх тормашками. Видна часть потолка с плафоном дневного света.
— Упал! — вздохнул режиссер.
— Кто? — не понял следователь.
— Стасик Каштанов, — пояснил Решетовский. — Оператор… На этом съемки оборвались… И веселье, как вы понимаете, тоже… Началась паника…
Телемонитор погас. Некоторое время мы сидели молча. Первым заговорил Володарский.
— Грант Тимофеевич, — обратился он к режиссеру, — вы неотлучно находились в зале?
— Почти… Мы ведь не все снимали. Так бы пленки не хватило…
— А вы? — спросил следователь Майкова.
— Я не выходил.
— Значит, первым потерял сознание и упал оператор Каштанов? — уточнил Володарский. — Потом — отец Оли, а за ним — жених?
— Совершенно верно, — подтвердил Маяков. — Четвертым, насколько я помню, упал друг жениха… Да вы его видели в последних кадрах. Они пили со Штефаном безалкогольное вино “Гвинису”…
— По-моему, этот кадр снимал ассистент оператора, — сказал Решетовский.
— Точно, — кивнул ведущий. — Юра снимал.
— А где ассистент? — спросил следователь.
— Юра Загребальный? Уехал на “скорой”, которая повезла Каштанова в больницу, — ответил режиссер. — Он буквально боготворит Стаса.
— Вы не в курсе, Каштанов ел что-нибудь из угощения на столе? — спросил следователь.
Маяков отрицательно покачал головой: мол, не знаю. А Решетовский сказал:
— Возможно… Уж очень настойчиво приглашал его отец Оли… По-моему, они куда-то выходили вместе… Кажется, покурить… Помню, Стас сказал, что Андрей Петрович мировой мужик…
Мы поблагодарили телевизионщиков, попрощались и покинули ПТС.
— Какие у вас есть соображения? — спросил я у следователя!
— Понимаете, Захар Петрович, — ответил он задумчиво, — интересно получается… Смотрите, кто отравился: жених, оператор, Андрей Петрович Маринич и шафер… Штефан, отец Оли и шафер сидели рядом. Так?
— Ну?
— Скорее всего, они ели одно и то же блюдо… Маринич, наверное, все-таки уговорил Каштанова посидеть с ним за столом, и, как это принято, он положил оператору еду. Ту же, что ели они…
— Вы думаете, ботулизм, пищевое отравление? — спросил я.
— Да. Врачи предполагают ботулизм, — ответил Володарский.
— Чем именно отравились?
— Бог его знает! На столе были грибы, рыба, мясо и другие продукты домашнего приготовления. Копченый окорок, сало, колбаса…
— Ясно, — кивнул я, вспомнив одну из последних телепередач “Здоровья”, в которой говорилось об отравлении грибами, законсервированными в домашних условиях. — Грибы — опасная штука…
— Не только грибы, — возразил следователь. — Все, что консервируется дома, закатывается в банки, коптится, вялится… Но, заметьте, помимо этих четырех, увезли в больницу с отравлением еще двух человек. А они сидели в разных концах зала… И потом, Оля и родители Штефана находились рядом с женихом и шафером. Так почему же с ними ничего не случилось?
Я опять вспомнил телепередачу и сказал:
— Часть курицы может быть поражена ботулизмом, а остальные части не затронуты ядом… Жениху, Андрею Петровичу и другим попались отравленные куски. Оле и родителям Штефана повезло… Но какая-то еда была приготовлена на кухне ресторана?
— Верно, — кивнул Володарский. — Более того, среди отравившихся — повариха Волгина. Наверное, она пробовала пищу, которую готовила… Я распорядился опечатать кухню, а продукты послать на исследование в санэпидстанцию. Результаты анализов обещали сообщить как можно быстрее.
Мы зашли в ресторан, позвонили в третью больницу, куда увезли пострадавших. Дежурный врач сообщил, что положение пока остается серьезным. Степень отравления у доставленных в больницу разная. Особое опасение вызывает состояние Каштанова и Маринича.
Я поехал домой. Володя еще не спал. Я рассказал ему, что было мне известно. Сын пошел в свою комнату. Я тоже лег. Но спал тревожно. Под самое утро позвонил Володарский.
— Каштанов умер, — сказал он глухим голосом. — Звоню из больницы.
— Что говорят врачи?
— Еще не разговаривал с ними. Они с ног сбились. Ведь еще шесть человек! Промывание, уколы, капельницы…
— Держите меня в курсе. Я буду в прокуратуре в восемь. Звоните!
— Хорошо, Захар Петрович…
До девяти часов утра никаких сведений от Володарского не было. Вскоре он явился сам. С красными от недосыпания глазами, уставший.
— Как остальные пострадавшие? — первым делом осведомился я.
— По-разному, — ответил следователь. — Бедная Оля! — покачал он головой. — Мы с ней просидели часа два, беседовали о жизни… Она все время бегала, узнавала то про жениха, то про отца… Больно на нее смотреть… В свадебном платье, зареванная…
— И что же она вам рассказала?
— Жизнь у девушки последние годы была не очень сладкая, после смерти матери. Отец, оказывается, любитель выпить.
— А кем он работает?
— В музее. Начальник фотокинолаборатории… Как я понял, человек он способный. Энтузиаст! Это его стараниями славится наш музей… Представляете, создал фонд кинодокументов и видеофильмов! Сам ездил в Москву, пробивал в Госфильмофонде нужные для экспозиции кинокартины… Буквально недели две назад о нем была большая статья в “Вечернем Южноморске”. Не читали?