отчаяния и лезть на стену, а он только стискивал зубы, сжимал ее ладонь и уже почти не трясся, словно сумел взять предавшее его тело под контроль. Его наполненные слезами глаза рассеянно изучали лицо Пайпер, пока Ветон рисовала сигилы.
– Смотри на меня, – на выдохе произнесла Пайпер. – Слушай меня.
Она была уверена, что Третий едва сдерживает очередной крик, и потому начала рассказывать. Пайпер знала, что тот Второй мир, который он, возможно, видел, сильно изменился, но не объясняла каждую мелкую деталь. Она говорила с Третьим так, словно давно его знала, и он свободно понимал особый язык ее мира. Словно они были не сальваторами, связанными магией, а давними земными друзьями. Оказалось, что это было намного легче, чем она представляла.
Пайпер рассказывала ему о родном Портленде, его ярких домах, морозной зиме с множеством осадков. О своей не особо приветливой школе. Рассказывала, как старательно собирала ровно сотню фотографий для альбома, ставшего подарком на день рождения ее дяди, как заставляла брата помогать и как они едва не замучили соседского кота, с которым она пыталась сделать несколько снимков. Как Лео случайно разбил ее первую камеру. Как мама не выдерживала долгих прогулок по городу. Как бабушка Линда учила ее играть в бридж. Как она не стеснялась лезть в драку, если в младших классах кто-то надоедал Лео, и как потом выслушивала от учителей о своем неподобающем поведении, ловя благодарные взгляды брата. Как она клятвенно обещала покупать Эйсу его любимое мороженое за каждую книгу, которую он прочитает. Как громко пела вместе с отцом в машине. Как на спор поцеловалась с сокурсником, а потом, когда он потребовал продолжения, сломала ему нос – это произошло за две недели до того, как она узнала о существовании сигридского мира.
Пайпер болтала обо всем и ни о чем одновременно, изо всех сил сдерживая слезы, и не знала, почему так больно: из-за магии, связывавшей ее с Третьим, воспоминаний о сумасшедшем детстве с братьями или мысли, что она может не вернуться во Второй мир. Она знала, как это эгоистично, особенно сейчас, когда Третий страдал, но ничего не могла с собой поделать. Это было единственным, о чем девушка была способна думать сейчас, видя, с каким вниманием ее слушает Третий.
«О боги», – удивленно подумала Пайпер.
Третий внимательно слушал ее.
Ветон шумно выдохнула, отходя на пару шагов. Пайпер кое-как оторвала взгляд от лица Третьего – бледного, с кровью вокруг рта и на подбородке – и посмотрела на его спину. Сигилы, нарисованные целительницей, уже исчезли, но шрамы больше не кровоточили. Остались лишь синие пятна, странные символы и старые раны.
– Ракс, – презрительно фыркнула Ветон. – Вытри руки и принеси мне кувшин с водой.
Пайпер послушно встала, почти не ощутив, как рука Третьего выскользнула из ее ладоней. Ветон указала на дальний стол, на котором стоял нужный кувшин. Пайпер торопливо вытерла руки о первую попавшуюся ткань и принесла целительнице кувшин. Неизвестно откуда Ветон достала большую деревянную чашу, наполнила водой и опустила в нее чистую ткань. Не говоря ни слова, целительница отжала ее и приложила к спине Третьего. Она стирала кровь, промывала ткань в воде и продолжала. Пайпер стояла, пустым взглядом наблюдая за ней, и чувствовала себя лишней. Следовало уйти сразу, как только она привела Ветон.
– Найди красный отвар с травами.
Пайпер молча принялась искать, изредка поглядывая на Третьего. Он невидящим взором наблюдал за целительницей и не пытался ее остановить. Даже не шелохнулся, когда та стала оттирать кровь с его лица и подбородка. И после, когда целительница сумела усадить его и начала вытирать кровь с груди, Третий так ничего и не сказал.
– Возьми чашу вон там, – сказала Ветон, указав на шкаф, откуда Пайпер в самом начале достала сундучок. – Вылей красный отвар, добавь немного воды и порошка из зверобоя – он желтый, не перепутаешь, – и тщательно перемешай.
Пайпер не произнесла ни слова, молча нашла чашу и нужные ингредиенты и расположила их на сундуке у изножья кровати. Она бы ни за что не перепутала столь простые действия, но все равно мысленно повторяла их, боясь ошибиться.
– Дай мне чашу.
Пайпер послушалась. Ветон поднесла чашу к губам Третьего, рассеянно смотревшего на нее.
– Пей, – строго приказала целительница.
Собравшись с силами, Третий приоткрыл рот. Ветон помогла ему выпить отвар, провела чистым уголком ткани по лбу, стирая выступивший пот, и серьезно посмотрела на него.
– Нужен еще настой эрвы, – задумчиво пробормотала Ветон. – Дай мне его.
– Я… я не знаю, как он выглядит. Тут не подписано.
Целительница громко цокнула языком, отдала ей пустую чашу и отошла, чтобы найти отвар. Пайпер настороженно перевела глаза на Третьего. Он сидел, согнувшись, и пустым взглядом смотрел перед собой, не обращая внимания на слабо дрожащие пальцы.
– Что с ним было? – набравшись смелости, спросила Пайпер.
Ветон не ответила. Третий согнулся сильнее, упер локти в колени и запустил пальцы в волосы.
– Пей, – приказала Ветон, протягивая ему склянку с бледно-зеленым отваром.
Третий без возражений выпил и, выждав секунду, лег на живот, положив руки под подушки, и закрыл глаза. Ветон ворчала, пытаясь выдернуть из-под него испачканные одеяла. Когда Пайпер решилась помочь, целительница уже сама справилась с этой задачей. Она отшвырнула одеяла, подошла к большим окнам, по форме напоминавшим приплюснутый треугольник, и приоткрыла одну из створок.
– Когда и где это началось? – спросила Ветон, повернувшись к Пайпер.
– На крыше, когда мы пришли к небесным китам.
– Вас кто-нибудь видел?
– Нет.
– Точно?
– Точно.
– Надеюсь, что так.
Ветон опустилась на пол, спиной прислонившись к шпалере, изображавшей далекие горные вершины, и прикрыла лицо ладонью.
– Никто не должен об этом знать, – тихо произнесла она. – Ни одна живая душа.
– Почему?
– Никто не должен об этом знать, – упрямо повторила Ветон.
– А это… случалось раньше?
Пайпер покосилась на Третьего: он уже спал. Едва заметное шевеление и тихое дыхание доказывали, что он действительно спит. Изуродованная спина блестела от влаги.
– Да, и не один раз.
– Ему всегда так больно?
– Да.
Пайпер нервно сглотнула.
– Это проклятие?
– Он сам тебе расскажет. Если не пожелает вырвать язык, – усмехнувшись, добавила Ветон. – Поверь мне, Первая, он наказывал и за меньшее.
Пайпер сглотнула еще раз.
– Что за чушь ты говорила ему?
– Это не чушь, – возразила девушка, разглядывая спину Третьего. Она пялилась на него, как последняя идиотка. Но эти шрамы…
– Чушь, – не отступала Ветон.
– Но он слушал. Очень внимательно.
– Он не мог внимательно слушать. Все, о чем он может думать, когда это происходит, – только боль.
– Ты в этом уверена?
Целительница хмыкнула.
– Дорогая, неужели ты думаешь, что я не знаю, с чем работаю? Не недооценивай меня.
Пайпер сглотнула, неопределенно качнув головой. Она не понимала в полной мере, что только что произошло, но была рада, что Ветон сумела помочь Третьему.
– Это повторится? – спросила сальватор, сложив руки на груди. Они все еще слегка подрагивали.
– Не знаю. Но в ближайшие пару часов ему ничего не угрожает.
– Точно?
Ветон сощурилась, оценивающе уставившись на нее.
– Ты так переживаешь, а, Первая?
– Еще бы я не переживала. Он свалился у меня на глазах и плевался кровью.
– Великанов этим не сломить.
– Откуда мне было знать?..
– Дай я осмотрю твою царапину, – вдруг произнесла Ветон.
– Я в порядке.
– Я слышала, как Третий спрашивал о ней. Если не помогу, он мне руки оторвет.
Пайпер не нравилось, как множилось количество упоминаний о его жестокости. Она лишь дважды видела Третьего в гневе: когда он наказал Катона и совсем недавно, в городе, но эти сцены больше не пугали ее так сильно, как раньше. Магия, эта переменчивая, капризная магия, никогда не лгала и позволяла чувствовать, что для нее Третий не опасен.
– Первая, – требовательно позвала Ветон.
– Хорошо. Но быстро.
Целительница встала, быстро нашла среди своих принадлежностей маленькую стеклянную баночку и жестом велела Пайпер не дергаться, начав аккуратно наносить полупрозрачную мазь. Кожу обожгло, но Пайпер стиснула зубы, зная, что Ветон могла бы и не помогать, раз уж она сама расцарапала себя. Сейчас это казалось таким глупым и нелогичным, но, вспоминая те минуты, когда она отправилась за Ветон, Пайпер понимала, что ничего лучше придумать было нельзя.
– Тебе лучше уйти, – пробормотала целительница, сосредоточенно выравнивая слой мази на ее царапине.
– Сигилы на дверях никого не пропустят, – тихо возразила Пайпер.
– Никто не должен знать, что ты вообще была здесь.
– Почему?
– Тебе нужны лишние слухи?
– Обо мне и так говорят. Одним слухом больше, одним меньше – неважно.
Ветон с силой сжала ее лицо и посмотрела в глаза.
– Ты даже не представляешь, во что лезешь, – угрожающе спокойно произнесла женщина.
– Я не уйду, пока не буду уверена, что он в порядке.
Ветон презрительно фыркнула.
– Он бы остался, если бы что-то подобное случилось со мной, – добавила Пайпер, вдруг ощутив необходимость пояснить.
С этим Ветон спорить не стала.
Пайпер с трудом и ругательствами разлепила глаза, чувствуя, как сильно ломит спину. На ней лежало что-то теплое, а вокруг стояла тишина, прерываемая треском пламени.
Она села и, зевая, уставилась перед собой, не понимая, она ли сумела разжечь камин или ей это снится. Ворвавшись сюда вместе с Третьим, девушка не отвлекалась на интерьер других помещений, но, проскочив за Ветон, мельком видела, что в комнате, похожей на гостевую, был камин. Сейчас пламя в нем громко трещало.
Оглядевшись, Пайпер смутно представила размеры комнаты: как две спальни, если не больше. Темные ковры со сложными узорами на полу, картины и гобелены на стенах, резные полуколонны и лепнина, широкие окна, скрытые за тяжелыми портьерами, хаотично расставленная по комнате светлая мебель. Пайпер лежала на одном из диванов, напротив которого стоял низкий стол с подносом. На нем высилась дымящаяся чаша и глубокая тарелка с аккуратно нарезанными кусочками вяленого мяса, сыра, поджаренного хлеба и кубиками чего-то ярко-розового. Большое одеяло укрывало ноги Пайпер.