– Выходит, Ингмар и впрямь был прав, – пробормотал рыцарь, аккуратно закрывая дверь. – Что ж, это многое объясняет…
– Ты не говорил, что Третий не просто присматривает за ней! – прошипел Эйкен, изо всех сил сжимая поднос.
– Успокойся, парень, они же не…
– Нет! – он сунул поднос Магнусу и быстро закрыл уши. – Ничего не хочу знать!
– Все равно узнаешь, когда станешь постарше. И лучше от меня, чем от кого-нибудь другого.
Эйкен свирепо уставился на него, все еще красный от смущения.
– Ну же, Эйкен, – изо всех сил пытаясь спрятать ядовитую улыбку, произнес Магнус. – Не будь таким ребенком.
– Я не ребенок!
– Только ребенок будет так реагировать на спящих в обнимку людей.
– Я! Не! Ребенок!
Магнус на секунду прикрыл глаза. Порой он забывал, как бывает сложно с детьми, и забывал, каким проблемным сам был в тринадцатилетнем возрасте, не соглашаясь со старшими даже там, где они были правы.
– Эйкен, – мягче повторил Магнус, – ты же не влюбился, правда?
Мальчик вздрогнул, и румянец, только начавший исчезать, вновь покрыл его лицо.
– Нет, конечно, – пробубнил он, не смотря на рыцаря. – Что за глупости?
– Правда? Ты мне не врешь?
– Не вру.
– Иными словами, если я предположу, что тебе приятно общество Золотца исключительно потому, что она притягательна по природе своей и умеет завоевывать всеобщее внимание, ты согласишься со мной?
Эйкен глупо похлопал глазами, сжав кулаки.
«Элементали, пошлите мне сил», – подумал Магнус.
Он много раз сталкивался с влюбленностью. Знал, насколько это окрыляющее и одновременно разрушительное чувство, потому что не меньше полсотни раз разбил собственное сердце, убедив себя не самыми правдоподобными аргументами, что действительно влюблен. В двенадцать, когда у него сменился учитель музыки, Магнус влюбился впервые и даже ревновал наставницу к ее молодому мужу. И, разумеется, все отрицал, когда старшая горничная увидела, как он вдохновенно пишет признание в любви.
– Эйкен, – выждав еще немного, продолжил Магнус. – Поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь.
– Я не влюблен! – истерично повторил Эйкен, взмахнув руками. – Я просто… у меня в голове каша, я ничего не понимаю, а еще Сила!.. Помнишь, что нам сказала Клаудия о Джинне? Его магия как-то реагирует на Силу Пайпер, и я думаю, что… Может быть, тот сон и не был сном. Может быть, я действительно раньше слышал о Силе и даже что-то знаю, и хаос пытается мне помочь. Я просто хочу понять, что происходит!
– Хорошо, – легко согласился Магнус. Эйкен вытаращился на него и захлопал глазами, явно не ожидая подобной реакции. – Я тебе верю и обязательно помогу со всем разобраться. А пока давай перестанем ругаться на весь коридор, а то Третий выгонит нас из храма раньше времени.
Заметив, что теперь глаза мальчишки округлились от ужаса, Магнус миролюбиво уточнил:
– Он же великан с потрясающим слухом и чутьем. И он очень редко спит так, чтобы это можно было назвать настоящим сном. Уверен, он нас слышал.
Глава 22Чья душа стала пустою полостью?
– А, лорд Каслана, – натянув любезную улыбку, протянул Ингмар. – Уже вернулись? Для меня большая честь первым встретить вас.
Джинн подавил раздраженный вздох.
– Надеюсь, вы встречаете меня не из-за большой любви к моей персоне, – все же ответил маг, ведя под уздцы взмыленного жеребца к конюшням.
– Обрадую вас, но вы не в моем вкусе.
– И впрямь обрадовали. Чем обязан?
– Знаете, я был немного расстроен, когда узнал, что вы уехали. Нам же никак не удается поговорить.
– Очень жаль. Еще что-нибудь?
– Пару дней назад пришло письмо от госпожи Джокасты, в нем предупреждение принцу Фортинбрасу.
Джинн остановился, обернулся к Ингмару, непринужденно подпиравшему белокаменную стену крытого перехода из конюшен во дворец, и сощурился. Таких простецов, не одаренных в области магии, Джинн читал сразу, не прилагая усилий, лишь изредка сталкиваясь с вполне естественными защитными барьерами, наложенными магами дома Рафт. Эти барьеры встретили его и сейчас, однако сквозь них хорошо читалась искренность и открытость – Ингмар говорил правду.
Но Джинн не был намерен обсуждать это с ним. Для начала маг должен был отчитаться перед Третьим и сообщить о результатах своих поисков – точнее, о том, что никаких результатов нет. Джинн задержался в старом храме на юге на два дня, изучил каждый трактат, но ничего связанного с воскрешением мертвых не нашел. Единственное, чего он добился, – только усилившегося давления на спину и боли. Что-то давило на него, давило и давило, без остановки, с той самой минуты, как маг рассказал Третьему и Клаудии, что увидел обрывки своих воспоминаний. Казалось, будто что-то живет внутри него и пытается прорваться наружу. Джинн ничего не понимал. Магия не могла усмирить эту боль, а целительница в храме, к которой он обратился, ничем не помогла, сказав, что с ним все в порядке.
Но он был не в порядке. Неужели никто не слышал этот скрежет, с которым нечто царапало стенки его легких? Не видел, как ему больно просто стоять с прямой спиной? Не ощущал запаха крови, которую чувствовал сам Джинн?
Он должен разобраться в этом, и чем раньше, тем лучше. Но для начала нужно избавиться от общества Ингмара.
– Надолго вы у нас? – стараясь звучать вежливо, спросил Джинн.
– У вас? – Ингмар поплелся во дворец вслед за магом. – Так вы теперь причисляете себя к омагцам, лорд Каслана?
«Элементали, дайте мне сил…»
– Третий ждет меня, и я не хочу затягивать это ожидание. Если хотите поиздеваться надо мной, то сделайте это быстро.
– Я ни в коем случае не хочу издеваться над вами, клянусь своим именем. Мне лишь интересны результаты вашего визита. Не стану лезть в ваши дела и спрашивать, ради чего вы покинули празднества еще в самом начале, даже не застав довольно торопливого отбытия Третьего с его… свитой, однако подумал, что вы, возможно, что-то об этом знаете.
– Погодите-ка, – Джинн резко остановился и развернулся. – Третий не в Омаге?
– Он вас не предупреждал?
«Сукин ты сын!» – скрипнув зубами, досадливо подумал Джинн. Но тут же торопливо извинился перед Третьим и его матерью, вспомнив, что сальватор всегда знает, где и что о нем говорят.
– Но и вас, как я вижу, он не предупредил, – наконец произнес Джинн, на ходу стягивая кожаные перчатки. – Так на сколько вы к нам, напомните?
– Его Величество знает, лорд Каслана.
– Не сомневаюсь, лорд Рафт.
Это обращение жгло язык не хуже яда. Законным лордом следовало бы величать Магнуса, а не Керука или его младшего сына, но разве кого-нибудь интересует мнение сущности, не знавшей о себе ровным счетом ничего?
Ничего, кроме боли, давившей на плечи.
– Говорят, Уалтар жив.
На этот раз Джинну стало трудно дышать не из-за боли, а из-за тона Ингмара – равнодушного и испытующего одновременно.
– Об этом госпожа Джокаста и предупреждает.
– И Уалтар ищет Фортинбраса?
– Если я правильно понял, то да.
– Что ж, его ждет неудача, – усмехнулся Джинн, игнорируя боль, поднимавшуюся от поясницы к шее. – Даже Третий не может отыскать Фортинбраса.
– Уалтар стал иным.
– Многие стали иными.
– Он переродился в тварь.
Джинн вздохнул. Боль распространялась дальше, не отвечая на молчаливые молитвы оставить его в покое, будто хотела вырваться за пределы тела как можно скорее.
И вдруг – острая вспышка. Спину будто разом прорезало два лезвия. Джинн вскрикнул, повалился вперед, захлебываясь кровью и слыша, как где-то далеко вместе с яростным ветром шумит песок. А потом – только темнота.
– Просыпайся!
Ветон хлестнула Джинна мокрой тряпкой по лицу, но он не отреагировал.
– Наверное, можно и помягче, – пробормотала Риас.
– Наверное, можно не сваливаться от изнеможения во дворе и надеяться, что тебя, как принцессу, унесут на руках!
– Ему же совсем плохо.
– А то я не знаю…
Но Джинн выкарабкается, как и всегда, в этом Ветон ничуть не сомневалась. Он мог вернуться в Омагу весь израненный, едва соображавший, действовавший бездумно, но всегда выкарабкивался из смертельной ямы, в которую его настойчиво толкали темные создания и враги Третьего. Отчасти это объяснялось магией, подаренной Геирисандрой, но по-настоящему дело было в истинной сущности Джинна, которой тот не знал.
И которая очень медленно то ли уничтожала его изнутри, то ли пробуждалась и росла, ломая кости и разрывая мышцы.
– Просыпайся! – Ветон еще раз хлестнула мага по лицу тряпкой и, наконец, получила хоть какую-то реакцию.
Джинн лежал в лазарете на одной из многочисленных пустовавших кроватей на животе, раскинув руки в стороны. Риас аккуратно стирала кровь с его спины и наносила мазь. Если бы Ветон не приходилось обрабатывать спину Третьего, она бы обязательно испугалась того, что видела теперь у Джинна.
Глубоко внутри него действительно было нечто, в клочья разорвавшее спину и оставившее два вертикальных шрама на лопатках, которые Ветон не смогла убрать даже с помощью магии. Они дважды начинали кровоточить снова, и только в последний раз Риас рискнула подойти и помочь.
– Доброе утро, спящая красавица, – пробормотала Ветон, жестом отгоняя Риас. – И что это, ракс тебя подери, было?
Джинн медленно повернул голову и мутным взглядом уставился на нее.
– Ты меня слышишь? – строже спросила целительница.
Маг ответил хрипло и тихо, но на языке, которого она не знала. Это не был сигридский, ребнезарский, кэргорский или любой другой знакомый ей язык. В нем отчетливо слышался шквальный ветер, шум песка, поднимаемого ветром, прибой и жаркий воздух. И чужое присутствие – словно призрак, стоящий за спиной.
– Ты можешь говорить? – присев возле кровати так, чтобы заглянуть ему в лицо, уточнила Ветон.
– Да, – выдохнул Джинн, прикрыв глаза.
– Тогда расскажи, что случилось. Почему ты вдруг свалился? Ингмар ничего не смог объяснить, только притащил тебя к нам.