– А петь ты умеешь?
– Нет, но моя сестра умела.
– А что у тебя получалось лучше всего?
– Бой на мечах и верховая езда.
Лишь секундой позже он осознал, что назвал то, что у него получалось лучше всего сейчас. Он объездил десятки лошадей, приучив их к узде и седлу, тренировался с сотнями воинов и отточил свое мастерство; сумел найти подход к Басону и раз за разом доказывал, что Нотунг не зря подчинился ему. Но это было не тем, что он раньше умел лучше всего.
– Не скажу, что я действительно умел это лучше остальных, но… Я хорошо играю на клавишных. Рояль, пианино, клавесин. Скрипка давалась хуже, но и ее я освоил. С флейтой дела были совсем плохи…
Гвендолин очень громко и долго ругалась, если он, согласившийся сыграть аккомпанементом, сбивался с нужного ритма. Третий ничего не мог поделать: какую бы флейту он не взял, игровые отверстия всегда были маленькими и располагались слишком близко друг к другу, из-за чего он путался. Гвендолин это злило так сильно, что вплоть до пятнадцати лет она совершенно серьезно вызывала его на дуэль за оскорбление ее чести.
Третий отдал бы что угодно, чтобы вновь услышать, как она жалуется родителям, королю и королеве, что ее победили.
– Так ты у нас, оказывается, музыкант, – произнесла Пайпер.
– Я бы не сказал. В Ребнезаре каждый ребенок из благородной семьи должен был уметь музицировать.
– Почему?
– Чтобы показать разносторонность нашего образования и развлекать гостей, если того пожелают родители.
– Звучит как-то очень странно.
– В вашем мире такого нет?
Стефан ему о многом рассказывал, и Третий точно помнил, что подобные особенности воспитания были и у землян.
– Только не в обязательном порядке. Родители могут отправить ребенка обучаться музыке, танцам, прочей ерунде. Меня пару раз пытались записать на танцы, причем в разные школы. В каждой я продержалась от силы неделю.
– Разве это так трудно?
Пайпер посмотрела на него как на умалишенного.
– Не все же живые жерди с идеальным чувством равновесия.
Кто-то из гостей, мимо которых они как раз проходили, случайно услышал ее слова и громко прыснул от смеха.
– Жерди не могут быть живыми, – осторожно заметил Третий. – Это же… дерево, используемое для строительства.
Пайпер рассмеялась.
– Они ведь не могут быть живыми, да?.. – уже с меньшей уверенностью уточнил Третий.
Была ли здесь какая-то земная хитрость, которую он просто не понимает, или это очередное издевательство над ним? Не настоящее, из-за которого может пострадать физически, а подобное тому, о котором говорила Пайпер в Омаге, когда он пригласил Даяна. Будто девушка вновь развлекала себя единственным способом, который знала и который для Третьего был наиболее странным.
Здесь было что-то непонятное, крывшееся совсем рядом, но он не мог в этом разобраться. Возможно, за то время, что они не виделись, Пайпер стало намного легче, и она поняла, как справиться с волнением и нежеланием появляться в обществе такого количества людей. Может быть, Магнус объяснил, что на самом деле ничего страшного ее не ожидает.
Или же просто налил ей фейского вина. Такое уже бывало со Стеллой.
– Магнус тебе ничего не наливал? – прямо спросил Третий.
– А он мог? – приподнимая брови, уточнила Пайпер.
– Нет. Но…
– Значит, не наливал. Уверена, ему вообще было не до меня. Лучше скажи… О, нет, погоди-ка! – Пайпер замахала руками, останавливая себя на середине предложения, и сосредоточенно вслушалась в музыку, изменившую мотив. – Это для того крутого танца, о котором говорила Мелина?
– Я понятия не имею, о каком танце она говорила.
– Ладно, – разочарованно выдохнув, согласилась Пайпер. – Тогда для чего эта музыка?
– Один из традиционных танцев фей, единственный, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.
– Что за танец?
– Яха́ди.
Третий был уверен, что это название ей ничего не дало. Но девушка уверенно кивнула и сказала:
– Отлично. Пойдем танцевать.
– Что?
– Пойдем, – упрямо повторила она, сильнее потянув его за рукав. – Я устала шататься без дела.
– Просто уточню: ты приглашаешь меня на танец, – для чего-то повторил Третий, делая небольшой шаг вперед.
– Именно.
– На яхади, который не умеешь танцевать.
– Точно.
– Магнус тебе точно ничего не наливал?
Иногда фейское вино придавало храбрости настолько, что выпившие его люди начинали творить разного рода безумства. Третий не назвал бы простое приглашение на танец безумством, но это была Пайпер, и он хотел, чтобы она понимала, что делает.
Девушка повернулась к нему с таким оскорбленным выражением, что он тут же собрался забрать свои слова обратно.
– Я что, не могу захотеть просто потанцевать? – тихо и угрожающе спросила Пайпер. – В прошлый раз все вышло просто ужасно.
– В прошлый раз?
– Я танцевала с… довольно эксцентричным принцем.
Третий не сдержался и громко хмыкнул. Это было очень иронично.
– Он сказал, что вера в сальваторов слепа.
Только появившаяся улыбка мгновенно сошла с его лица.
– Сальваторы в этом не виноваты. Сигридцы могут думать, что это не так, но я знаю: мы не виноваты, что их вера оказывается слепой. Моя вера в сальваторов никогда не была слепой, – вкрадчиво добавил Третий, посчитав, что это необходимо.
– Так ты веришь в меня?
– Верю.
– И мне веришь?
– Разве я не сказал об этом только что?
– Это немного другое.
– Не понимаю, но… хорошо. Я верю тебе и верю в тебя.
Если он не будет верить в другого сальватора, то этот мир уже ничто не спасет.
– Отлично. Тогда хватит ломаться, пошли танцевать.
Третий не отследил в ее словах логической цепочки, но сдался, позволив Пайпер, под тихий смех, почему-то напоминавший злорадный, вести его вперед.
От Стефана он знал, что фейский яхади чем-то напоминает земной вальс, но распознать в них разницу не смог так же, как не смог отыскать сходств. В детстве, когда довольно строгий учитель требовал, чтобы он отточил каждое движение до совершенства, Третий падал с ног от усталости, но делал это, пытаясь быть хорошим сыном и учеником, способным справиться с чем угодно. Лишь впервые оказавшись на празднестве фей, он понял, что настоящий яхади сильно отличается от того, который он учил. И неудивительно, ведь учитель был не феей, а лишь ворчливым стариком, которому нравилось гонять детей до изнеможения.
– Все зависит от темпа музыки, – начал объяснять Третий, когда Пайпер, притащив его едва ли не в самый центр танцующих, повернулась к нему и выжидающе уставилась, сведя брови к переносице. – Больше всего феи любят быстрый темп.
– Почему?
– Раскованность. Настоящие фейские празднества безумнее, чем то, что ты видишь сейчас. Для них не существует никаких ограничений, только клятвы, исходящие от самой души. В яхади нет постоянных движений, лишь одно условие – прикосновения.
– Чего? – едва не воскликнула она возмущенным тоном.
– Руки, ноги, грудь, спина – в яхади танцующие постоянно касаются друг друга. Феи считают, что это позволяет лучше чувствовать друг друга.
Третий всегда считал это странным, ведь не понимал, как можно без остановки касаться кого-то в течение всего танца. Более-менее простым это было, когда он учился, и то лишь потому, что учитель говорил исключительно про руки. Настоящие феи были настолько ловкими и извращенными в своей изобретательности, что могли касаться друг друга везде.
– Что насчет других темпов?
– Сколько я был в Тоноаке, они всегда играют средний. Не слишком быстро, не слишком медленно, чуть больше плавности.
– И это все?
– Я же сказал: это единственный танец, где есть хоть какая-то структура, которую можно понять.
– Это не структура, а просто что-то странное.
– Для людей многое фейское кажется странным. Все еще хочешь танцевать?
Он сказал это без какого-либо злого умысла, лишь предположив, что подобное и впрямь покажется Пайпер чересчур странным, но не ожидал, что она схватит его за руки и уверенно скажет:
– Только руки. И если наступлю на ноги – извини, – продолжила девушка, кладя его правую ладонь себе на талию. – У меня плохо с чувством ритма. Но в свое оправдание скажу, что ты великан, так что потерпишь.
Третий напряженно следил, как его левая рука, поднятая правой рукой Пайпер, застывает на уровне ее плеча, и с ужасом ощутил, как пальцы правой чуть сильнее сжимают ткань ее платья. Свободная рука Пайпер легла ему на плечо.
Она совершенно точно не знала ни одного движения, но смогла сделать первое – с уверенностью в магии и сомнением на лице, почему-то вдруг покрасневшем. При этом она постоянно оглядывалась по сторонам, засматриваясь на яркие воздушные наряды фей, среди которых изредка мелькали элементы брони – некоторые из рыцарей явились на празднество в форме, – вытягивала шею, будто пыталась одним взглядом охватить весь огромный зал разом. Пайпер и впрямь не чувствовала ритма, часто сбивалась, стоило только одной музыке смешаться с другой, но Третьего это не волновало. Он достаточно скоро стал вести и позволил Пайпер не только осмотреть все и всех разом, но и не отдавить ни ему, ни кому-либо другому ноги.
Третий не танцевал очень давно и был уверен, что плохо справляется. Ему не требовалось уметь хорошо танцевать сейчас, но он хотел этого, потому что Пайпер – если он правильно понял ее выражение лица – нравилось танцевать.
Она не переставала улыбаться, вслед за ним повторяя движения, почти не имевшие логики. Смена позиций, повороты, вращения принимались ею как нечто само собой разумеющееся, и Третий просто не мог признаться, что выдумывал на ходу, не позволяя себе даже секунды на размышления. Лишь раз, когда в результате поворота она оказалась на расстоянии вытянутой руки и Третий касался ее пальцев кончиками своих, он решил, что нужно что-то придумать. Пайпер, увлеченная всем одновременно, с по-настоящему детским восторгом в глазах, могла легко сделать всего шаг назад, чтобы затеряться в толпе, но неожиданно сжала его пальцы и потянула к себе. Третий размашисто шагнул, значительно быстрее, чем должен был, и его рука вновь оказалась на ее талии. Яхади не предполагал такое прикосновение как постоянное, но по необъяснимой причине оно нравилось Третьему.