– Умница, – с такой же фальшивой улыбкой, как у нее, похвалил Магнус. – Вот тебе моя тайна: по-наивному мечтаю однажды встретить любовь всей жизни. Прекрасно понимаю, что… моя развязность этому не способствует, но не могу остановиться. Мне намного проще разрушить себя, чем пытаться спасти.
Он улыбнулся еще шире, залпом опустошил свою чашу и, не говоря больше ни слова, оставил чехол с ножом на диване и ушел. Он уже был на празднестве, показавшись в самом начале, а после с одной из фей, назначенных Мелиной, демонстративно ушел, но теперь ему было нужно уходить по-настоящему. Пайпер хотелось задержать Магнуса, лишь бы он объяснил, что означали его слова. Ей не хотелось думать о том, что все, сказанное леди Эйлау, было правдой.
Но она думала об этом, пока закрепляла чехол на правом бедре точно так, как учил Магнус, поправляла юбки и проверяла, что оружия не видно. Думала об этом, когда сначала бесцельно бродила по дворцу лишь для того, чтобы отсрочить свое появление и тем самым вызвать больше эффекта, а после все же направилась в нужную сторону. Думала об этом, отвечая на многочисленные вопросы стражи и слуг о том, не потерялась ли она. Мальчишку, любезно приставленного к ней леди Эйлау, Пайпер отпустила почти сразу же. Не хотелось учиться притворяться в присутствии кого-то.
Это не потребовало особых усилий. По большей части Пайпер убедила себя, что выпила настоящее фейское вино, пусть даже один маленький глоток, и, можно считать, получила собственное официальное разрешение вести себя странно. Это действительно оказалось просто – притвориться, что она имеет право на странности, и совершать их, не обращая внимания на косые взгляды и осуждающие шепотки за спиной.
Пусть думают, что Пайпер – лишь странная девчонка, которую почему-то избрала Лерайе. Пусть осуждают и через косвенные намеки или прямые замечания говорят, что от сальватора ожидают другого. Пайпер, может быть, ожидала, что в Диких Землях будут единороги. Пусть не только она будет разочарована.
Девушка разговаривала с гостями, пытаясь копировать их улыбки, позы, жесты, интонации, говорила много и обо всем без разбору, не задумываясь, понимает ли ее хоть кто-то. Странное поведение всегда привлекало внимание, и это было тем, что требовалось Пайпер сильнее всего.
Про танец она все выдумала. Ее не тянуло танцевать, но слова вырвались сами собой. Впрочем, их не следовало забирать хотя бы ради выражения лица Третьего, отразившего что-то между непониманием и растерянностью.
Пайпер выдумывала все, что можно, убеждая себя, что действует так храбро исключительно из-за вина, и старалась заглушить по-настоящему радостные чувства, зарождающиеся глубоко внутри. Она помнила о том, что они собирались убить Розалию, и ей становилось тошно от того, как она смеялась, пока Третий пытался успеть за ее темпом, определенно не подходившим под средний темп яхади.
Пайпер поняла, что хорошо справлялась, лишь когда стала замечать, как толпа редеет. Она не знала точно, сколько прошло времени, но предполагала, что не один час. Это было как раз тем, чего девушка пыталась добиться, но кровь, потекшая из носа Третьего, сильно напугала ее. Пайпер почувствовала сильный всполох магии лишь раз – за мгновение до того, как увидела первые синие капли, и поняла, что, времени пусть и прошло достаточно, все равно требуется больше.
Пайпер не солгала, сказав, что ей постоянно страшно, что магия успокаивается рядом с Третьим и она верит Силе. Что верит Третьему и верит в него. Словно Пайпер вновь была в храме целительниц и то мгновение, когда она поняла, что вот-вот провалится в сон, находясь в объятиях Третьего, растянулось до бесконечности.
Спокойствие, уверенность, бесстрашие – девушка почти поверила, что ощущает все это в полной мере, но потом Третий будто неосознанно сделал шаг назад. Должно быть, просто хотел немного увеличить пространство между ними. Может, наконец сумел распознать чары, которыми Пайпер облепила себя и которые скрыли ее настоящий запах страха, смешанный с вином. Или понял, что все ее действия – дешевые трюки, не достойные внимания. Но магия всколыхнулась еще раз, и Пайпер сама сделала нечто неосознанное, что длилось до сих пор.
Она целовала Третьего, держа его за руку без перчатки, и не хотела отступать. Отчасти из-за того, что боялась неподвижности Третьего, отчасти из-за того, что, оказывается, ей нравилось то, что она делала.
Но пришлось остановиться, когда спустя почти десять секунд – или это была настоящая вечность? – Третий так и не пошевелился.
– Зачем ты это сделала? – тихо спросил он.
Пайпер следовало догадаться, что этот вопрос будет первым. Клаудия же вчера рассказала о кертцзериз и о том, что Третий не разбирается в большей части того, что чувствует. Однако ощущалось это так, будто девушку спрашивали, зачем она вообще дышит.
Пайпер снова убедила себя, что ведет себя храбро из-за вина, и от этого становилось легче. Настолько, что она, почти поверив, что все это происходит с кем-то другим, смогла улыбнуться и спросить со смешком:
– Все настолько плохо?
– Зачем ты это сделала? – медленно повторил Третий.
У нее не было ответа. Пайпер могла просто потянуть его за руку, обнять, остановить магией или словом. Были тысячи вариантов, как поступить, но она выбрала тот, который казался самым безумным вначале, а сейчас – естественным.
– Я не понимаю, – продолжил он.
Следовало бы отступить. Она сделала достаточно для того, чтобы теперь Третий сам оставался здесь и не пошел к Розалии. Но Пайпер не нравилось, как на нее смотрели – слишком странно, пусто и завлекающе одновременно. Не нравилось настолько, что она, лишь бы и дальше не видеть этого взгляда, сделала шаг назад.
Не совсем удачное решение.
Свободная рука Третьего оказалась за ее спиной и не позволила отступить. Вот теперь Пайпер начала волноваться по-настоящему.
– Я не понимаю, – повторил Третий.
– Я сама не понимаю.
– Тогда зачем ты это сделала?
Потому что ей страшно. Она хочет вернуться домой, но понимает, что этого, возможно, никогда не случится. Эйлау раскрыла ей чужие тайны. Магнус признался, что ему проще разрушить себя, чем пытаться спасти. Третий страдает из-за проклятий и скверны.
– Затем, что захотела, – совсем тихо выпалила она самую идиотскую причину из всех возможных.
Третий моргнул и уставился на нее, широко раскрыв глаза. Пайпер была уверена – он до сих пор не понимает, что только что произошло, но спустя несколько напряженных секунд заметила, как лицо сальватора заливает краска.
Пайпер следила за тем, как Третий растерянным взглядом обвел ее лицо, будто пытался зацепиться за что-то конкретное, и ждала. Возможно, даже не нужно будет выдумывать еще более идиотских причин, чем та, что уже озвучена. Судя по встревоженному выражению лица и ощущению магии, застывшей в ожидании чего-то иного, Третьего не удовлетворил такой ответ.
Что ж, может быть, еще есть шанс исправить ситуацию.
Пайпер открыла рот, но Третий опередил ее, чуть сильнее надавив на спину ладонью. Девушка уже успела забыть, где находится его рука.
Она не представляла, что он может сделать, но вряд ли по-настоящему навредить ей. Он – Третий сальватор, но никак не тот предатель, которым его пытались показать. Он был великаном, изгнанным из своего рода, не помнящим собственного имени и уверенным, что Пайпер – его кертцзериз.
– Я не понимаю, что это значит, – делая паузу почти после каждого слова, произнес Третий, – но мне кажется, что я коснулся солнца.
С губ Пайпер сорвался смех. Выражение лица Третьего мгновенно изменилось, рука, лежавшая на ее спине, почти исчезла. Пайпер лишь в последний момент успела положить ладонь на предплечье Третьего, надеясь его остановить.
Может быть, ей не нужно и дальше тянуть время.
Может быть, ей необязательно притворяться храброй.
Третий, очевидно, не умел целоваться. Пайпер это не волновало. Когда он почти невесомо коснулся губами ее губ, магия вновь успокоилась, и девушка действительно поверила, что не было никакого волнения и беспокойства. Поверила, что все не так плохо, что она может целовать Третьего, вцепившись в мех на воротнике его плаща, и думать, что в этом нет ничего противоестественного. Так оно и было, наверное, вечность или даже две, пока где-то далеко играла музыка и звучали голоса гостей. Но затем губы Третьего скользнули к ее шее, и Пайпер едва не подскочила на месте от неожиданности.
Это прикосновение было приятным, нежным и теплым настолько, что напрягшиеся плечи девушки медленно опустились. В оранжерее было холодно, но Пайпер чувствовала тепло магии и губ Третьего, оказавшихся возле ее уха. Он действовал медленно, горячим дыханием опаляя кожу, правой рукой он придерживал ее за спину, а левую держал на талии, словно она могла рассыпаться от одного неправильного движения. Пайпер поверила бы в собственную хрупкость, если бы не помнила о Силе, нашедшей пристанище в ее теле. В идиотском теле, которое было готово предать ее.
Пайпер ожидала чего угодно, но только не того, что это и впрямь случится – магия вырвалась из-под контроля в тот самый момент, когда левая рука Третьего легла на ткань ее юбки с правой стороны. Достаточно близко к чехлу с кинжалом, чтобы почувствовать его.
Третий отпрянул, тяжело дыша и обреченно посмотрев на нее так, будто девушка собиралась нанести первый удар, которого он лишь чудом сумел избежать.
– Что вы сделали?..
Пайпер застыла на месте. Теперь шею, которую Третий еще секунду назад так осторожно целовал, обожгло холодом. Сначала тем, которым был наполнен воздух, а следом – от осознания, что магия не вырывалась из-под контроля. Сила лишь подпиталась тем, чем питалась всегда – чувствами. Шерая говорила, что они – основа магии.
Неужели сейчас Пайпер чувствовала слишком много?..
Третий смотрел на ее руки так, будто точно видел, что скрывалось на коже на самом деле. Он почти взял ее за запястья, но остановился, беспомощно уставившись на девушку. Пайпер знала, что можно попытаться вновь отвлечь его, но, почти не задумываясь над этим, протянула руки, позволяя Третьему оттянуть рукава и с помощью Времени сделать видимыми сигилы, точные копии которых были изображены у Клаудии, Магнуса, Стеллы, Эйкена и Эйлау.