Лорд пустился в пересказывание своих обычных историй, которые Магнус знал наизусть: о рыцарстве в Кэргоре, о младшем брате, занявшим пост правой руки Эквейса – рыцаря, ведущего остальных по воле самого Эквейса, о своих способных племянниках, с которыми Магнус – вот так жалость! – никак не мог познакомиться…
– Простите, – набравшись смелости, перебил юноша, – но зачем нам к господину Эгеону?
– Как зачем? Я хочу рекомендовать тебя в рыцари, мальчик мой. Эгеон не посмеет отклонить мою рекомендацию. Только если мы прибудем вовремя, разумеется! Ешь, скорее ешь!
Магнус помнил, что не проглотил ни кусочка. Был слишком взволнован и потрясен, чтобы есть. Его едва не трясло, пока они ехали к огромному дворцу, где их ждал Эгеон из семьи Эрнандес, отвечавший за принятие решений подобной важности.
Магнус плохо помнил, что было в тот день. Он был раздавлен Керуком и поднят на ноги лордом Эрнандесом, который порекомендовал его в рыцари. Он был растерян и не знал, что делать, и это продолжалось много недель, пока, наконец, в полной мере не осознал, что у него появилась возможность стать рыцарем.
Он ухватился за нее и делал все от него зависящее, чтобы не разочаровать господина Эрнандеса. Принял меч, изготовленный специально для него, – довольно простой, без лишних украшений, но Магнус был безумно благодарен за такое потрясающее оружие.
Смирился, когда Керук прислал ему часть наследства Мариэль, которое обманом выделил для него. Старый лорд убедил Магнуса, что лучше принять его, и он согласился. Сам не понимал точно почему, но согласился.
Он достойно держался, когда всего через три месяца лорд Эрнандес тихо умер во сне. Небольшая часть его денег, согласно завещанию, принадлежала Магнусу, остальное ушло Эгеону и его детям. С ними юноша так и не познакомился: был отправлен в пограничный город, где проторчал почти два года.
Магнус пытался стать хорошим рыцарем, но старался недостаточно.
Эгеон забыл про него, да и не обязан был помнить, если уж на то пошло. Новый капитан считал Магнуса юнцом, у которого молоко на губах еще не обсохло, и поэтому он недостоин быть рыцарем. Магнус терпел это, потому что знал: если бы не лорд Эрнандес, что-то разглядевший в нем, его бы здесь не было.
Если бы не старый лорд.
Если бы не Керук, отрекшийся от него.
Если бы не мать, любившая Керука больше жизни.
Магнус только и мог, что существовать за счет других.
Старый лорд подарил ему шанс на лучшее будущее, но Магнус каждый день разрушал себя, ведь был убежден: если его мать, прекрасная, чистая женщина, любившая его и своего жестокого мужа всем сердцем, умерла, то какое право на жизнь имеет он? Магнус позволил Керуку забрать все ее богатство, все наследие ее предков. Позволил Керуку помыкать собой, пока рос в его доме.
Магнус не понимал, что с ним не так, и ненавидел себя. Ему было намного проще разрушить себя, чем пытаться спасти. Он и разрушал. Пил, спал со всеми женщинами, которые не противились прикасаться к нему, прожигал наследство матери и старого лорда.
Несправедливо, что во Вторжении, когда Второй сальватор повел их в бой, выжил Магнус.
Несправедливо, что тело предавало его и поднимало меч, когда в Диких Землях нападали твари.
Несправедливо, что Третий сальватор увидел в нем что-то, что помогло Магнусу завоевать его доверие.
Несправедливо, что эта раксова Башня пыталась все разрушить.
Магнус отсек голову последней твари, поджидавшей на широкой каменной лестнице. Внутренне устройство Башни напоминало дворец, но изредка появлялись пейзажи и интерьеры из прошлого: дом, ставший чужим, кэргорские равнины, пограничный город, дворец, казармы. Он будто заново проживал все, что с ним произошло за двадцать семь лет в Сигриде, но вырывался из морока, напоминая себе, что только он имеет право разрушать самого себя.
И никто не имеет права пытаться разрушить тех, кто был ему дорог.
– Что ж, – произнес Магнус, утирая лицо от черной крови, – может, поговорим с глазу на глаз?
Везде, что бы его ни окружало, он видел зеркало со своим отражением, у которого были черные белки глаз. Поначалу Магнус верил этому обману, но после начал понимать, что не все так просто. Кажется, в четвертый раз, когда он смотрел, как гроб с телом матери опускают в землю, рыцарь впервые вырвался из хватки неизвестной твари. Но она нападала снова, и он снова чувствовал, как ненависть к самому себе сжирает его изнутри.
Магнус не знал, сколько это продолжалось, однако научился рассеивать морок через напоминание о саморазрушении. Он не останавливался, терзал себя вновь и вновь, пока не вырвался за пределы хаоса, воссоздававшего видения из прошлой жизни, и не сбежал. Куда – неизвестно.
Здесь все было одинаковым. Белый пол, потолок, стены, коридоры, лестницы, колонны, украшения, анфилады. За арочными окнами и балконами – тьма, жалящая, как холод, кусающая, как голодные собаки. Магнус едва не лишился левой руки, пытаясь проверить границы этой тьмы, и та любезно объяснила ему, что пробираться через нее – не выход.
Нужно было найти тварь, управляющую этой Башней. Рыцарь нисколько не сомневался, что искать нужно Карстарса. Но поймут ли это остальные? Если хаос терзал подобным образом не только его, сумеют ли остальные вырваться из его мертвой хватки?
– Э-э-эй, – протянул Магнус, приложив ладонь ко лбу и посмотрев в потолок. – Вас не учили, что гостей нужно встречать лично? Желательно с вкусным ужином и вином.
Никто не ответил.
– Даю вам последний шанс! – громче крикнул Магнус и для приличия даже выждал целую минуту, напряженно сжимая меч. – Что, отказываетесь? Хорошо, как вам угодно… Видимо, правилам гостеприимства вас не учили.
Меч, острие которого царапало мраморный пол, тянул Пайпер вниз. Во время занятий она держала тренировочные мечи и меч Магнуса и думала, что привыкла к этому чувству, но не представляла, что Нотунг окажется настолько тяжелым. Он будто не хотел, чтобы Пайпер его касалась.
«В каком-то смысле так и есть, – пояснила Лерайе. – Нотунг признает только кровь, а в тебе, увы, нет той, что ему нужна».
«Лучше скажи, где Третий».
Лерайе промолчала. Пайпер посмотрела себе под ноги, увидев испачканные в черном и красном короткие сапоги, до этого бывшие светлыми, и нервно усмехнулась.
«Давай, Пайпер. Повтори».
Пайпер вздохнула, на секунду почувствовав, что голос вот-вот сорвется в рыдания, и совсем тихо забормотала под нос:
– Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон. Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать, хотя я даже не могу определить, когда было пятнадцатое января…
«Пайпер», – осуждающе вмешалась Лерайе.
– …но на тот момент я уже была в Диких Землях. Я родилась в Портленде и всю жизнь прожила там. Поступила в колледж искусств, но защитный механизм Земли меня оттуда выпер.
«Пайпер», – нетерпеливо повторила сакри.
– Любимый цвет – синий…
«Пайпер, – Лерайе вздохнула так громко, что этот звук эхом отразился внутри головы сальватора, – ближе к делу».
– Так ведь я к этому и веду… Ладно. Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон. Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать. Я связана с Лерайе, сакрификиумом Силы, и я являюсь сальватором. Довольна, королева драмы?
«Не останавливайся».
– Меня зовут Пайпер Аманда Сандерсон…
И она понятия не имела, когда эти слова стали единственным, что удерживало ее от нервного срыва.
Мгновение назад Пайпер пыталась оттащить Третьего от Розалии, зная, что с его силой ей не сравниться, и при этом слышала, как Лерайе настойчиво требует не отступать, но теперь она где-то, где все девственно чистое и оттого пугающее. Даже кровавые следы, тянувшиеся за ней, не пугали так, как белизна вокруг.
Первое, что Пайпер увидела, разлепив глаза под яростные угрозы Лерайе, – это Нотунг. Девушка вцепилась в меч, будто в спасательный круг. Пришлось повозиться, чтобы закрепить ножны на поясе, но она все же справилась с этим и только после, буквально несколько мгновений спустя, поняла, что ей не стало спокойнее. Даже когда Нотунг, очень тяжелый, но все же сдавшийся под напором магии, направляемой Лерайе, снес голову первому демону.
Это продолжалось так долго, что Пайпер устала считать. Поначалу демонов было совсем немного, она успешно избавлялась от них то мечом, то магией, делая точно то, что говорила сакри – и не забывая кричать от ужаса, разумеется. Затем демонов становилось все больше, и она была вынуждена отступить, но не представляла куда. Пайпер выбрала первый попавшийся коридор и побежала, таща за собой протестующий Нотунг, – его протест отдавался гудением в костях и зубах, что было очень неприятно, – параллельно с этим пытаясь привести себя в чувство.
Она старалась не оглядывать себя, ведь прекрасно знала, что с ног до головы покрыта чужой кровью. Еще и своей, конечно, но ее раны Лерайе залечивала довольно быстро.
– Пятнадцатого января мне исполнилось девятнадцать…
Сакри сказала, что так ее будет сложнее сломить. Пайпер не была в этом уверена, ведь ее уже сломало. Что или кто – девушка не знала, но чувствовала себя просто ужасно.
Она не понимала, где находится. Не представляла, где все остальные. Не знала, как найти их. Не думала, что убеждения Лерайе смогут помочь. И хотела, чтобы все это закончилось.
Все в этом месте было каким-то нереальным, и происходило будто не с ней. От запаха крови, витавшего в воздухе, кружилась голова. Кожу лица саднило. Губы давно были искусаны в кровь.
В магическом трактате, который Пайпер разбирала вместе с Джинном, Стефан писал, что пустота – это тоже чувство, источник, ведущий к магии. Возможно, именно поэтому Сила и откликалась, позволяла сальватору использовать ее. Пустоты в ней было достаточно.
– Сколько мы уже здесь?
Девушка говорила тихо, почти не разлепляя губ, исключительно для того, чтобы слышать свой голос и знать, что он все еще принадлежит ей.