Может быть, оно и сейчас такое.
Если бы только Киллиан знал, что с Третьим.
Он держался долго – держался все часы собрания, не показывал усталости, незнания и страха, и только после, когда посол Элвы вышла последней, а в зале остался только Джинн, Киллиан сорвался.
Стиснув зубы, великан прорычал ругательство и со всей силы опрокинул мраморный стол, мгновенно расколовшийся на множество кусочков.
Киллиану казалось, что вместе с этим треклятым столом раскололся и он сам.
Тяжело дыша, великан рухнул на стул, всегда стоявший во главе стола, где и подобало сидеть настоящему королю, упер локти в колени и вцепился в свои жесткие черные волосы. Серебряный венок, символ власти, со звоном упал на пол и покатился в сторону. Киллиану было плевать.
Пусть все горит синим пламенем. Он слишком устал, чтобы пытаться что-то контролировать.
– И как только ты сразил оленя Инглинг?
Киллиан вскинул голову и уставился на открытые двери, ведущие на балконную площадку. Там, бесцеремонно развалившись на каменных перилах, сидел Катон, крутивший в руке начищенный до блеска кинжал.
– Жалкое зрелище, – презрительно скривившись, бросил он.
– Убирайся! – рявкнул Киллиан, подскакивая на ноги. – Убирайся, пока я не убил тебя!
– А это идея! Попробуй убить меня или хотя бы ранить. Узнаем, действительно ли моя клятва с твоим драгоценным Третьим еще в силе. Ну как? Рискнешь?
Киллиан был слишком слаб и растерян, чтобы рисковать, хотя желание свернуть Катону шею не ослабевало ни на секунду. Он заявлялся в Омагу все чаще и, казалось, делал это исключительно от скуки. Новых сведений об угрозах для них всех не было и не было Третьего, способного заставить Катона искать то, что им нужно. Вместе с Джинном Киллиан, наверное, смог бы попытаться надавить на вождя Дикой Охоты, но только не сейчас, когда король великанов пытался хоть как-то собрать себя по кусочкам, а Джинн видел и слышал то, чего не понимал.
– Ты ведь знаешь, что не создан для власти, – продолжил Катон, широко и ядовито улыбаясь. – Просто признай это и передай управление Омагой тому, с кем я смогу хотя бы говорить нормально. Ты, очевидно, только и можешь, что ломать мебель.
Киллиан мог не только это. Он мог свернуть шею или вырвать хребет голыми руками, мог отсечь голову, не моргнув и глазом, и скормить врагу его же пальцы, но сейчас это казалось таким далеким и бессмысленным. Что толку от его жестокости, которую великан всегда проявлял к тем, кто стоял на пути, если за спиной у него никого не осталось?
Розалия. Жозефина. Роланд. Алебастр. Гвендолин. Гилберт. Даже Мария, еще не успевшая стать частью рода Лайне. Теперь и…
– Изменений нет, – холодно произнес Катон, после чего, крутанув кинжал еще раз, растворился в тенях, охотно отозвавшихся на его древнюю магию.
Для Киллиана эти слова были сродни острию в сердце.
Он почувствовал, что ноги уже не могут удерживать его, и оторопело посмотрел на стоявшего поодаль Джинна. Маг держался значительно лучше и позволял себе показывать слабость лишь в моменты, когда неизвестная сила атаковывала его изнутри. В остальное время Джинн оставался собранным, серьезным, внимательным. Таким, каким и должен быть посол мира, странствующий между городами и крепостями.
После исчезновения Третьего Джинн стал самым сильным магом Диких Земель, и его присутствие и внимание требовались в нескольких местах сразу.
– Изменений нет, – тихо повторил Киллиан, скорее зная, чем слыша, какой хриплый и безжизненный у него голос. – Четыре месяца, а изменений все еще нет…
– Если бы Третий погиб, его клятва с Катоном бы перестала действовать, о чем он тут же сообщил бы, чтобы продемонстрировать свою силу, – быстро проговорил Джинн. – Еще есть надежда.
Великан знал это, но ощущал себя до того пустым и разбитым, что, не сдержавшись, заорал:
– Четыре месяца, Джинн! Башня стоит четыре месяца!
Ему не следовало срываться на Джинна, пытавшегося успеть везде и всюду и способного помочь в безопасном устранении Башни, но Киллиан не мог остановиться.
Все началось где-то через две недели после того, как Третий, согласно планам, должен был появиться в Тоноаке. Леди Эйлау прислала ласточку, в которой говорилось, что сальватор и его спутники захвачены Башней, возведенной Карстарсом. В первые секунды Киллиан решил, что это очень плохая шутка, но побледневшее лицо Джинна, находившегося рядом в тот момент, подсказало ему, что это не так.
– Я чувствовал что-то, – пробормотал Каслана тогда. – Что-то мощное, неестественное… Оно было таким же быстрым, как ветер, и я даже не понял, что…
Никто из них не понял, что это было.
Никто не понимал, как с этим бороться.
Никто не знал, жив ли Третий.
Киллиан начал срываться спустя месяц душившей его неизвестности. Весь дворец теперь ходил на цыпочках, а если кто и попадал под горячую руку, то после решал этот вопрос с Джинном или Маруном, его генералом.
Киллиан устал терять и хоронить тех, кого любил больше всего. Устал засыпать, слыша, как болезненно сжимается сердце. Устал возвращаться к могилам, пустоте в душе и отчаянию, которое ни на мгновение не оставляло его. Устал ненавидеть себя за то, что каким-то образом выжил во Вторжении, но не сумел защитить семью, которую любил всем своим колючим сердцем.
Они должны были выжить. Все они. Все из рода Лайне и из рода Дасмальто. Все великаны, которых он знал. Все люди, феи и эльфы. Почему столько сигридцев погибло, а он до сих пор жив?
Киллиан слишком устал, чтобы притворяться сильным королем.
– Почему, Джинн? – едва слышно спросил он, подняв на него пустые глаза. – Почему они все погибли? Почему я не смог защитить хотя бы его?
– Есть еще надежда, – так же тихо ответил Джинн. – Третий сильный, справится.
– Он еще ребенок, – возразил великан, смутно осознавая, что это не так. Однако Третий всегда будет ребенком для него. – Я должен был защитить его, но я…
Он не справился. Киллиан до невозможности любил своих племянников и не сумел защитить последнего.
– Оставь меня.
Не сказав ни слова, Джинн ушел.
Джинн Каслана умел импровизировать. Это было его особым талантом, дарованным, должно быть, самими звездами.
Но в последнее время этот талант никак не помогал ему.
– Больно? – спросила Ветон, слегка надавив на спину.
– Нет, – глухо ответил Джинн, даже не пытаясь разговаривать чуть более любезно.
У него не было сил на дежурные улыбки и фразы, которыми они всегда обменивались, когда у мага случался очередной приступ. Они называли это «приступами» лишь потому, что не знали, как иначе объяснить беспорядочные попытки тела Джинна истерзать себя.
Ему необязательно было уставать или попадать под удар врага, чтобы нечто, скребущееся внутри, начинало рваться наружу. Два шрама на лопатках, появления которых маг не понимал, могли начать кровоточить в любое время. Иногда это начиналось в присутствии Ветон, но чаще всего в моменты, когда он был один. Пару раз происходило и в пути – тогда Джинн пил отвары, которые целительница приготовила специально для него, и надеялся, что доживет до возвращения в Омагу. Если не ради себя, то ради Киллиана, Анселя, Маруна и тех, кого сильнее всего коснулось исчезновение Третьего.
Строго говоря, это не было исчезновением. Леди Эйлау исправно следила за состоянием Башни, фактически поселилась рядом с ней, и потому точно знала, что Третий, Первая, Клаудия, Магнус, Стелла и Эйкен еще внутри. Но ни она, ни кто-либо другой не знал, как помочь им. В Диких Землях было лишь два человека, которым удалось выйти из Башни живыми, и сейчас они оба были заперты в точно такой же.
Джинн не знал, есть ли у них шанс, и боялся даже думать об этом. В последнее время приступы случались чаще, и в его комнатах Ветон проводила больше времени, чем у целителей.
– Как Киллиан? – спросила целительница будто скучающе, но Джинн знал, что на самом деле она волнуется.
– Сегодня сломал стол.
– О! Стол. Ну, главное – что никто не пострадал.
– До этого не так далеко, как ты думаешь. Ему становится хуже.
– И что же ты тогда тут делаешь? – довольно резко спросила Ветон, зная, что начинает давить на правильное место. – Почему не ищешь, как вытащить их из Башни?
На самом деле Джинн искал способы. Все четыре месяца, без остановки. Он прибыл в Тоноак сразу же, как смог, едва сумев убедить Киллиана в том, что тот должен остаться в Омаге. Он проводил в Твердыне Кродоу дни и ночи напролет, игнорируя нечто, прорывавшееся наружу, и переводя все тексты, которые удалось найти. Он был в Элве и вместе с Джокастой и магами, верными ей, искал ответ среди многочисленных эльфийских хранилищ. Побывал в каждой крепости, в каждом храме и вскоре собирался отправить доверенных людей искать ответы в Артизаре. Как бы Джинн не хотел заняться этим сам, ему не следовало покидать западных земель – путь в Артизар неблизкий, и неизвестно было, не потребуется ли его помощь здесь.
– Ты закончила? – спросил маг, так и не ответив на ее вопрос.
– Закончила, – фыркнула Ветон.
– Отлично. Ты не могла бы дать мне рубашку? Она где-то там, на стуле.
– Элементали… – со вздохом произнесла Ветон, оглядываясь. – Тебе нужно прибраться.
– Как только так сразу.
Джинн хотел встать, но тело казалось до того тяжелым, что маг был не в силах пошевелиться и остался лежать, раскинув руки в разные стороны. Хорошо хоть в свое время он догадался выбить себе комнаты с такой огромной кроватью – при желании тут без проблем могли уместиться даже три человека. В последнее время сон для Джинна стал слишком драгоценной вещью, чтобы он пренебрегал даже такими небольшими моментами.
Но Ветон бросила на его спину, отмытую от крови и уже не доставлявшую столько боли, рубашку, и Джинну пришлось пошевелиться. Он мог позволить себе пару минут отдыха, но после того, как Киллиан сорвался, это казалось неправильным.
Они оба знали, что Джинн не виноват в том, что пытается поддерживать надежду, но именно эта надежда и отравляла короля. Ему нужно было знать, что Третий жив, иначе – маг не сомневался – он просто сошел бы с ума.