Итак, мы в долине Реки, но неизвестно, каким образом и зачем мы здесь оказались. Впрочем, как и на Земле.
Правда, существуют люди, утверждающие, что они-де об этом знают из первых рук. Прежде всего, это миссионеры Церкви Второго Шанса, сотни сект различных реформаторов христианства, мусульманства, иудаизма, буддизма, индуизма и Бог знает, чего еще. Бывшие таоисты и конфуцианцы полностью принимают здешнюю жизнь — она лучше их прежней. Тотемисты утратили множество связей с миром — ведь в долине Реки нет животных, — но дух и смысл тотема сохранился. Однако многие из них осознали примитивность собственных верований и примкнули к более «возвышенным» религиям.
Среди нас оказался суфи — Нур эль-Музафир. После воскрешения он был ошеломлен Миром Реки, но предпочел не переделывать себя, а сохранить привычный образ мыслей. Он утверждает, что, где бы ни возник новый мир, люди всегда сохранят в нем свою извечную тягу к добру. Зачем же тогда волноваться и суетиться?
«К чему нам знать, Кто и Как создал этот мир; следует лишь понять — Зачем!» — говорит Нур. В этом он близок Церкви Второго Шанса.
Я полагаю, что мне пора заканчивать свои писания, а потому — адье, адиос, амен, салам, шалом и со-лонг.
Прими в недрах неведомого мои дружеские наставления. Питер Джайрус Фригейт.
P.S. Боюсь, что в полном виде свою писанину не отошлю: часть подвергну цензуре и пущу в обиход как туалетную бумагу.
41
По ширине Река в среднем достигала полутора миль. Местами она сужалась, пробиваясь в узком ущелье между отвесными горами, местами разливалась широким озером. Глубина ее доходила до тысячи футов.
Кое-где у берегов она зацвела. Вначале на поверхности, потом все глубже и глубже, до самого дна. Корни спутались и переплелись в плотную массу, не поддающуюся даже ножу.
Полчища рыб кормятся в этих джунглях. Прожорливые породы обитают в верхних слоях, залитых лучами солнца. Другие заполняют средние уровни. В глубине суетятся, ползают, вьются загадочные, таинственные существа. Они питаются полуразложившимися, похожими на цветы корневищами и отбросами, что падают с верхних этажей. Однако в водах Реки живут и иные создания, большие и малые, которые непрерывно снуют вверх и вниз с разинутыми пастями в поисках пищи.
Самое огромное из них (больше земного голубого кита) — плотоядное чудище, которое здесь прозвали речным драконом. Он без труда выдерживает любое давление и плавает и в глубине, и в мелких водах.
Другая крупная тварь — амфибия величиной с приличного сома. Ее называют по-разному, чаще — «ворчуном». Это на удивление медлительная тварь, главный санитар Реки, поедающая, как свинья, все без разбора; главная ее пища — человеческие фекалии.
Часто на берегу в густом тумане люди приходили в ужас, споткнувшись о склизкую рыбину с огромными выпученными глазами, роющуюся в требухе и человеческих испражнениях. Подстать ее отвратительному виду и мерзкие, похожие на карканье звуки, которые она издает.
В тот день 25 года п.в. одна из подобных вонючих тварей подплыла близко к берегу, где течение слабее, чем на середине. Ее плавники-лапы еле двигались. Нос нацелился на мертвую рыбью тушку, покачивающуюся у самой травы. Ворчун разинул пасть, ожидая, когда рыбу прибьет поближе. Вместе с ней в пасть попал и другой предмет, плывущий следом. Рыбка проскользнула легко, но та, другая добыча на минуту застряла в глотке и лишь с большим усилием была проглочена.
Пять лет плыл по течению водонепроницаемый бамбуковый футляр с письмом Фригейта Роригу. И пятью днями раньше он миновал берег, где жил долгожданный адресат. Но в тот момент Рориг сидел у себя в хижине, среди каменных и деревянных фигурок, изготовленных им для обмена на вино и сигареты. То ли по случайному совпадению, то ли в силу каких-то психических законов, но между отправителем и адресатом протянулась тонкая связующая нить, — этим утром Рориг вспоминал о Фригейте, вернувшись памятью к 1950 году. Он был студентом-выпускником, существующим за счет государственных льгот для демобилизованных и заработка жены.
В тот теплый майский день он сидел в крошечной комнатке лицом к лицу с тремя профессорами. Пришел миг расплаты. После пяти лет напряженного труда он, наконец, сможет получить — или потерять — звание магистра гуманитарных наук в области английской литературы. При удачном раскладе он выйдет в мир преподавателем колледжа; если провалится — ему предстоит корпеть еще полгода и вторично рискнуть на защиту.
Сейчас он являлся мишенью для трех инквизиторов, обстреливающих его залпами нескончаемых вопросов. Боб переносил атаки спокойно; вряд ли его тема — валлийская поэзия — хорошо знакома преподавателям. Но среди них была Элла Разерфорд, интересная сорокашестилетняя дама с ранней сединой, затаившая на него злобу. Несколько лет назад они были любовниками и дважды в неделю встречались у нее дома. Однажды вечером между ними разгорелся нелепый и яростный спор о поэтическом даре Байрона. Рориг равнодушно относился к творчеству великого барда, но восхищался его человеческими качествами и считал, что подобной судьбе может завидовать любой поэт. Элла вела себя довольно едко; он разбушевался, наговорил ей гадостей и заявил, что больше не желает с ней встречаться.
Элла была уверена, что он вступил в связь с ней ради высокой отметки по ее курсу и сейчас использовал спор как повод для разрыва. Но она ошибалась. Рориг искренне привязался к стареющей женщине. Правда, вскоре она утомила его излишними любовными притязаниями; он больше не мог одновременно выполнять обязательства перед ней, своей женой, двумя сокурсницами, двумя женами своих друзей и привратницей дома, где он жил. С пятью он бы справился, но с семью — нет, ему не по силам. Рориг терял время, энергию и сперму, проваливаясь в сон во время занятий. Поэтому он решительно порвал с «миссис профессор», с одной из сокурсниц (прошел слух, что она больна триппером) и женой друга (сплошная похоть).
Зло сощурив глаза, миссис Разерфорд произнесла:
— Ну, что же, пока вы хорошо отбивались, мистер Рориг. Пока!
Она сделала паузу. Рориг замер, что-то сдавило в желудке, пот заструился по лицу и спине. Ему представилось, что Элла опять хочет овладеть им, но каким-то чудовищным и унизительным способом.
Доктор Дьюрхем и доктор Парр с интересом уставились на них. Ситуация становилась занятной. Их коллега тигром бросалась на привязанного к креслу ягненка. Сейчас ударит молния, а незадачливый кандидат, похоже, не позаботился о заземлении.
Рориг стиснул ручки кресла. Пот струился по лбу, рубашка у подмышек взмокла. Черт, что происходит?
— Мне кажется, — вновь начала Разерфорд, — вы хорошо знаете свою тему и проявили достаточные познания в малоизученной области поэзии. Мы гордимся вами, Рориг. Видимо, наши усилия — по крайней мере на лекциях — не пропали даром.
Эта вероломная сучка намекала, что зря потратила на него время вне занятий. Но она нанесла лишь предупредительный удар, способный ранить, но не убить, и теперь готовилась разобраться с ним до конца. Что за пытка! Может быть, кафедра все-таки за него проголосует, и он проскочит?
— А теперь… скажите мне, — она опять помолчала, — ответьте только на один вопрос, мистер Рориг: где находится Уэльс?
В нем что-то оборвалось и провалилось в желудок. Сжав пальцами подбородок, Рориг выругался:
— Матерь Божья! Ну и влип! Вот дерьмо-то!
Доктор Парр, настоятель женской общины, побелел от ужаса. Впервые в жизни он услышал подобную мерзость! Доктор Дьюрхем, обливавшийся слезами при чтении стихов студентам, был близок к обмороку. А доктор Разерфорд, вызвавшая гром среди ясного неба, безмятежно улыбалась — без всяких следов сочувствия к своей жертве.
Рориг взял себя в руки. Нет, он не унизится и отступит с поднятыми знаменами, под звуки оркестра, играющего «С нами Бог». Вскинув голову, он ясно улыбнулся.
— Не знаю, как вам удалось, но вы меня добили! Ладно, я никогда не утверждал, что являюсь знатоком географии. Так что меня ждет?
Вердикт: не защитил. Приговор: шесть месяцев работы над другой темой и новая инквизиция в конце срока.
Когда позже в вестибюле они остались вдвоем с Эллой, она мило улыбнулась:
— Я-то полагала, что вы учили географию, Рориг. Так вот, Уэльс — это возле Англии. Сомневаюсь только, что вам это поможет. Вы потеряли свой шанс, хотя вам его преподнесли на блюдечке.
В стороне маялся в ожидании его друг — Пит Фригейт. Он также принадлежал к группе старших студентов, прозванных «бородачами». Все они учились в колледже после демобилизации и, вместе с женами и подругами, вели весьма богемный образ жизни, став предтечами будущих битников и хиппи. Сейчас Пит пристально смотрел на приближающегося к нему Рорига.
У злосчастного соискателя глаза были полны слез, но он широко улыбался и, подойдя ближе, разразился истерическим смехом.
— Пит, ты ни за что не поверишь!
Конечно, трудно было поверить, что, после шести лет обучения в колледже, можно не знать, где находится Уэльс. Фригейт тоже смеялся взахлеб.
— Нет, — кричал Рориг, — как эта старая лиса умудрилась нащупать мое уязвимое место?
— Не знаю, — смеялся Пит, — но она молодец! Послушай, Боб, не переживай. Я знаю выдающегося хирурга, который никак не мог вспомнить: то ли солнце кружит вокруг Земли, то ли — Земля вокруг солнца. Он заявил, что когда ему приходится копаться в человеческих внутренностях, это не важно. Однако, скажу тебе, если профилирующий предмет — английская литература, то следовало бы знать кое-что и об Англии… о-о-о… ха-ха-ха!
Рориг встретился с Питом в одном из своих странных снов, рожденных фантазией неведомых сценаристов. Он блуждал в тумане, преследуя великолепную бабочку. Ее непременно надо было поймать — другой такой Рориг не встречал. На крылышках у нее перемежались голубые и золотистые полоски, торчали пурпурные усики, глаза горели изумрудным блеском. Не иначе, как предводитель гномов вылепил ее в своей пещере Черногорья, а волшебник из страны Оз окропил живой водой.