— Прыгайте, Сэм! Прыгайте!!!
Но они не могли прыгать. Им еще нужно было пробиться на нижнюю машинную палубу, а затем на главную.
Джо повернулся и уже бежал к людям, стреляющим из-за дальних кают на навесной палубе, сжимая в руке свой большущий топор. Пули свистели вокруг него, оставляя тонкий дымный след, но он был слишком далеко, чтобы они могли в него попасть. Кроме того, он надеялся на свой устрашающий вид и отвагу, о чем противник отлично знал, и это всегда вызывало панику.
Так они очутились возле кожуха гребного колеса. Это было в 10 футах от края навесной палубы, и если бы они встали на перила и прыгнули, то могли бы схватиться за большие железные кольца, через которые продевали канаты, когда кожух с помощью крана опускали на колесо.
Они прыгнули один за другим, пока вокруг свистели пули, и схватились за кольца. Тела их гулко ударились о металлический кожух. Они подтянулись и взобрались на кожух, перелезли через него и прыгнули. Вода была в 30 футах внизу. В другой ситуации Сэм бы дважды подумал перед прыжком, но сейчас, зажав нос, он, не размышляя, прыгнул в воду.
Когда Клеменс вынырнул, то увидел, что Джо тоже спрыгнул, но не с кожуха колеса, а с главной палубы. Ему удалось прорваться по трапу вниз, разбрасывая на своем пути пигмеев, пытавшихся помешать ему. Все его тело было в крови. Он прыгнул в воду под пулями и градом стрел, летевших ему в спину.
Сэм снова нырнул, так как застрекотало несколько паровых пулеметов и вокруг него вода закипела фонтанчиками от пуль семьдесят пятого калибра.
Примерно через две минуты корабль стал разворачиваться. Джон, должно быть, обнаружил, что его главный противник бежал. Однако к этому времени Сэм был уже на берегу и бежал что есть мочи, хотя ему казалось, что его ноги вот-вот подкосятся и он рухнет наземь. Стрельба больше не возобновлялась.
Вероятно, Джон решил не убивать его. Он хотел причинить Сэму как можно больше страданий. А самые большие страдания, вне всякого сомнения, принесет Клеменсу сознание своего поражения.
Из мегафона загремел голос Джона:
— Прощайте, Сэмюель! Вы — идиот! Спасибо за то, что построили для меня Судно! Я переименую его, дав название, которое меня больше устроит! Теперь я пожну плоды ваших трудов! Вспоминайте обо мне как можно чаще, мой друг! Прощайте!
Усиленный мегафоном голос англичанина, казалось, разрывал уши Сэма.
Он вышел из своего убежища в первой же попавшейся хижине и взобрался на стену у самой воды. Корабль остановился и перекинул прикрепленные тросами сходни на берег, чтобы дать возможность взойти на борт предателям. Внизу, у подножья стены, раздался чей-то голос. Он посмотрел вниз и увидел Джо. Его рыжие волосы были темными от воды, кроме тех мест, где у него сочилась кровь.
— Лотар, Файрбрашш, Ширано и Джонштон тоже живы, Шэм! — кричал он. — Как ты шебя чувштвуешь?
— Если бы это хоть чуть-чуть помогло, я бы убил себя! Но эта планета — сущий ад, Джо, истинный ад! Здесь нельзя даже как следует покончить с собой! На следующее утро ты снова просыпаешься, и все твои неприятности продолжают торчать у тебя поперек горла.
— Что же мы теперь будем делать, Шэм?
Клеменс долго не отвечал. Теперь не только он, но и Сирано тоже потерял Ливи. Сейчас, не видя ее, он мог переносить мысль о том, что потерял ее. Позже придет раскаяние за это злорадство над потерей Сирано.
Но не теперь. Сейчас он был слишком потрясен. Потеря судна была для него еще большим потрясением, чем зрелище убийства Ливи!
После всех этих лет тяжелой работы, печалей, хитроумных интриг…
Вынести все это было невозможно.
Джо был глубоко опечален видом плачущего Сэма, но он сидел терпеливо, пока не увидел, что слезы на щеках его друга стали высыхать. Только тогда он подал голос:
— Шэм, мы начнем делать еще одно Судно?
Сэм поднялся на ноги. Электромеханическая машина его легендарного речного Судна подняла сходни, раздались протяжные гудки и звон судового колокола. Как хохочет сейчас Джон! О Боже! Возможно, он даже следит за Сэмом в подзорную трубу.
Клеменс помахал кулаком, надеясь, что Джон видит его.
— Я еще доберусь до тебя, предатель Джон! — взвыл он в ярости. — Я построю другое судно и изловлю тебя! Независимо от того, сколько препятствий будет у меня на пути! Я догоню тебя и уничтожу украденное тобой судно. Я смету его с поверхности этой Реки! Никто, слышишь ты, никто, абсолютно никто, ни Незнакомец, ни Дьявол, ни Бог, несмотря на все их могущество, не сможет остановить меня!
Когда-нибудь, Джон! Когда-нибудь!
Филип Хосе ФармерТемные замыслы
1
Сны окутали Мир Реки.
Сон, Пандора ночи, здесь был щедрее, чем на Земле. Там сегодня он был одним у вас, другим — у вашего соседа. Завтра же соседский сон переходил в ваш дом, а ваш — в соседский. Но здесь, на бескрайних равнинах нескончаемых берегов Реки, он каждого наделял грудой сокровищ, выплескивая все свои дары: кошмары и наслаждения, воспоминания и надежды, тайны и откровения.
Миллиарды людей ворочались, бормотали, стенали, вздыхали, смеялись, вскрикивали и на пороге пробуждения вновь проваливались во тьму беспамятства. Все преграды подсознания падали перед мощными силами, что-то уносилось прочь и зачастую никогда не возвращалось. Оставались лишь фантомы; но и те исчезали с рассветом. Здесь сны повторялись чаще, чем на родной планете. Содержатели ночного Театра Абсурда снова и снова ставили все те же комедии и драмы — и, хотя авторство пьес им не принадлежало, они самовластно распоряжались и репертуаром, и зрителями. Публика не могла освистать или одарить аплодисментами спектакль, забросать сцену яйцами и гнилой капустой, с шумом покинуть зал или продремать весь вечер.
Среди полоненных зрителей был и Ричард Фрэнсис Бартон.
2
Клубившийся серый туман вдруг замер и повернул вспять. Бартон стоял на возвышении, напоминавшем ступеньку елизаветинского трона. Над ним, плавая в тумане, в расположенных полукругом креслах сидели двенадцать человек — и еще один, напротив, лицом к остальным. Это был он сам — Ричард Бартон.
Поодаль, в облаках, парил силуэт четырнадцатого. Он был виден лишь Бартону — темная мрачная фигура, издававшая странные бессмысленные звуки. Нечто подобное уже случалось прежде: однажды — в действительности, и множество раз — в снах. Правда, кто мог знать, где явь, а где — наваждение? Перед двенадцатью, называвшими себя этиками, сидел человек, умиравший семьсот семьдесят семь раз.
Шестеро мужчин, шестеро женщин. Почти все, за исключением одной пары, были темнокожими или смуглыми. У двух мужчин и женщины — едва заметная складка эпикантуса на веках. Если эти существа происходили с Земли, их родиной, скорее всего, была Евразия.
Только двоих из двенадцати называли по именам в течение допроса — Логу и Танабара. Ни в одном из известных Бартону языков — а он знал их около сотни — не существовало имен, звучавших подобным образом. Правда, со временем языки меняются, а этот, возможно, принадлежал пятьдесят второму веку нашей эры. Один из агентов, Спрюс, утверждал, что он — выходец из той эпохи. Впрочем, ему тогда грозили пыткой, и он мог солгать.
Одним из светлокожих был Лога. Он не подымался с кресла (как раньше, так и теперь), поэтому Бартон не мог судить о его росте, однако тело этика казалось мускулистым и плотным. На его плечи падали рыжие волосы — ярко-рыжие, как лисья шкура. Черты лица казались резкими, словно вырубленными из камня — выступающий вперед подбородок с глубокой ямкой, массивные челюсти, крупный орлиный нос, толстые губы. Глаза были темно-зелеными.
Другой светлокожий человек, Танабар, по всей видимости являлся их предводителем. Сложением и обличьем он так напоминал Логу, что два этика казались братьями. У него были темно-каштановые волосы, один глаз горел странным светом — зелень с примесью янтарной желтизны.
Когда Танабар впервые обратил к Бартону другую половину лица, тот вздрогнул. Во второй глазнице сверкал сотнями фасеток драгоценный камень — чудовищный зрачок насекомого, напоминавший огромный бриллиант. Это искусственное око, нацеленное на Бартона, внушало ему какую-то смутную тревогу; возможно, оно воспринимало то, что недоступно живому глазу?
Только трое из двенадцати говорили с ним: Лога, Танабар и стройная, полногрудая блондинка с большими голубыми глазами. По тому, как женщина обращалась к Логе, Бартон заключил, что они — супруги.
Над головой каждого из сидящих, в том числе — и двойника Бартона, висели туманные сферы. Они вращались, непрерывно меняя цвет и время от времени, пронизывая пространство иглами лучей — зеленых, голубых, черных и белых. Иногда лучи исчезали, потом появлялись вновь.
Бартон пытался установить связь между вращением сфер, сменой лучей и поведением трех этиков, а также своего второго «я» — с различием внешности, со смыслом произносимых слов, их эмоциональностью. Однако пока ему не удалось обнаружить никакой зависимости.
Правда, в том, давнем, эпизоде он не видел собственной ауры. Другим было и направление разговора, будто Создатель Снов переписал старый сценарий.
Лога, человек с рыжими волосами, произнес:
— Наши агенты давно разыскивали вас. К сожалению, их слишком мало — ведь на берегах Реки проживает тридцать шесть миллиардов шесть миллионов девять тысяч шестьсот тридцать семь кандидатов.
— Кандидатов — на что? — спросил Бартон со своего возвышения.
В предыдущей встрече он не пытался проникнуть в эту тайну.
— Это известно лишь нам; вы же попытайтесь разгадать, — ответил Лога, сверкнув белыми зубами, и продолжал: — Нам не приходило в голову, что вы попытаетесь ускользнуть, раз за разом совершая самоубийство. Так тянулось годами. У нас хватало других забот, поэтому пришлось снять всех агентов с дела Бартона, как мы его называли — кроме немногих, ожидавших у истока и в устье Реки. Каким-то образом вам удалось узнать о Башне на полюсе. Позднее мы с этим разберемся…