В этой морали награды и наказания свыше, очевидно, нет ничего гуманного и миролюбивого. И она была, конечно, большим регрессом по сравнению с моралью самопомощи. Мораль награды и наказания свыше широко представлена в сагах о епископах, нередко и в сагах о королях. В сагах об исландцах она почти совсем не представлена. Это, конечно, объясняется тем, что, хотя христианство и было принято в Исландии еще на рубеже X и XI вв., христианский бог в силу отсутствия в Исландии государственных институтов не мог пользоваться там таким авторитетом, каким он пользовался, например, в Норвегии, где его культ насаждался самим королем. Ведь изменение того, во что люди верили, не означало изменения того, как люди верили: вера в бога была для людей того времени не столько верой в его существование (по-видимому, в представлении людей того времени языческие боги существовали наряду с христианским богом), сколько верой в его силу.
Все же христианская вера в чудеса представлена кое-где и в сагах об исландцах. Может показаться, что переход от осуждавшейся христианством веры в колдовство — а она очень широко представлена в сагах об исландцах к христианской вере в чудеса тоже был изменением только того, во что верили, а не того, как верили. Однако это не так[33].
В рассказах о колдовстве, обильно представленных в сагах об исландцах, часто не происходит ничего такого, что не могло бы произойти в действительности. Так, например, в Саге о Кормаке рассказывается, что Кормак поразил копьем кита, и тот потонул, но людям показалось, что у кита были глаза как у старухи Торвейг, а о ней было известно, что она колдунья и, следовательно, могла обратиться в кита, и действительно тогда же Торвейг тяжело заболела и умерла. В Саге о людях из Озерной Долины рассказывается, что один пастух видел, как Гроа, слывшая колдуньей, вышла из своего дома, обошла вокруг него против солнца, посмотрела на соседнюю гору, махнула узелком, в котором было ее золото, сказала: Пусть произойдет то, что подготовлено, вошла в дом и закрыла за собой дверь. Обвал, который вскоре после этого засыпал дом вместе со всеми, кто в нем был, в том числе и колдуньей, рассматривается в саге как вызванный ее действиями. Вполне реальные факты — непогода, болезнь, смерть, кораблекрушение, падеж скота, обвал, любовная неудача и тому подобное — в сагах об исландцах нередко рассматриваются как результат колдовства. В древнеисландском языке есть даже специальные слова, обозначающие непогоду и болезнь, вызванные колдовством (gerningaveðr и gerningasótt). Но сплошь и рядом ничего фантастичного в результате действий колдунов и колдуний в сагах об исландцах, в сущности, не происходит. Таким образом, вера в колдовство не мешала объективно правильному восприятию самих фактов действительности и проявлялась только в фантастичных объяснениях причинных связей между этими фактами. Но ведь возможно, что и многое из того, что в наше время кажется правильным объяснением причинных связей, покажется будущим поколениям таким же фантастичпым. Между тем вера в чудеса, которую насаждала церковь, сплошь и рядом подразумевала фантастичное представление о самих фактах действительности: в христианских чудесах слепой вдруг прозревает, калека мгновенно исцеляется от своего увечья, рана исчезает бесследно, кости вдруг превращаются в хрящи, труп распространяет дивный аромат, и даже оживает умерший, т. е. происходит то, что не могло произойти в действительности.
Но не менее существенное отличие колдовства от христианских чудес заключается в том, что колдовство подразумевало знания, искусство, технику, подчас довольно сложную. Надо было произнести определенные слова, спеть что-то каким-то особенным способом, уметь пользоваться рунами, уметь сделать определенные движения руками или специальным предметом — магическим посохом, платком и т. п., совершить определенное жертвоприношение, построить специальное сооружение, соблюсти определенные, иногда очень трудные условия. Не случайно ученые люди в народной традиции часто слывут колдунами, как, например, Сэмунд Мудрый в исландской народной традиции. Для своего времени колдовство было аналогом современного научного эксперимента. Колдовская техника кажется современному человеку фантастичной. Но ведь и в технике научного эксперимента нередок элемент фантазии. В этом смысле и научный эксперимент (да простят автору ученые-экспериментаторы!) часто своего рода колдовство. Между тем, как следует из рассказов о христианских чудесах в сагах, для того чтобы вызвать чудо, не надо было никакого искусства, никаких знаний, никакой техники. Надо было только поклониться богу или какому-нибудь его представителю на земле — святому и т. п. Христианское чудо было только наградой за рабское поклонение или наказанием за отказ от такого поклонения.
Может ли время быть прочным и что такое смерть?
Здесь действительно нет речи о прошедшем и настоящем в том же безусловном смысле, в каком их понимаем мы, которые всегда движемся с лицами, погребенными в темном облаке, и ощущением холодка на затылке. Время расстилалось во все стороны вокруг людей того времени
Страсть к путешествиям все больше овладевает человечеством. Все больше потребностью человека становится путешествовать, и при том не только в пространстве, но и во времени. Раньше, обращаясь к прошлому, человек по существу оставался в настоящем: отличия прошлых эпох от настоящего его не интересовали, и он эти отличия не замечал. Теперь человек все больше стремится воспринять прошлые эпохи в их отличии от настоящего и тем самым как бы вырваться из настоящего в прошлое. Но такое путешествие во времени все равно всегда только иллюзия: человек остается в том же времени, и время остается для пего тем же. Возможно, однако, не иллюзорное путешествие во времени: осознание представлений о времени, отличных от наших, осознание другого восприятия времени.
Очень обобщая, можно сказать, что отличие представлений о времени в сагах об исландцах от наших современных представлений в этой области заключается в большем единстве, отсутствии раздвоения, противоречия, разрыва[34].
Если события, описываемые в литературном произведении, осознаются как художественное обобщение или вымысел, то уже тем самым они выносятся за рамки реального, исторического времени или того общего потока времени, в котором мыслятся все события, действительно происшедшие в прошлом. События всякого романа из современной жизни хотя и описываются в прошедшем времени, мыслятся вовсе не в историческом прошлом, а в некоем условном, фиктивном, художественном или литературном времени. Это литературное время как бы параллельно реальному, историческому времени, и оно само — художественное обобщение, вымысел. Именно потому такие романы и осознаются как описывающие современность. Литературное время — это создание автора литературного произведения. Он изображает протекание этого времени, располагает в нем события и компонует его в соответствии с общим замыслом своего произведения. В сущности и значение грамматических форм прошедшего времени в литературных произведениях отлично от их значения в действительной жизни или в исторических сочинениях. Такие формы прошедшего времени относят действие к фиктивному прошлому с целью обобщения того, что на самом деле вовсе не прошлое.
Саги об исландцах подразумевают отсутствие разрыва между временем в жизни, реальным, историческим, и временем в литературе, нереальным, вымышленным. Все, описываемое в этих сагах, было синкретической правдой, т. е. принималось за действительно происшедшее в прошлом и тем самым относилось в реальное, историческое время. Прочность отнесенности к реальному историческому времени обеспечивалась в сагах об исландцах многим: упоминаемые в сагах люди были звеньями в генеалогических цепочках, ведущих в конечном счете в реальное настоящее; все события в сагах были привязаны к конкретным местностям Исландии; эти события были в конечном счете привязаны к важным историческим рубежам — заселению Исландии, принятию христианства, царствованию того или иного норвежского короля; события и лица, упоминаемые в сагах, были связаны перекрестными ссылками. Впрочем, в древнеисландских сагах вообще никогда не рассказывается о событиях, вынесенных за рамки общего исторического потока времени. Условного времени, параллельного реальному, историческому времени, в них вообще не бывает. Сага из современной жизни так же немыслима, как сага о будущем. Даже в так называемых сагах о древних временах, произведениях явно фантастических, действие не столько выносится за рамки исторического времени, сколько относится на его периферию: события, описываемые в этих сагах, осознаются как происшедшие очень далеко во времени, а часто и в пространстве.
В современном романе — будь то роман из современной жизни, исторический роман из жизни любой эпохи или даже фантастический роман из жизни будущего — события могут трактоваться в принципе в той же манере, т. е. с большим или меньшим драматизмом, реализмом и т. д., так как во всех разновидностях романа действие мыслится как происходящее в условном литературном времени, параллельном историческому времени. Между тем для древнеисландских саг характерно, что определенная трактовка того, о чем повествуется, полностью обусловлена тем, когда произошло то, о чем повествуется. С точки зрения современного литературоведения, Сага о Стурлунгах и другие саги о событиях XII–XIII вв., саги об исландцах, т. е. саги о событиях Х–XI вв., и саги о древних временах, т. е. саги о событиях до X в., — это три различных жанра. Для каждой из этих трех разновидностей саг характерна специфическая манера, грубо говоря, — протокольно-натуралистическая, драматико-реалистическая и авантюрно-сказочная. Но с точки зрения исландца XIII в. все эти произведения были просто сагами. Ведь современные названия трех разновидностей саг возникли позднее. Различным осознавалось только время, в которое произошли события, описываемые в этих сагах. Время, таким образом, было хотя и единым, но как бы неоднородным на своем протяжении.