Брайон понял, что они не нападут, пока не будут уверены в том, что Лиг-магт мертв. Только сам Брайон знал, что нанес смертельный удар. И эти сомнения давали ему несколько спасительных мгновений.
— Лиг-магт без сознания, но вскоре придет в себя, — сказал Брайон, указывая на неподвижное тело.
Глаза наблюдателей машинально обратились к тому, на что он указывал, и Брайон начал медленно продвигаться к выходу.
— Я не хотел этого, но он вынудил меня, потому что не хотел слушать доводов разума. А теперь я должен показать вам кое-что еще — то, что, как я надеялся, мне не придется открывать…
Он говорил первое, что приходило в голову, пытаясь, насколько это возможно, отвлечь их внимание. Им должно казаться, что он просто пересекает комнату — именно это впечатление и нужно у них создать. Времени у него хватило даже на то, чтобы оправить одежду и стереть со лба пот. Он говорил — и медленно продвигался к коридору, ведущему из зала.
Он успел одолеть уже половину пути, когда чары рухнули и началась погоня. Один из магтов опустился на колени, коснулся тела Лиг-магта и выкрикнул только одно слово:
— Мертв!
Брайон одним прыжком подлетел к выходу из зала и нырнул в коридор. В стену рядом с выходом ударило сразу несколько зарядов, выпущенных из духовых трубок. Брайон стремительно завернул за угол и понесся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Магты гнались за ним — молчаливая свора, несущая смерть. У него не было надежды оторваться от них — они нагоняли, хотя он напрягал все силы. Сейчас он мог рассчитывать только на свои ноги и удачу. Стоит ему оступиться на неровных ступенях — и все будет кончено.
Впереди кто-то стоял. Если бы женщина не поспешила, он был бы убит, но вместо того чтобы ударить, когда он пробегал мимо дверей, она с ножом в руках перегородила ему путь — и это была ее ошибка. Не замедляя бега, Брайон упал на руки, поднырнув под клинок, вскочил, сгреб ее в охапку и поднял.
Когда ее ноги отделились от пола, женщина закричала — первый человеческий звук, который Брайон услышал в этом адском муравейнике. Его преследователи были уже совсем близко — и тогда он со всей силой швырнул женщину в них. Магты повалились на пол, и Брайон получил несколько бесценных секунд, позволивших ему добраться до верха здания.
Должно быть, здесь были и другие лестницы и выходы, потому что перед Брайоном оказался еще один вооруженный магт.
Не останавливаясь на бегу, Брайон включил передатчик, прикрепленный к воротнику, и крикнул в него:
— Я попал в переделку! Вы можете…
Охранники в машине только этого и ждали. Прежде чем он успел закончить фразу, пуля впилась в тело магта, он развернулся и рухнул на камни, кровь фонтаном ударила из его плеча. Брайон проскочил мимо и бросился к тропе, ведущей вниз.
— Это я, не стреляйте! — крикнул он.
Должно быть, оба охранника использовали оптические прицелы, так как, пропустив Брайона, сразу же открыли огонь. Пули откалывали куски камня, отскакивая рикошетом от стен. Брайон не стал выяснять, рискнул ли кто-нибудь прорваться сквозь этот шквальный огонь, так как думал о том, как бы поскорее спуститься вниз. Охранникам внизу уже незачем было целиться, и они продолжали поливать верх башни потоками смертоносного металла.
— Не… стрелять! — выдохнул Брайон на бегу.
Водитель ему достался действительно хороший — он невероятно точно все рассчитал, машина достигла подножия башни одновременно с Брайоном, и он прыгнул внутрь на ходу. Никаких приказов было уже не нужно. Он рухнул на сиденье, а вездеход развернулся, вздымая облака пыли, и на скорости направился к городу.
Высокий охранник осторожно вытащил маленькую заостренную стрелу, торчавшую из складок штанов Брайона. Открыл дверцу и с теми же предосторожностями выбросил ее в песок.
— Я знал, что эта штука вас не зацепила, — сказал он, — потому что вы еще живы. Они смазывают стрелы для духовых трубок ядом, который действует в течение двенадцати секунд. Повезло.
Повезло! Брайон только сейчас начал осознавать, насколько ему повезло — он сумел живым выбраться из этой ловушки. И не только живым: он добыл важные сведения. Теперь, когда он больше знал о магтах, само воспоминание о той легкомысленной самоуверенности, с которой он в одиночку и без оружия вошел в их башню, повергало его в дрожь. Мастерство и быстрота реакции спасли его, но без редкостной удачи это не помогло бы ему. Войти его заставило любопытство, а быстрота и дерзость помогли выбраться. Он был измотан и обессилен, но доволен и счастлив. Теперь его знания о магтах начинали складываться в теорию, которая могла объяснить их попытку расового самоубийства. Теперь нужно только время, чтобы теория оформилась…
Боль пронзила его руку, и он подпрыгнул от неожиданности, мгновенно утратив нить рассуждений. Охранник открыл аптечку и сейчас накладывал на его рану антисептик. Рана, нанесенная ножом Лиг-магта, была длинной, но неглубокой. Покуда охранник делал ему перевязку, Брайон дрожал от холода, и как только все было окончено, он поспешно натянул куртку. В кабине гудел кондиционер, успешно понижавший температуру воздуха.
Никаких попыток следовать за машиной не было. Когда черная башня скрылась за горизонтом, охранники расслабились и принялись хвастаться друг перед другом меткостью. Вся их враждебность по отношению к Брайону растаяла без следа, они только что не улыбались ему. Он был первым, кто предоставил им возможность пустить в дело оружие с тех пор, как они попали на эту планету.
Брайон не заметил, как пролетело время, так как всю дорогу размышлял над своей теорией. Теория была совершенно ошеломляющей и в то же время единственной, объясняющей все факты. Он рассматривал ее со всех сторон, но не нашел ни одного изъяна. Возможно, они и были, но сам Брайон их не замечал, поэтому ему нужно было беспристрастное суждение, которое могло подтвердить или опровергнуть его выкладки. А на Дите был только один человек, достаточно квалифицированный, чтобы сделать это.
Когда он вошел, Леа работала в лаборатории, склонившись над слабеньким бинокулярным микроскопом, и разглядывала что-то маленькое, подрагивающее, лишенное конечностей. Заслышав шаги Брайона, Леа подняла глаза и тепло улыбнулась. Боль и усталость оставили след на ее осунувшемся лице. Кожа, покрытая мазью от ожогов, кое-где потрескалась, а местами напоминала тонкую пенку, образующуюся на закипающем молоке.
— Должно быть, я кошмарно выгляжу, — сказала она, касаясь щеки тыльной стороной ладони. — Похожа на хорошо промасленный, но непрожаренный кусок отбивной.
Внезапно она взяла его руку в свои. Ладошки у нее были теплыми и слегка влажными.
— Спасибо, Брайон, — вот и все, что она сказала. То общество на Земле, в котором она жила, было высокоцивилизованным, и она была приучена обсуждать любую тему без излишних эмоций и стеснительности. Но вот поблагодарить человека за спасение собственной жизни ей было тяжело. Как ни пытайся сформулировать, все равно получается какая-то сцена из старомодной пьесы. Однако и без слов все было понятно.
Глаза у Леа были огромными, темными от расширившихся зрачков — ее буквально накачали лекарствами, чтобы она могла встать на ноги. Но эти глаза не лгали, как не лгали и ее чувства, которые ощущал Брайон. Он не ответил девушке — просто задержал ее руку в своей на несколько мгновений.
— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил он. Ему стало неловко от воспоминания о том, что именно он приказал поднять ее с больничной койки в кратчайшие сроки.
— Я должна чувствовать себя ужасно, — ответила она, беспечно взмахнув рукой. — А на самом деле как на крыльях летаю — так меня накачали лекарствами и стимуляторами. Похоже, все нервы у меня в ногах просто отключились — я хожу как на двух надутых шарах. Спасибо, что ты вытащил меня из этой кошмарной больницы и привлек к работе.
Брайону внезапно стало жаль, что он заставил ее так быстро подняться с постели.
— Не жалей! — сказала Леа, казалось, прочитав его мысли (на самом же деле она заметила на его лице виноватое выражение). — Я не чувствую боли. Честно. Правда, временами у меня в голове туманится, но больше ничего. И, в конце концов, я ведь прилетела сюда работать. Честно говоря… нет, я просто передать не могу, как все это увлекательно! Ради этого стоило поджариваться в пустыне!
Она снова повернулась к микроскопу, повертела колесико настройки:
— Бедняга Айхьель был прав, когда говорил, что эта планета потрясающе интересна с точки зрения экзобиологии. Вот это, например, гастропод, очень похожий на одостомию, но морфологические изменения, приспосабливающие его к паразитическому образу жизни, столь велики, что…
— Я припоминаю еще кое-что, — прервал Брайон эту лекцию, так как половины сказанного он все равно не понимал. — Разве Айхьель не выражал надежду, что ты будешь изучать и самих дитов, а не только окружение, в котором они живут? В конце концов, проблема в дитах, а не в местных формах жизни.
— Но я ведь и изучаю их! — настаивала Леа. — Диты достигли невероятно совершенной формы комменсализма. Они так прочно связаны с другими жизненными формами, что их можно изучать только вместе с окружением. Я сомневаюсь, конечно, в том, что у них столько же внешних изменений, как и у этой маленькой одостомии, но уверена, что удастся обнаружить большое количество изменений нервной системы, позволяющих им адаптироваться к окружающей среде. И одна из этих причин, может быть, как раз и объяснит нам их стремление к всепланетному самоубийству.
— Может, это и правда, но я так не думаю, — сказал Брайон. — Сегодня утром я отправился в небольшую экспедицию и выяснил то, что может оказаться гораздо более важным.
Только сейчас Леа заметила его слегка потрепанный вид.
— Я ходил в гости, — начал Брайон, предваряя ее невысказанный вопрос. — магта ответственны за все эти проблемы, и мне нужно было увидеть их вблизи, прежде чем принимать какие-то решения. Это было не слишком приятно, но зато я выяснил все, что хотел узнать. Они ни в чем не похожи на нормальных дитов. Я сравнивал их. Я говорил с Улвом — с тем дитом, который спас нас в пустыне, — и я его понимаю.