Двое набросились на Брайона одновременно, но для него это не имело никакого значения. Первый умер мгновенно, когда руки, подобные стальным захватам, сжали его шею и одним движением разорвали сонную артерию. У второго было время на то, чтобы вскрикнуть, но умер он так же быстро — Брайон попросту придушил его.
Пригибаясь к земле, Брайон быстро пробежал вокруг места схватки с револьвером на изготовку. Однако больше никого не обнаружил. Только когда он коснулся теплой нежной кожи Леа, гнев и ярость отпустили его. Внезапно он ощутил боль и усталость, осознал, что пот течет с него ручьями, а дыхание клокочет в горле так, будто сейчас он задохнется. Брайон упрятал револьвер в кобуру и пробежал чуткими пальцами по голове Леа, нащупав на виске набухающий ушиб. Грудь Леа вздымалась в спокойном ровном дыхании. Должно быть, при падении она ударилась головой. Несомненно, эта случайность спасла ей жизнь.
Мгновенно опустившись на песок, Брайон позволил себе расслабиться, глубоко дыша. Вскоре ему стало лучше — только горло все еще болело. Ощупав шею, он обнаружил тонкую веревку, к которой был привязан какой-то шишковатый предмет. С другой стороны тоже висело что-то тяжелое, а от этих двух предметов и протянулась ниточка боли, опоясывающая горло. Когда Брайон потянул за оба предмета, в его руках оказалась удавка, сплетенная из каких-то волокон, прочных, как тонкая металлическая струна. Когда ее пытались затянуть вокруг шеи Брайона, она рассекла кожу и впилась в плоть — по счастью, неглубоко: разрезать тренированные шейные мышцы оказалось тяжелее. Брайон отшвырнул удавку в темноту.
Теперь он снова мог размышлять и прилагал все усилия к тому, чтобы не думать об убитых им людях. Зная, что это бессмысленно, он все же пошел к телу Айхьеля. Одного прикосновения к обожженной плоти было довольно.
Позади застонала, приходя в себя, Леа. Брайон поспешил к вездеходу, переступив через опаленное тело подле дверцы. С сиденья свешивалось тело водителя, убитого, должно быть, с помощью той же удавки, которая рассекла шею Брайона. Он осторожно положил тело на песок: глаза мертвеца смотрели на него с навеки застывшим в них ужасом, и Брайон опустил ему веки. В вездеходе отыскалась фляга, и он поспешил с ней к Леа.
— Голова… я ударилась головой… — полуобморочным голосом проговорила девушка.
— Это просто синяк, — уверил ее Брайон. — Выпей немного воды, и тебе станет полегче. Ляг. Пока что все закончилось, ты можешь отдохнуть.
— Айхьель умер! — внезапно вскрикнула Леа, потрясенная внезапным воспоминанием. — Его убили! Что происходит?
Она напряглась, попыталась подняться, и Брайону пришлось заставить ее лечь.
— Я тебе все сейчас расскажу, только не пытайся пока встать. На нас напали, убили не только Айхьеля, но и Вайона, и водителя вездехода. Нападавших было трое, они тоже мертвы. Не думаю, что здесь есть еще кто-нибудь, но, если и есть, я услышу их приближение. Сейчас мы немного подождем, пока тебе не станет получше, а потом уедем отсюда на вездеходе.
— Посади корабль!.. — в голосе девушки прозвучала визгливая истерическая нотка. — Мы не можем оставаться здесь одни. Мы не знаем даже, что делать. Айхьель умер, и теперь у нас ничего не выйдет. Нам надо выбраться…
Есть вещи, которые, как бы осторожно их ни высказывали, все равно вызывают шок. И то, что собирался сказать сейчас Брайон, было как раз из таких вещей.
— Извини, Леа, но мы не можем добраться до корабля. Айхьеля убили из ионной винтовки, и пульт управления расплавился. Сейчас это просто кусок металла. Нам придется взять этот вездеход и доехать до города. Попробуй встать — я тебе помогу.
Леа молча поднялась. Когда они побрели к вездеходу, над горами за их спиной взошла красноватая луна. В ее свете Брайон разглядел черную полосу, рассекавшую приборную панель вездехода, и внезапно остановился.
— В чем дело? — спросила Леа.
Моторный отсек вездехода был вскрыт, и означать это могло только одно. Брайон поднял крышку, заранее зная, что он там увидит. Нападавшие действовали быстро и решительно. В тот небольшой отрезок времени, который был им отпущен, они прикончили не только водителя, но и саму машину. Ржаво-красный свет луны освещал порванные провода и разомкнутые контакты. Починить все это было невозможно.
— Думаю, нам придется идти пешком, — сообщил девушке Брайон, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком мрачно. — Мы сейчас примерно в ста пятидесяти километрах от города Ховедстад. Нужно суметь…
— Мы умрем. Мы никуда не можем идти. Вся эта планета — одна большая ловушка. Давай вернемся на корабль!
Голос девушки дрожал, видно было, что она на грани истерики.
Брайон не пытался убедить ее, он вообще не стал ничего объяснять. У нее, судя по всему, было сотрясение мозга. Он заставил Леа сесть и отдохнуть, покуда сам готовился — насколько это было возможно — к предстоящей дальней дороге.
Сперва одежда. С каждой минутой в пустыне становилось все холоднее — песок остывал после дневного жара. Леа уже начала дрожать от холода, а потому Брайон извлек из ее чемодана несколько теплых вещей и заставил ее натянуть все это на себя поверх тонкой туники. Больше, в общем-то, и брать было нечего — разве что фляжку из вездехода да аптечку для оказания первой помощи, которую он отыскал там же. Не было ни карты, ни радио. Ориентироваться в этой пустыне можно было исключительно по компасу. Вездеход, разумеется, был оснащен электрическим гирокомпасом, однако теперь пользы от этого устройства не было никакой. Брайон только воспользовался им, чтобы определить, в каком направлении находится Ховедстад (насколько он помнил местоположение города по карте), и обнаружил, что именно в этом направлении идет след вездехода. Значит, машина прибыла прямо из города, и они могут найти дорогу, идя по ее следу.
Время уходило. Брайону хотелось похоронить Айхьеля и людей из вездехода, но ночные часы были слишком драгоценны, чтобы тратить их на это. Поэтому он только затащил все три тела в вездеход, чтобы защитить их от дитских зверей, которые могли бы пожелать полакомиться мертвечиной, запер дверцу и зашвырнул ключ подальше во тьму. Леа за это время успела задремать неспокойным сном, и он легонько тряхнул девушку за плечо.
— Идем, — сказал ей Брайон. — Нам предстоит небольшая прогулка.
Глава 7
Воздух был прохладен, и по слежавшемуся песку идти было бы легко, если бы не Леа. Должно быть, сотрясение мозга сказывалось. Она шла, спотыкаясь, словно в бреду, и все время бормотала о самых мрачных страхах, таившихся в ее душе, о том, что они заблудятся, никогда не найдут город, умрут от жажды, холода, жары или голода. С этими страхами смешивались и переплетались страхи из прошлого, все еще таившиеся в ее подсознании. Некоторые из них Брайон мог понять, хотя и пытался не слушать бормотание Леа. Страх провалиться на зачете, не получить самую высокую оценку, отстать, страх одинокой женщины в мире мужчин, страх вылететь из школы, стать бездомной бродяжкой, одной из тех, кто отчаянно борется за выживание в многолюдных городах-государствах Земли…
Брайон остановился и взял девушку на руки. Со вздохом она прижалась к его широкой груди и почти мгновенно уснула. Даже обремененный этим дополнительным грузом, он двигался теперь гораздо быстрее. Брайон перешел на самый скорый свой шаг, стараясь пройти как можно больше за оставшиеся ночные часы.
Перед ним оказалась полоса гравия и камня, и здесь Брайон потерял след вездехода. Он не стал его разыскивать. Всю дорогу он наблюдал за звездами и теперь достаточно хорошо представлял себе, где находится север. Полярной звезды в небе Дита не было, но прямоугольник какого-то созвездия явно поворачивался вокруг невидимой точки полюса. Идя так, чтобы эта точка была у него за левым плечом, Брайон мог не сомневаться в том, что движется в верном, западном направлении.
Когда его руки начали уставать, он бережно опустил спящую Леа на землю. Потянувшись и разминая мышцы, прежде чем снова поднять свою ношу, Брайон внезапно ощутил чудовищную пустоту этой пустыни. Он был поражен. Тьма и тишина царили вокруг — только облачко пара от его дыхания нарушало недвижный покой. Как далеко он был от своего дома, от своего народа, от своего мира! Даже созвездия в ночном небе были иными. Он привык быть один, но это одиночество пробуждало в его душе какие-то древние инстинкты, и дрожь, причиной которой был вовсе не холод, пробежала по его спине, так что даже волоски на его шее поднялись дыбом.
Пора было двигаться. Он постарался отогнать мрачные мысли. Осторожно завернул Леа в свою куртку и привязал ее на спину, освободив руки: так идти стало легче. Гравий сменился дюнами, барханами сыпучего песка. Они, как морские волны, казалось, будут тянуться вечно. Подниматься по ним было мучительно, ноги вязли в песке, и не менее мучительным оказывался спуск в ложбину между двумя дюнами, заполненную непроглядным мраком.
Когда небо на востоке начало еле заметно светлеть, Брайон остановился, чтобы определить направление движения прежде, чем угаснут звезды. Он провел на песке одну линию в направлении на север, а вторую — в направлении их движения, потом прополоскал рот глотком воды и сел на песок рядом с неподвижным телом девушки.
Холодные огненные лучи полоснули по небу, стирая с небосклона звезды. Зрелище было настолько великолепным, что Брайон даже забыл об усталости. Должен быть какой-то способ сохранить эту красоту. Пожалуй, лучше всего здесь подойдет четверостишие-катрена, достаточно краткое, чтобы запомнить его, но требующее определенного труда, чтобы вместить в него все ощущения. На Двадцатых он достиг достаточно большого успеха в сложении четверостиший. Это будет совершенно особенным. Нужно будет передать экземпляр Таинду, его наставнику в поэзии.
— Что ты там бормочешь? — спросила Леа, поднимая взгляд на его профиль, казавшийся черным на фоне алого восхода.
— Стихи, — ответил он. — Тише. Минутку.
Для Леа это оказалось слишком после всех опасностей и чудовищного напряжения ночи. Она рассмеялась. Когда он, нахмурившись, взглянул на нее, девушка захохотала еще громче и истеричнее.